— София, не желаете поделиться своей историей? Чувствами? — мягкий женский голос заставляет меня поднять голову, которую я уже четверть часа поддерживаю руками, упертыми в ноги, запустив пальцы в волосы.
Поднимаю взгляд и медленно осматриваю людей, сидящих по кругу. За последние две недели они стали мне достаточно близкими, чтобы, наконец, открыться.
Каждый из них по очереди делился переживаниями, выливал всю боль, накопившуюся в душе. Я видела, как светлеют лица, как им становится легче, и укреплялась в мысли: сеансы групповой психотерапии при больнице, где находится Клим — отличная идея для меня.
Я тут, поскольку приближаться к его палате мне нельзя. Какой бы безумной ни была голова в те дни, здравый смысл говорил: коллега по работе не может просто так врываться в комнату и лить слезы отчаяния, не вызывая при этом подозрений.
Я находилась рядом с ним, насколько возможно. Медсестра в больнице, моя близкая подруга, буквально за руку привела меня в эту просторную комнату, где собирались родственники тех, кто проходит лечение.
Проговаривать боль вслух многие находят полезным и освобождающим. Я слышала на протяжении двух недель, как открывают сердце другие присутствующие, хотя сама едва ли находила смелость озвучить мысли, мучившие меня. Бросала вслух обрывки бессвязных фраз, не в силах выстроить полноценный рассказ. До сегодняшнего дня.
— Любимый мужчина меня забыл. Я для него больше не существую, — чуть севшим голосом говорю я.
— В буквальном смысле забыл, не метафорически, — с губ срывается полуусмешка-полувсхлип. — Две недели назад он собирался… Мы должны были… Прекратить скрываться ото всех как пара подростков, собирались стать счастливыми. Он и я. Вместе. Но жизнь решила иначе. Он попал в аварию. Потерял память. Не знаю пока, насколько серьезно, в смысле, уже ясно — последние полгода точно стерты из его воспоминаний. Я не уверена, вспомнит ли он когда-либо обо мне, пусть даже и как о хорошем товарище по работе.
— Ты ходила к нему? Навещала? — спрашивает психолог-руководитель группы.
Я отрицательно качаю головой.
Не стоит говорить, что на самом деле я ходила к Климу. Одетая в медицинский халат, шапочку и маску, чтобы никто не узнал. С помощью подруги-медсестры я дважды прокрадывалась в палату ночью, целовала щеки Клима, прижималась губами к пальцам, осторожно гладила волосы. Уже зная о последствиях аварии, шепотом и отчаянно просила не забывать меня, не забывать… нас.
Увидеть Клима всего на каких-то полчаса, до того, как придет сменная медсестра, проверить его состояние... Когда в следующий раз у меня появится время, возможность?
— Нет, я не могу его навещать,— отвечаю и взгляд опускает в пол.
— Конечно, нелегко видеть любимого человека на больничной койке, в тяжелом состоянии. Но мы должны быть сильными в тяжелой ситуации за двоих, чтобы помочь им как можно скорее покинуть стены больницы и вернуться к обычной жизни, — психолог обращается ко всем сразу, но я чувствую ее взгляд на себе.
— Вы не понимаете… Юридически я для него — никто, коллега. У него жена, семья, а я… Я просто не тот человек, кого пригласят в больничную палату. На праздник, за общий стол, как товарища, который создает вместе с ним на работе нечто потрясающее, меня, конечно, зовут. Вместе с мужем, разумеется. Семьей. К другой семье. На праздник. Но когда к ним приходит беда, я лишняя.
Слышу, как справа от меня шумно и недовольно вздыхает женщина — пожалуй, она первой среди всех поняла, кто я...
Всего лишь любовница.
В комнате повисает неловкая тишина. Легко утешать мать, сестру, дочь, жену. Женщину, которая льет слезы по женатому мужчине, в первую очередь хочется осудить, пристыдить. Вряд ли кто-то видит и признаёт в ней искреннюю душу, которая никак не может помочь любимому мужчине.
Никто не понимает ее боль от невозможности держать его за руку сейчас, помогать восстанавливаться. Не займи я место этой женщины, скорее всего, я бы сказала ей: «Авария — знак судьбы. Нужно оставить в покое чужого мужа и идти налаживать отношения в собственной семье».
Я читаю этот совет в глазах каждого присутствующего, но могу ли следовать ему?
2,5 месяца спустя
В офис я приезжаю позже обычного, поскольку начало дня встретила у партнеров на презентации новой коллекции тканей. Из лифта выхожу с увесистой папкой образцов в одной руке и большим стаканчиком кофе в другой.
— София Игоревна, вы как раз вовремя! — приветствует меня секретарь в лобби. — Собрание в главном зале только-только началось.
Собрание? Что-то не припомню такого в сегодняшнем расписании. Не теряя времени на поход в кабинет, сворачиваю сразу в главный зал.
— А, Софи! — довольно улыбается генеральный и жестом приглашает меня скорее войти. — Раз все в сборе, самое время сообщить — на работу, наконец, возвращается Клим!
Я как раз закрываю дверь, поворачиваюсь к залу, когда директор произносит эти слова. Мне хватает доли секунды, чтобы встретиться взглядом с Климом и от волнения уронить полупустой стаканчик кофе на пол.
— Софи, ты в порядке? — учтиво спрашивает генеральный.
— Вот черт, — тихо бормочу себе под нос, пока поднимаю пустой стаканчик и осматриваю одежду: не осталось ли пятен. — Да, все отлично. Просто… Приятный сюрприз — видеть Клима в офисе.
— И вправду! Что ж, я надеюсь, вы поможете ему освоиться, введете в курс дел. Только не загружайте его сильно в первые же дни. Хорошо? Зять нужен нам дома живой.
Десять минут спустя собрание заканчивается, работники покидают зал. Только я так и стою на месте, словно приросла ногами к полу. Рядом со мной останавливается Дэн, наш маркетолог, и шепчет мне на ухо: «Почему не читаешь сообщения? Написал же тебе, предупредил — Клим здесь! Я подозревал, как будет трудно тебе взять себя в руки и хотел избавить хотя бы от впечатления внезапности.
— Если ты заметил, у меня обе руки заняты, — огрызаюсь, но тут же добавляю с мягкостью, — Спасибо за заботу. Ты хороший друг.
— Что верно, то верно, — самодовольно кивает Дэн. — И, как хороший друг, я буду ждать тебя у себя, чтобы обсудить вашу встречу.
Согласно киваю в ответ. Дэн уходит. Зал постепенно пустеет. Остаемся лишь мы с Климом.
Первой нарушаю тишину я: «Наверное, это самый часто задаваемый тебе вопрос сейчас, но… Ты меня помнишь?».
— София, — он улыбается и протягивает мне руку.
3,5 месяца назад
— Двойная жизнь отвратительна. Давай разведемся? — шепчет он.
12:00. Мы заложники кладовки загородного дома Клима. На работе прикрылись легендой: типа, поехали принимать объект. Что, впрочем, оказалось и не так уж далеко от правды. Мы голышом «принимали» новенький коттедж — его недавно подстроил Клим.
Постель и кухонный остров изумительны! Оставалось бы добраться до прикаминного дивана, когда послышался шум у ворот. Камеры наблюдения принесли неприятные новости — примчался тесть Клима, Тигран Ашотович.
От калитки тот устремился прямиком к дому, даже машину не припарковал в гараж. Мы схватили вещи, разбросанные по полу, и вихрем скрылись в кладовке.
Теперь ютимся тут.
Стоим обнявшись, тесно вжались друг в дружку.
— Хочу, чтобы ты стала моей насовсем. Немедленно поговори с мужем. Я расстанусь с Зарой. Прятки итак затянулись.
День возвращения Клима
— Давай еще и поцелуемся? — Клим отшатывается назад. — У нас же панибратство! Ничего не стоит начальника на «ты» назвать!
Он отступает несколько шагов, отстраивает границы между нами. Клим не любит никого подпускать близко в личное пространство. Ему нравится, когда собеседник на расстоянии вытянутой руки или того дальше.
— София Игоревна, — Клим морщит лоб, — Я ваш руководитель. Офис — не пивная, чтобы брататься. Сохраняйте субординацию.
Продолжение
—-—
Вы очень поддержите нас лайками, комментариями и репостами!
—-—