Здравствуйте, дорогие читатели. Приветствую на канале «Человек с бульвара капуцинок». Здесь я буду не просто писать о любимых фильмах, но попытаюсь выяснить – как минимум для себя, но, возможно, и для вас, с помощью каких заклинаний и зелий рождается пресловутая магия кино. Мне как любителю и совершеннейшему сквибу в синема-вселенной кажется настоящим колдовством умение превращать движущиеся картинки в целый мир. Я сейчас говорю не столько о технической составляющей: самые навороченные спецэффекты, самые изощренные сценарные, операторские, режиссерские и актерские приемы без волшебства – просто довольно нудный аттракцион, обманка. А вот где прячется это самое волшебство – будем искать.
Сегодня я хотел бы поделиться одним из блестящих примеров советского неореализма – фильмом «Застава Ильича» Марлена Хуциева.
Однажды где-то на просторах Сети я вычитал, что нынешнюю молодежь будто бы никакими кнутами и пряниками не заставишь смотреть черно-белое кино. Не знаю, этим ли тезисом руководствуются граждане, упорно раскрашивающие советскую монохромную классику, добиваясь порой самых нелепых результатов вроде «17 мгновений весны». По мне так это не ч/б устарело для современного зрителя, а само подобное заблуждение. Так могли искренне считать в 70-х, но не сегодня, когда даже помпезную мейнстримовую «Лигу справедливости» Зак Снайдер перевыпускает в монохроме, а «Оскары» достаются и вовсе немым фильмам («Артист»).
Для меня куда более важным фактором почему-то оказывается название фильма. Вот ей-богу, не посмотри я в свое время хуциевский «Июльский дождь» (о нем речь впереди), то и на пушечный выстрел не стал бы приближаться к «Заставе Ильича». Засело в голове, что так может называться только какая-то революционная агитка – в крайнем случае духоподъемная производственная драма.
Все оказалось практически с точностью до наоборот. Трехчасовая лента о вроде бы бесцельных шатаниях трех друзей по Москве рубежа 50-х – 60-х годов стала одним из главных манифестов оттепельного кино и нашей «новой волны». У режиссера получился неспешный, наполненный мелкими обыденными деталями срез жизни столичной молодежи – тут и прогулки по пустым улицам, и случайные знакомства, и паломничество в Музей ИЗО имени Пушкина, и, конечно, поэтические концерты в Политехническом. Кстати постоянно тиражируемые в разных документалках кадры выступлений юных Евтушенко, Вознесенского, Ахмадуллиной в переполненном зале – не что иное как нарезка из «Заставы Ильича».
Картина Хуциева далека как от операторских изысков оператора Сергея Урусевского в магистральном оттепельном фильме Калатозова «Летят журавли» (1957), так и от монументальной проблематики «Девяти дней одного года» Ромма (1961). В «Заставе Ильича» все как будто размыто – юноши и девушки идут непонятно куда, неспешные диалоги на произвольные темы ведут непонятно к чему. Героев окружает обыденность, и в ней они никак не могут найти себе места. Вернувшийся из армии к матери и сестре в коммуналку на Заставе Ильича Сергей (Валентин Попов) влюбляется в девушку явно чуждого ему круга «золотой молодежи» Аню (Марианна Вертинская). Бонвиван Коля (Николай Губенко) теряет почву под ногами, когда начальник на работе пытается завербовать его в сексоты. Внезапный семьянин Слава (Станислав Любшин) то и дело забывает о жене с маленьким ребенком и срывается куда-то с приятелями. И во всем этом быте, в бедных застольях, в одиноких блужданиях и поездках на трамвае разлита такая поэзия, что фильм смотрится, как одно большое стихотворение. Стихи, кстати, звучат здесь постоянно – и за кадром, и в кадре – в диапазоне от Пушкина до Евтушенко.
Само собой, высокое начальство работу не оценило. Ругали за безыдейность, а сцену вербовки в доносчики забраковали категорически. Картину велели сократить, а многие сцены полностью переснять. Забавно: пока Хуциев маялся с пересъемками, в прокат вышел фильм «Я шагаю по Москве» Георгия Данелии (1963) – сценарий к нему, как и к «Заставе Ильича», написал Геннадий Шпаликов. Картина чем-то неуловимо похожая, но куда более легкая, даже чуток легкомысленная, компактная, бойкая и забавная. Не знаю, может быть, отчасти поэтому смешной и грустный долгострой Хуциева, вышедший на экраны год спустя обкромсанным и даже сменившим название на «Мне двадцать лет», оказался несколько в тени, хоть и был в итоге оценен по достоинству.
Кстати о названии – кто-то писал, что его заменой чиновники вроде как заставили Хуциева расписаться в собственной творческой незрелости. Тут и правда что-то вроде намека, ведь главным героям уже за 20, а самому Марлену Мартыновичу в 64-м было 39. Единственный, кто примерно подходит – погибший на фронте отец Сергея. Он является сыну в конце фильма, но не в силах посоветовать тому, как быть дальше. Все потому, что на момент гибели ему был всего 21 год, а Сергею уже 23.
Тем, кто видел Хуциева только почтенным старцем и заслуженным патриархом российского кино, думаю, интересно было бы посмотреть сквозь «Заставу Ильича» на молодого и дерзкого режиссера, в духе «новой волны» перенесшего на экран пронзительную поэзию быта, сплетающего из недомолвок и полутонов картину поколения, для которого война – пусть и близкое, но уже эхо. Поколения, не желающего жить прошлым. Но и не решающегося задать себе вопрос, каким оно себя видит в будущем, и мечущегося между размытыми идеалами и не особенно радостной повседневностью.
