Редакция сборника предлагает своим читателям переиздание воспоминаний штурманского офицера подпоручика Д. С. Ветвицкого о бое шхуны «Аргонавт» с английской канонерской лодкой «Snake»
у Керчи в мае 1855 года.
Во французских журналах описывали вторжение громадного союзного флота в Керченский пролив, причем упоминалось и о действиях русской паровой шхуны «Аргонавт». Шхуне этой выпал жребий первой из судов Керченского отряда вступить в неравный бой с английскою паровою лодкою «Snake», имевшею большое превосходство пред шхуною и в силах машины, и в вооружении артиллериею.
В этих кратких описаниях хотя и высказывают много лестного для служивших на шхуне «Аргонавт», но, к сожалению, самая-то истина
этого дела представлена далеко не в настоящем виде. Должно полагать, что описывавшие не находились близко Керченского рейда, иначе они заметили бы, откуда вышла шхуна пред вступлением в бой.
Перечитывая журнальные статьи о ходе событий недавно минувшей войны, я ни в одном журнале не встретил подробного описания удачного дела шхуны «Аргонавт»; почему, как служивший в то время на ней, решаюсь изложить это дело с большею подробностью; но предварительно считаю не лишним упомянуть о незавидном положении отряда, в коем состояла шхуна, и мерах, какие только успели предпринять для закрытия Еникальского пролива, от защиты которого зависело охранение Азовского моря.
Нет ничего неприятнее, как знать заранее нелестную судьбу свою.
Это мы испытывали всякий раз, как только представлялся случай бывать на Павловской и Еникальских батареях, которые хотя и защищали фарватеры обоих проливов, но, быв открыты с тыла, подвергались большой опасности с сухого пути.
При подобном же вооружении батарей можно ли было надеяться, что до окончания предположенного прочного закрытия Еникальского пролива наш отряд, лишившись содействия этих батарей, в состоянии будет выдержать атаку неприятельских пароходов, могущих тогда свободно пройти пролив? Мы, к сожалению, должны были ожидать, что рано или поздно отряд наш будет принесен в жертву.
Передавая друг другу наши опасения, мы иногда утешали себя надеждою, что Керчь и Еникале не будут избраны союзниками для первоначальных решительных ударов.
Правда, надежда эта не могла казаться основательною, но, по общечеловеческой слабости, мы рассчитывали, что еще небольшое промедление со стороны неприятеля даст возможность выполнить известное мне
по слухам предначертание бывшего тогда главнокомандующим в Крыму адмирала князя Меньшикова который желал, чтобы прочно закрыли оба фарватера Еникальского пролива затоплением судов и больших якорей
и привели бы батареи, долженствующие защищать этот пролив, в такое состояние, чтобы они могли выдержать осаду с сухого пути, по крайней мере, столько времени, сколько нужно употребить на переход нашим сухопутным войскам от главной Крымской армии к Еникале.
В минуты этих опасений и надежд мы невольно завидовали защитникам Севастополя. Многие из нас рвались к ним; но не всем, а некоторым только удалось, по выпавшему жребию, получить это назначение, и они
с восторгом помчались на бранный пир — счастливцы! Но такова участь войны: она одних обрекает на томительное бездействие, а другим дарит славу.
12 мая, роковой день для Керчи и судов нашего отряда, началось ясным утром, только вдали, к стороне Черного моря, горизонт застилался редким туманом. На нашей шхуне по случаю предстоявшего буксирования судов, предназначенных к затоплению на SO Еникальском фарватере, довольно рано начали готовить пары.
Долгое время не были мы в Керчи, почему заранее радовались
и благодарили случай, дававший нам возможность провести там
час-другой, прочитать газеты и услышать какую-либо приятную весть
о Севастопольских делах; но вышло иначе.
К поднятию флага командир и мы были наверху. За несколько минут
до 8 часов показалась на горизонте, по направлению Керченского пролива, какая-то темная масса. Направив к той стороне зрительные трубы, мы долго не могли решить, что это было: густое облако или дым? Через час подувший от N легкий ветер разогнал туман, и тогда уже мы ясно увидели мачты и трубы многочисленного неприятельского флота, шедшего по направлению к Керченскому проливу.
В то же время на пароходе «Молодец», на коем имел свой флаг отрядный начальник контр-адмирал Вульф, подняли сигналы: «Пароходам развести пары и всему отряду приготовиться к бою»; командиру же нашей шхуны привезено предписание: «Идти в Керчь и быть в распоряжении исправляющего должность Керчь-Еникальского градоначальника подполковника Антоновича».
По изготовлении пара мы немедленно отправились по назначению.
Во время следования, рассматривая неприятельский флот, я насчитал более семидесяти судов, из коих большая часть были паровые; по причине же мрачности, образовавшейся от густого дыма и выпускаемых паров, трудно было определить число линейных кораблей. Когда мы подошли
к карантину, почти весь этот флот был уже в проливе, а малые пароходы приблизились даже к мысу Камыш-бурун.
Около полудня мы прибыли на Керченский рейд и лишь только бросили якорь, как по распоряжению подполковника Антоновича немедленно начали к нам перевозить дела штаба Черноморской береговой линии
и всех керченских присутственных мест, равно и состоящих при них чиновников.
Через полтора часа после нашего прибытия в Керчь слышна была сильная канонада, открытая с неприятельского флота, почему не трудно было угадать, что с него готовятся высаживать десант; в то же время Павловская и Ак-Бурунская батареи открыли огонь, вероятно, по передовым неприятельским пароходам.
Действие этих батарей продолжалось около получаса; но потом они, одна вскоре после другой, были взорваны своими же начальниками, которые по уничтожении батарей и пороховых погребов вывели прислугу
и небольшое прикрытие на присоединение к отряду генерал-лейтенанта Врангеля, находившегося вне неприятельских выстрелов.
Взрывы эти грустно отозвались в душе каждого из нас, потому что
с уничтожением Павловской и Ак-Бурунской батарей неприятельским пароходам открывался свободный вход на Керченский фарватер, который хотя и был закрыт затопленными транспортами и каботажными лодками, но этот оплот, лишенный береговой защиты, весьма легко и скоро мог быть уничтожен неприятелем.
С уничтожением последней из упомянутых батарей Керченский рейд остался без всякой защиты, через что и наша шхуна, имевшая пассажиров и значительный казенный груз, находилась в опасном положении. Выгружать с нее обратно была бы бесполезная потеря времени. Это при наших средствах мы могли исполнить не менее как в продолжение двух часов. Оставалось одно средство — идти как можно скорее на присоединение к отряду контр-адмирала Вульфа.
Командир шхуны капитан-лейтенант Серебряков 2-й, быстро обсудив положение вверенного ему судна, в ту же минуту сообщил свое мнение подполковнику Антоновичу, находившемуся тогда на пристани, и, получив его согласие на намеренье идти к нашему отряду, приказал мне: «Прекратить погрузку и, сдав на бакштов шаланду, на коей оставалась еще большая часть груза, немедленно сниматься с якоря». В несколько минут подняли пар и, выхватив якорь, бывший на апанере, отправились
к Еникальскому проливу.
Едва успели отойти с небольшим полмили, как показалась из-за мыса Ак-Бурун английская паровая лодка «Snake», которая, уже миновав линию затопленных судов, шла полным ходом на пересечение нашего курса;
за нею пять других пароходов, находившихся еще по ту сторону упомянутой преграды, с осторожностью отыскивали проход на фарватер.
Видимая опасность при таком числе неприятельских пароходов, близких к тому, чтобы атаковать нас, нисколько не поколебала командира шхуны
в его намерении выполнить в точности волю начальства и спасти честь флага. Он, решившись прорываться, приказал: «Немедленно по уборке якоря просвистать команду по орудиям». Все было исполнено, и шхуна находилась в полной готовности к бою.
Через несколько времени «Snake», пройдя оконечность ак-бурунской отмели и став левым бортом к нам, открыла огонь залпами изо всех орудий этого борта. Некоторые ядра далеко не достигали до шхуны; другие же со свистом пронеслись между мачтами, не причинив нам никакого вреда.
Отвечать из наших орудий с такой дальней дистанции — значило бы даром тратить порох и снаряды. Правда, досадно было видеть разительное преимущество артиллерии неприятельской перед нашею,
но необходимость требовала покориться обстоятельствам и с терпением выжидать удобнейшей минуты. Мысль, что «Snake», пользуясь этим преимуществом, может не подпустить нас на более близкую дистанцию, делала эти минуты бездействия невыразимо тяжелыми.
После нескольких залпов «Snake» взяла прежний курс, по коему легко было угадать, что цель ее — отрезать нас от Еникале. Нет сомнения,
что имея преимущество в ходу перед шхуною, у коей бывшая на бакштове шаланда много отнимала ход, неприятельская лодка и успела бы в этом, если бы на ней действовали иначе. Лодка «Snake», не имея на баке погонных орудий, беспрерывно останавливала машину и приводила к нам бортом, чтобы бить нас залпами, и этим-то замедлявшим ее ход действием давала нам возможность сравняться с нею в ходе.
Около 3 3/4 часа пополудни, сблизившись с неприятельскою лодкою
на расстояние около 600 сажен, открыли мы огонь из наших двух пушко-карронад, передвинутых из ретирадных портов на правую сторону юта. Наблюдая с брашпиля по береговым предметам за правильностью курсов шхуны, я в то же время следил за полетом наших ядер. И когда я видел, что первым залпом сбили бушприт на лодке «Snake», то от восторга невольно вскрикнул: «Славное начало!». Весть эта с быстротою электричества пронеслась с бака на ют и привела команду и пассажиров в восторг. Весело было видеть оживленье прислуги этих орудий, коим выпала истинно завидная доля так удачно начать бой. В это же время командир шхуны, опасаясь быть отрезанным (потому что лодка «Snake», не имевшая уже надобности изменять курсы и останавливать машину, заметно обгоняла нашу шхуну), приказал для ускорения хода: «Обрубить бакштов шаланды».
Близко ложившиеся и перелетавшее над шхуною неприятельские снаряды внушали мысль о смерти, и сердце невольно сжималось. Ядра и бомбы, рикошетируя через шхуну, взрывали целые фонтаны воды, коею изобильно нас окатывало; но шхуна и бывшие на ней были неуязвимы. Казалось, какое-то волшебство отводило от нас удары. Провидение не только хранило нас, но в то же самое время содействовало и к ускорению хода шхуны.
Не прошло четверти часа от начала боя, как задул довольно свежий
ветер от N, которым мы и не преминули воспользоваться. Правда,
имея 20 человек команды, которая вся действовала у орудий, трудно
было отделить к парусам даже трех матрос, однако ж, получив приказание командира: «Поставить паруса», я, расставивши заранее чиновников
на фалы и шкоты, довольно скоро выполнил приказание. При этой работе особенно восхищал всех своим усердием пассажир Р-кий. Он, несмотря на свою порядочную тучность, с удивительною легкостью и расторопностью перебегал от одной снасти к другой, а впоследствии становился
и на пушечные тали.
Я уже сказал, что от нас открыли огонь с правого борта, но, опасаясь
N оконечности Таманской косы, мы должны были привести на четыре румба влево, почему для удобнейшего действия орудиями перекатили
их в ретирадные порты и продолжали действовать из орудий довольно удачно.
Расстояние между шхуною и лодкою «Snake», которая не переставала палить в нас залпами, быстро уменьшалось. Этому сближению мы сами способствовали, потому что во избежание Еникальской отмели вынуждены были спуститься вдруг на несколько румбов вправо. Через это мы так сблизились с неприятельскою лодкою, что могли уже открыть огонь
из баковых орудий и с уверенностью ими действовать.
Бежавшие с Керченского рейда купеческие суда, столпившись в узкости между Еникальскою и Таманскою отмелями, чрезвычайно затрудняли управление шхуною.
Когда же мы вошли в средину этих судов, оставленных своими командами на произвол ветра, с неубранными парусами, то опасаясь или свалиться
с каким-либо судном, или, что еще хуже, стать на мель, должны были часто изменять курсы на несколько румбов, уменьшать ход, даже и стопорить машину, по крутости ветра убирать паруса, и в то же время, отстреливаясь от неприятеля, необходимость требовала перевозить несколько раз пушко-карронады с правого борта в ретирадные порты.
В эти минуты положение наше было весьма критическое, особенно если взять в соображенье малочисленность команды и то, что мы раза два едва не подверглись продольным выстрелам неприятеля. Но, к счастью нашему, на лодке «Snake» действовали слишком запальчиво, и англичане не уловили этих гибельных для нас моментов.
Всякое осуждение со стороны неприятеля действий командира шхуны, который большею частью сам наводил орудия, не может иметь никакого основания. Нельзя вообразить лучшего исполнения таких сложных действий, коим мы подвергались, проходя узким фарватером.
Наша большею частью молодая команда оказывала твердость, усердие
и необыкновенную расторопность, какие только можно бы было ожидать от окуренных порохом матросов, полных уверенности в себе и в своем начальнике.
Около 4 1/2 часов с Еникальских батарей и приблизившегося парохода «Боец» открыли огонь по преследующей нас лодке «Snake», на помощь коей уже подошли пять пароходов французских и английских. С этого времени сражение приняло больший размер, и неприятельский огонь сосредоточился наиболее на береговых батареях и на пароходе «Боец», мы же, миновав Еникальскую отмель, продолжали действовать из орудий до тех пор, пока не подошли к пароходу «Молодец».
Контр-адмирал Вульф, выслушав словесный рапорт командира шхуны, поздравил его и команду с благополучно выдержанным боем и приказал: «Немедленно следовать в Бердянск, где поторопиться выгрузить
со шхуны казенный груз и высадить пассажиров».
Это приказание весьма обрадовало наших пассажиров, которые, считая уже себя вне всякой опасности, с восторгом поздравляли друг друга
с миновавшею грозою и с полною искренностью благодарили Всемогущего Творца и нас за чудное спасение.
Не бросая якорь, мы в то же время отправились в Бердянск. Керченский рейд был уже наполнен неприятельскими судами, но в дыму от пальбы невозможно было что-либо рассмотреть. Через час после нашего входа
в Азовское море пароходы «Молодец», «Боец» и «Колхида» вышли
из пролива в это же море.
Артиллерия транспортной железной шхуны «Аргонавт» слишком слаба для того, чтобы мы могли разбить втрое сильнейшего неприятеля или им овладеть, но, по крайней мере выполняя свой долг, мы сделали все, что могли, и из этого эпизода я вынес то убеждение, что в морском сражении первое место занимают: хладнокровное и несуетливое распоряжение командира судна, спокойное самоотвержение и безотчетное повиновение офицеров и нижних чинов и верно рассчитанная действительность выстрелов.
8 января 1857 г.
© Д. С. Ветвицкий (Подготовка к публикации Р. В. Кондратенко)
Перед Вами фрагмент сборника "Гангут" №123/2021
Ещё больше интересной информации и сами книги у нас в группе https://vk.com/ipkgangut
Друзья, если статья вам понравилась - поддержите нас лайком и/или репостом, напишите комментарий. Наш канал - молодой, нам очень важно ваше мнение и поддержка!