Моя мать учила меня пути, когда я не ведал, куда идти, но считал по-детски до десяти. И взамен награды
мне сияли в небе двенадцать лун по числу дорог, что укрыл валун, по числу непозванных мной к столу, хотя было надо.
Мой отец учил меня голосам, необычным сказкам, ночным лесам. Говорил — науку освоил сам, не гнушался чаркой, а упрямый, вредный — не передать.
И когда кивал я деревьям — "да", то моя тринадцатая звезда загоралась ярко.
Приходило чудо ко мне само.
При таких-то вводных кем стать я мог? Я поставил крестик, печать, клеймо на мещанском быте
и пошёл, зелёный как летний куст. Пил вино, не смея роптать на вкус, узнавая правду из первых уст, доверяя прыти
переулков, тропок, морских узлов. Непричёсан, беден, зато здоров, иногда на рынке сбывал улов, отдыхал на сене,
забирался в дебри стальных вершин и не знал: я демон, кудесник, ши? Ничего, конечно же, не решил и пришёл на север,
неразумным мелким щенком скуля, во владения снежного короля, что стоял торжественно у руля самоходных санок.
Он сказал: я ждал тебя сотню лет, пока ветер жадно глодал скелет, пока плёл шаман костяной браслет, частокол вязанок.
И мело в апреле, как в январе, и стояли боги Гиперборей — пассажиры, что ожидали рейс — у большого трапа
Погостив чуток, я сказал: изволь, у тебя здесь холодно, мой король, у тебя здесь лижут олени соль — и побрёл на запад.
Там янтарный рыцарь меня встречал. Там русалка, тонкая как свеча, забывала с морем беду-печаль, и чего ей злиться,
если волнам попросту нет числа. А у пирса плещется камбала, и маяк — он старый, в нём зеркала, механизмы, линзы.
Только даль беспарусна и пуста. Я сидел Ионой внутри кита. Я сидел на камне и мог им стать, но не стал, по счастью:
мне пора, мой рыцарь, попутал бес. Поспешил от этих свинцовых месс. И кричали чайки, срываясь с мест, и дрожали снасти.
Был восточный шах и рахат-лукум. Спи, багдадский вор, на твоём веку хватит сказок магу и дураку, хватит роз и дыни.
А на юге — пекло да яд гюрзы. Проверяли дэвы на мне басы. Танцевал нефритовый джинн босым по углям пустыни.
Застывал прохожий с открытым ртом. И я знаю — где-то он есть, мой дом. Может, угол в древнем лесу седом, синий мох, мицелий.
Может, дом для книг, для вещей, для кед?
Дом — не крыша, стены и не паркет. Только свет в окошке, как в маяке. Я почти у цели.
Я вернусь, когда заслужу покой. Я пойму, наверно, кто я такой. И обнимет вечность меня рукой и предложит ужин.
Может, будут велик, и дуб, и сад. А когда меня позовёт пассат, я скажу, что маленький адресат очень дому нужен.