Какими были дамы семнадцатого века?
Нам сразу же представляются кружева, фижмы, локоны - и, во всеоружии, вперёд! Охотиться на короля, принца, придворного маркиза... на худой конец, на провинциального графа. А потому, что так в кино и в романах.
И ничего - то кино и романы не хотят рассказать о женщинах, живших тогда... ну прямо как сегодня: учились, получали основательную профессию, работали. Случалось - становились единственной опорой семьи, одни поднимали детей. И при этом - добивались признания в искусстве, в науке...
Да разве такие были?!
Мария Сибилла Мериан - учёный - естествоиспытатель, энтомолог. Путешественница. И самобытная художница.
Отец Марии Сибиллы, художник и гравёр, владелец небольшой типографии во Франкфурте, умер, когда девочке было всего три года, но семья удержалась на плаву: мать не позволила себе опустить руки.
Строгая, очень религиозная, и очень практичная, она освоила ремесло, тогдашней Европе ещё незнакомое: изготовление шёлка!
В огромном сарае на полках тысячи гусениц тутового шелкопряда с хрустом жевали листья шелковицы - а обязанностью девочки было подкладывать им еду, собирать коконы - и сортировать их по величине.
Никто тогда особо не интересовался насекомыми - "твари, созданные дьяволом на досаду людям". Но Мария Сибилла любовалась яркой окраской разных гусениц. Собирала в саду, у старой крепости, приносила в сарай...
Так интересно было наблюдать, как гусеница окукливается - обматывается ниточками, обрастает "ракушкой"... она и в самом деле похожа на куколку - спелёнутого младенца. Из пелёнок торчат одни глаза - коричневые точки!
Но придёт время - кокон треснет, и червячок, неуклюжий, словно мокрый, выберется, соберётся с силами - и... расправит крылья. Как паруса. Обыкновенное чудо!
Мария Сибилла пыталась зарисовывать то, что видела.
К счастью, мать снова вышла замуж, и снова за художника.
Отчим и заметил юное дарование - стал учить всерьёз. Акварель, гравюра на меди, офорт... снова заработал старый отцовский печатный станок - с одного листа меди можно получить сколько угодно отпечатков, только успевай - раскрашивай!
Матери всё это не очень нравилось: мальчишечье какое - то воспитание. Первейшая добродетель женщины - терпение, а ничто его так не воспитывает, как вышивание!
Вышивать Мария Сибилла научилась очень хорошо, но только по собственным рисункам - никогда не копировала чужие. И всё же рисование нравилось ей гораздо более. Вот если бы придумать такие краски, чтобы не вышивать по ткани, а прямо рисовать!
Способность себя прокормить - это то, что вывезла Мария Сибилла из родного дома, когда в семнадцать лет вышла замуж (тоже за художника!) и перебралась с мужем в другой город. В Нюрнберг.
Муж зависел от заказов: то есть, то нет. И Мария Сибилла поняла, что зарабатывать придётся самой. Пусть немного - но постоянно.
Повезло: увидев её офорты, нюрнбергские дамы заказали ей альбомы вышивок. Три роскошных "Альбома цветов" выдержали несколько изданий - теперь можно было забыть о подёнщине, и заняться экспериментированием: составлением нелиняющих красителей.
Уже через два года юная женщина осуществила свою мечту: теперь она не вышивала, а рисовала на ткани цветы, бабочек, прозрачных стрекоз, жуков, сверкающих, как драгоценные камешки...
Скатерти и обои, экраны для каминов и веера... Декоративно - прикладное искусство принесло признание, но... это было всё же не то признание, о котором мечтала Мария Сибилла.
И в 27 лет художница издаёт альбом своих натуралистических рисунков, часть из которых была сделана ещё во Франкфурте: "Книгу о гусеницах". С подробными рассказами о своих наблюдениях.
Научный мир был потрясён: совершенно новое направление...
Нет, конечно, такое явление, как "метамарфозис" было известно, о нём писал ещё Аристотель, но с тех пор никому не приходило в голову пересчитать, сколько ног у мухи (Аристотель насчитал восемь). А тут - женщина сумела не просто увидеть, не просто рассказать, но наглядно показать миру, КАК всё это происходит? И фрау уверяет, что у неё нет никакого систематического образования?!
Недостаток образования Мария Сибилла чувствовала и сама, но никакие университеты женщин не принимали.
Долгий бракоразводный процесс и возвращение фамилии отца - женщину не смутило то, что никакого, даже формального мужского "плеча" у неё больше не будет. Более того, она забрала к себе и свою вторично овдовевшую мать, и с двумя дочками и с матерью перебралась в Голландию, в замок Вальта, в протестантскую общину Лабадистов.
Внезапная вспышка религиозности?
Нет, община привлекла моральными установками и образом жизни: здесь полагалось жить трудами рук своих, исключалось неравенство, порицались "суётные излишества", вроде роскошной одежды. Зато поощрялось образование! Отличная библиотека - и время, свободное от организации быта: общая кухня, огород, прачечная. Общие трапезы в столовой.
И годы, прожитые в общине, Мария Сибилла использовала для получения знаний. Знакомится с голландскими учёными, рассматривает их собрания, анатомические коллекции Рюйша. Микроскоп Левенгука открывает ей мир, невидимый простому глазу... И всё это ещё только ждало своих исследователей!
А от заказов не было отбоя: ведь в Голландии декоративную живопись ценили ещё больше, чем в Германии!
Владелец замка, Корнелис ван Соммелсдейк, был губернатором нидерландской колонии Суринам. Заокеанского тропического рая, Европе ещё совершенно неизвестного. Какие же там должны быть "неведомы зверушки"...
В пятьдесят два года, когда для многих "жизнь позади", для Марии Сибиллы было всё впереди! Взяв с собой старшую дочь Доротею, она отправляется за океан. В Суринам.
***
Голландские колонисты чувствовали себя в Суринаме очень неуютно: не знаешь, когда и в кого прилетит из сплошных джунглей отравленная стрела. Никто и не пытался налаживать контакты с местным населением: что возьмёшь с голых краснокожих дикарей?
Вот почему местная администрация с самого начала отказала вроу Мериан в какой бы то ни было помощи. Даже объяснения, что она прибыла сюда с научными целями, не приняли всерьёз.
Отступила? Как бы ни так!
Вооружившись лишь бумагой, кистями и красками, Мария Сибилла отправилась в лес. На поиски "ужасного местного населения". На два столетия предварив подвиг Миклухо - Маклая.
По пути сделала несколько рисунков - орхидеи. Странные цветы с "воздушными" корнями.
Трудно сказать, что больше поразило индейцев: храбрая белая женщина или орхидеи, "переселившиеся" на бумагу. Краски им были известны, но рисовали здесь только орнаменты.
И Мария Сибилла поселилась в индейском посёлке. Часами индейцы наблюдали, как "переселяются и замирают" бабочки, цикады, птицы - ибисы, ящерицы...
И помогали: старались удивить, добывая самых интересных, самых редких жуков и бабочек. И уверяли, что это ещё не чудеса: настоящие чудеса - в дебрях! Ведь звери не подходят близко к человеческому жилью.
И на плоскодонной пироге Мария Сибилла отправляется туда, куда решался не каждый индейский охотник: к истокам рек. Движущая сила учёного - любопытство!
И первой из европейцев увидела тапира - "маленького слона" с коротеньким хоботом. Встречались кайманы, проплыла шестиметровая анаконда. А обезьяны, а попугаи!
И какая досада, что всего - навсего через два года исследования пришлось свернуть - и возвращаться: стало подводить здоровье. Тропическая лихорадка оказалась единственным настоящим неприятелем.
***
Амстердам встречал Марию Сибиллу Мериан как национальную героиню. Вся столица украшена флагами, а для её коллекций и выставок подготовлен самый большой зал. Триумф... а между тем, только чтобы разобрать и описать всё привезённое, нужны были годы! Уже в пути Мария Сибилла начала новую книгу: "Метаморфозы суринамских насекомых". Она и станет лучшим трудом по энтомологии не только семнадцатого, но и наступающего восемнадцатого века.
И рисунки. Тысячи рисунков. Только в её личном дневнике, названном ею просто "Studienbuch" (учебная книга), который она вела она вела с 13 до 53 лет, 317 акварелей!
***
Несколько лет спустя, на рубеже 1716 - 1717 года, русский царь Пётр Первый выразил желание познакомиться с Марией Сибиллой. И не просто познакомиться, а пригласить жить и работать в новорожденный Петербург, в будущую Академию Наук.
Чуть - чуть опоздал: умерла...
Тогда Пётр скупил для Академии всё, что не разошлось по частным коллекциям (до тысячи рисунков, в том числе суринамскую серию), и пригласил дочь вроу Мериан, Доротею. Ту самую, что работала вместе с матерью в Суринаме.
Дочь оказалась такой же решительной: вместе с мужем, художником Георгом Гзелем, отправилась туда где, по слухам, белые медведи по улицам бегают. И многие годы они проработали в Петербурге, обучив целое поколение русских художников.
Сегодня четыре страны считают Марию Сибиллу Мериан "своей": отец - швейцарец, мать - немка, работала в Германии, Голландии, Суринаме.
А в сериалах - романах так и не увековечена.