Дама в годах размышляла. Она уверенный в себе человек, с которым трудно спорить. Наверное, не так: с ним невозможно спорить. Только себе хуже сделаешь.
Дама утверждала мысль о постепенном «умирании» человека. И приводила примерно такие аргументы.
Вот она – честная и трудолюбивая женщина. О чем мечтала? И ответила, что у каждого возраста свои мечты. И они, кстати, зависят не только от возраста. Но и от условий жизни.
К примеру, в тридцать лет грезила уехать из Екатеринбурга. Тогда Свердловска. В более приличный город – в Москву или Питер. Потому что там больше жизни. Нельзя же сравнивать преподавателя из Свердловска с преподавателем из Москвы. Как ни крути – москвичи всегда впереди были. И их не догнать. По разработкам, по идеям, даже по работе. Они более прогрессивны. И они ближе к разным мировым достижениям.
А сейчас, в семьдесят, Москва близко не нужна. Даже думать про нее не хочется. Там покоя нет.
Можно, конечно, переехать, если там близкие. Но не больше. И Питер то же самое. Значит, это фундаментальное желание пропало. Ушло. Умирание? Да, умирание. Человек замыкается в узких рамках своего жилища. И ему ничего не надо.
Она говорила, что деградация напоминает капусту. Листья – это желания. Отрываешь по одному. И добираешься до кочерыжки. Которую не едят. Она никому не нужна. Она и есть смерть.
Листья капустные: новая одежда и изящная обувь. Украшения и головные уборы. Не привлекают. Не притягивают. Купила себе тапочки китайские. А они начали через месяц расползаться. Так вот, взяла прочную капроновую нить и прошила по подошве. Так ремонтируют кроссовки в суровом таежном походе. И тапочки можно носить – годами. А новые нужны? Нет, не нужны. И это тоже умирание.
А дружба? В юности и в молодости без друзей дышать не можешь. И жить не можешь. Веселая компания – это все! А сейчас? Старых друзей ветер перемен унес. И новые не нужны. Потому что душа молчит. Это желание отпало, как капустный лист.
Соседка появилась – в таком же возрасте. То есть ровесница. Начали встречаться. Ну, как встречаться? Гуляли по улицам после обеда. Иногда вместе чай пили. Однако общение с ней – с соседкой – оказалось очень тяжелым. Она нехорошо смотрит на мир. У нее оптика искаженная. То есть видит негатив. Мрачное и трагичное.
У нее масса историй про жуткие смерти. Неизлечимые болезни. Войне родителей с детьми. Она рассказывает, как кого-то обокрали, или ограбили. О равнодушии врачей и прочем – подобном. И всегда такие истории плохо заканчиваются.
Вывалит чужое горе на голову – и уйдет. И после нее хочется сделать капитальный ремонт. Или священника пригласить, чтобы он освятил старые стены.
Это что, дружба? В нашем возрасте дружба невозможна. И это надо мужественно принять. Что получается? Получается, что еще один капустный лист сгнил. До кочерыжки недалеко осталось.
И еще: люди перестали радовать. Посмотришь – плюнуть хочется. Особенно молодежь. И это признак деградации. Одиночество. Полное одиночество – вот реальность нашего возраста.
Понесло ее – не остановить. Такое наговорила! Прямо как та соседка с негативом. Душу как будто обильно помоями полила.
Подруга сидела, слушала, голову опустила, чуть слезы не вытирает.
И вдруг телефонный звонок. Дочь позвонила женщине, которая про капусту рассуждала. И рассказала, что она с мужем поссорилась. Ругались долго и эмоционально. Высосали друг из друга все силы, выпили всю энергию. Хоть ложись и помирай. И тут пришла дочка, которой четырнадцать лет.
Посмотрела на покрасневших родителей и сказала: «Вся семья чокнутая. С психикой больной. У нас только одна бабушка нормальная. Уравновешенная и мудрая».
Слышно было, как дочь всхлипнула: «Мама, а она права. Ты у нас самая нормальная и самая мудрая. С тебя пример брать надо. Ты всегда тепло видишь. И ты добрая, ты грязью не запачкалась».
«Капустная» женщина плечи расправила. И закончила монолог так: « А ты знаешь, у каждого возраста есть свои прелести. Вот у нас с тобой – свобода. Никакого ненормального начальства. И вкалывать не надо. Я ведь за лето пять романов Диккенса прочитала. В парк пойду с книжкой. И сижу, читаю. Нет, дорогая моя, жизнь хороша. Хорошо-то как! Боже мой»!