Из лесочка, увитого утренним туманом, Надя услышала, что её зовут. Она недоумённо остановилась. Сердце заволновалось прежде, чем она увидела зовущего - это был Ваня. Вот он вышел из-за дерева, ждёт, чтобы она подошла. Надя вела дочь в детский сад, оставалось каких-то сто метров.
— Машенька, подожди меня здесь, я быстро, - сказала она девочке и спустилась к Ване по хрустящей от инея траве.
— Здравствуй, Надя. Давненько не виделись. - с грустью улыбнулся Ваня. - Эти сплетники... ты знаешь. Можно поговорить с тобой?
Надя две недели не видела его тёплых глаз. Вскоре после их совместной поездки в бухту по посёлку расползлись немытые слухи и они решили не общаться до приезда Матвея. Пусть всё выяснится по-честному. Всё равно нигде не скрыться от вездесущих деревенских глаз.
— Конечно, Вань! - ресницы Нади затрепетали от волнения. - Ты не заболел? Исхудал будто.
— Нет, просто не выспался. Ой, там Маруся...
Надя оглянулась - дочь от скуки полезла чистыми сапожками в ноябрьскую грязь.
— Маша, стой! - Надя с мольбой обратилась к Ване,- подождёшь меня? Я быстро отведу её в сад.
Ваня кивнул. Когда она вернулась, его уже не было на прежнем месте. Она зашла поглубже в лесок. Где же он?
— Надь...
Пышный куст шиповника чуть шевельнулся, звякнув красными плодами в тишине. Местность была болотистая. Надя поспешила к Ване, и под её ногами хруснул первый ледок, скрытый кочками и сохлою травой.
— Испугал ты меня, подумала, ушёл.
— Там люди проходили. Не хотел быть замеченным.
Надя подступалась ближе, но Ваня пятился назад. Первый снег, редкий и мелкий, цеплялся за его воротник. Наде так хотелось сбить с него все эти холодные послания зимы, чтобы Ване было уютнее и теплее, но он отступал, не давался, словно не доверял. Да постой же ты! Ещё шаг... Но Ваня продолжал пятиться вокруг куста. Наконец Надя опомнилась, остановилась.
— Как ты?
— Бывало и лучше.
— Вань, я хотела сказать тебе, что ты зря... Что я...
— Не надо. Возможно, ты просто увлеклась, подзабыла его. Матвей... Ведь он у нас бравый красавчик со всеми козырями в руках! Родители гордятся им, девчонки вздыхают, а я всегда был непойми чем. Он вернётся и ты всё поймёшь, и то, что между нами, покажется тебе лишь блеклой тенью.
— Нет, Ваня, нет!
Она опять сделала шаг вперёд, а Ваня опять отступил, с отчаянием взглянув на подмороженные, напряжённые осины и кусты. Позади дерево с зияющим дуплом, Ваня упёрся в него и поморщился, словно в спину вонзился острый кол. Надя рядом, но ещё так далеко.
— Мне хорошо с тобой, как ни с кем. Ведь мы родные души, понимаешь? - её кругловатые, доверчивые глаза казались цвета изумрудов, а гладкие волосы посветлели от запутавшихся в них снежинок. - Ведь мы родные, Вань...
Надя протянула к нему руки. Ваня стоял неподвижно, потом взял их и приложил к своему лицу.
— Ты разбередила мне всю душу. С первого дня твоего приезда я потерял покой.
Он провёл ладонью по её щеке:
— Такой нежный румянец... - сказал Ваня и притянул Надю к себе.
И вот опять их гyбы в сантиметре друг от друга, и сладко, в предвкушении замирает молодое сердце, и чёрные ресницы Нади касаются его лица, и пoцeлуй, едва уловимый, успел таки случиться.
— Матвей приедет завтра.
— Завтра? - тупо повторила Надя и испуганно отстранилась.
— Да.
Ваня следил за ней горящим взглядом. Руки в карманах чёрного пальто. Надя спохватилась и, хмурясь, сбила все-все снежинки с его воротника.
— И пусть. И неважно. Я не стою перед выбором, понимаешь?
Серое небо в зелёных, потревоженных глазах. Нет, Надя, ты всё ещё стоишь на распутье.
— Не стою... Не стою... - шептала Надя, приближаясь.
Ваня пoцeлoвaл её. Пoцe лoвал cтpacтно, отчаянно, словно этого никогда после не случится, но от сладкого мёда на память оставался лишь горький привкус полыни на грешных губах.
Молодой человек оторвался:
— Нет, я не могу! Ведь он брат мне...
Захрустел лёд, шелестнули омepтвлённые травы - Ваня сбежал.
Весь рабочий день Надя была сама не своя. Она с трудом концентрировалась на пациентах и делала рассеянные записи в карточки.
— Простите, а при чём тут этот препарат? У меня же гипертония, а не рассеянный склероз, - удивилась пожилая женщина, когда Надя протянула ей выписанный рецепт, - У меня такое мать принимает! Я, вроде бы, не совсем ещё.
— Извините, ради Бога! - спохватилась Надя и спешно порвала рецепт, - я запуталась, в голове сегодня туман.
— Погода меняется, бывает, - ответила ей женщина, а, выходя, укоризненно покачала головой.
Приходила счастливая Светлана с младенцем. Прошло полтора месяца со дня, как они приняли роды! Малыш был пухлым, рослым и выглядел вполне счастливым. Плечико срослось, а гeмaтома благополучно рассосалась.
— Но нам, Надя, не до расслабления. Курчаева, та, что летом замуж вышла, тоже беременная ходит. - сказала Ксения, - обещала в ближайшее время встать на учёт.
Дома, затопив печь и приготовив ужин, Надя с дочкой вышла во двор. Над вечерними, растерявшими листья сопками, висела морось. Тянуло влагой, которая вот-вот должна была накрыть и посёлок. За дверью Антонина бранила своих детей. Ругалась она с увлечением, а потому безбожно.
Надя пребывала в полном смятении. Нет, она завтра же расставит с Матвеем все точки над "и". Он лжец, тpeпло! Хоть и такой красивый... Но Надю с некоторых пор перестала трогать его красота. Так чего же тревожиться? Ведь её никто не заставляет! И Ваня...
Запах его кожи, порывы, искренность так и остались трепетать недосказанностью на её губах. Наде казалось, что их пoцeлyй завершился не в утреннем тумане посреди инея и звонкого льда, а пять минут назад, в тёплом доме, под плюшевым пледом - близко-близко, болезненно сладко. И потому так нереально. О, как страшно навсегда его потерять! Надя заплакала. Слёзы обжигали, падали на крыльцо и не приносили никакого облегчения.
Хлопнула дверь и с привычной сuгapeтой вышла Антонина. Покатые плечи пару раз нервно дёрнулись от свежих эмоциональных разборок с детьми.
— Пapшuвцы! Обкорнали мою норковую шапку, представляешь? Я полмесяца ради неё пахала на ферме!
Она чиркнула спичкой, но та сломалась и отскочила. Только с пятой попытки ей удалось зажечь сигарету.
— На какой ферме ты работала?
— На норковой. Пять лет вкалывала, пока мелкий не родился. Скоро уж выйду назад.
— Она, случайно, не по этой дороге? За дальней улицей?
— Ага.
— То-то я думаю, почему так воняет, когда ветер оттуда.
Антонина проницательно рассмотрела её лицо.
— Ревела что-ли?
—А! Это так... Ерунда. - отмахнулась Надя.
— Неужели Ванька обидел?
— Причём тут... нет. Мы же не...
— Мне можешь не заливать, видела я, как он над тобой трусится.
Надя вздохнула.
— Матвей завтра приезжает.
Опять расшумелись дети Антонины.
— А ну цыц там! - рявкнула она и отпрыски мигом затихли.
— Ну, приедет и что? Шли его лесом! Ха-ха!
Тяжёлaя гpyдь Антонины заколыхалась.
— Нет, серьёзно, если ты опять будешь с этим ээмм... щёголем, я с тобой и разговаривать перестану. Мне с дypakами, знаешь ли, не интересно.
— Я и не собиралась с ним быть! А ты, Тонь, не обижайся, но тоже, судя по всему, не шибко умной была в молодости.
— Зубки, зубки показываешь, да? Молодец! Без них в нашем мире никак! А ведь так и есть, Надь! Дypoй я была круглой. Влюбилась в 18 лет вот в такого раскрасавца, как твой Матвей. Правда, тот не моряк был, а так, простой работяга. Спать с ним начала, представляешь? До свадьбы! Он мне голову заморочил, наобещал золотых гор... Ну, залетела, а как же без этого?
Тоня смотрела на размытые сопки и качала головой, словно и сама диву давалась с собственной глупости.
— Он и тут мaтpocuл меня до последнего, пока не родила. Учёбу я, знамо дело, забросила. А Витька себе другую нашёл.
— На кого училась?
— Учитель начальных классов.
— Да ладно!
— А что? - оскорбилась Тоня. - Теперь жалею, что не продолжила. Не знаю... заветрелось как-то... 37 лет мне уже, какая учёба.
— Почему? И в 40 учится идут!
— А! - отмахнулась Антонина. - Я уже ни на что не годна. Вся жизнь у меня какая-то... под откос. Слушай, что-то мне так паршиво! Давай напьёмся? У меня вuно есть, Колька сам делает из амурского винограда.
— А давай! - согласилась Надя.
Перед обедом тучи вдруг разредились и показалось солнце. За Надиным рабочим окном устало распласталась мокрая, холодная земля, стыдливо прикрываясь пожухлой травой. В кабинет постучали и сразу вошли.
— Матвей! - Надя порывисто встала.
Матвей широко улыбался и внёс за собой огромный букет белых роз. Он был невероятен: высокий, статный, волосы залихватски зачёсаны назад, ярко-голубые глаза горят как-то по-новому, более мужественно, словно повидали уже немало чего в далёких плаваниях по океану. Матвей заматерел и стал ещё красивее.
— Скучала, Надюш? Ну, иди ко мне!
Ксения, ощутив щепетильность момента, а также поняв, что даже у неё подкашиваются от Матвея колени, поспешила удалиться на обед. Надя, впечатлённая, вышла из-за стола.
— Матвей, нам нужно поговорить.
Он вручил ей букет и пoцeловал в щёку.
— Поговорим. Потом.
И он стал рассказывать ей, что yжacно соскучился, что она ему снилась... А ещё про Владивосток. Что есть все шансы получить там квартиру. Что Наде будет несравненно лучше работать и жить в большом городе, чем в этой дыре. Что он всё устроит с переводом, потому что отец его друга - главврач центральной больницы...
— Матвей, я ничего не понимаю! Какая квартира, какой перевод? О чём ты? При чём тут я?
— В смысле? Ведь мы поженимся, Надь! Вот...
И вдруг, к yжacy Нади, он встал на одно колено и выудил из брюк кольцо.
— Выходи за меня замуж, Наденька, любoвь мoя!
Н а ч а л о *** П р е д ы д у щ а я