Между мной и математикой никогда не было взаимопонимания. До десятого класса царица наук проходила мимо по касательной. Сперва Серёжа решал оба варианта, а я помогала ему отделять корни от суффиксов и расставлять запятые. Потом Саша, добрейшей души одноклассник, менялся на контрольных местами, чтобы мы с подругой решали один вариант, я же отдувалась за двоих на лабораторных по химии. Восьмой класс я просидела с Вовой, сыном математички. Там, за последней партой третьего ряда, в окружении тридцати пуховиков, скучающих на облезлых крючках, мы слушали «Линду» в плеере и по очереди подходили к учительскому столу «за помощью» — два-три захода, и задача готова. В девятом классе появились Слава и его мама, новая учительница алгебры и геометрии. Однажды он подкинул мне любовную записку, видимо, с одобрения матери, потому что к доске меня с тех пор практически не вызывали. Но в десятом классе случилась она. Елена Петровна. Её стук каблуков по коридору заколачивал наши головы ниже плечей. Пока она шла, мы трепетали от ужаса встречи с ней, натуральными числами, логарифмами и тангенсами. Она не прощала ошибок. Она не решала примеры за тебя. У неё была дочь. И между нами сразу случился взаимный сквозняк.
Мне раздобыли номер спасительницы для частных уроков: что хотите саша нет не понимаю чего хотите ох ладно приходите я сперва на вас посмотрю и скажу возьмусь ли строго без опозданий завтра не могу у меня день стирки ближайшее в субботу в девять утра ещё раз без опозданий до свидания. Боже, нет, я никуда не пойду.
Конец первой подкаблучной четверти — реву под пожарной лестницей. Оля из одиннадцатого застала меня за этим:
— Тебе нужна вера.
— Помилуй, Оля!
— Нет. Вера. Верочка Дмитриевна. Позвони ей.
Трубку подняла та же женщина-я-стираю-по-пятницам. Вера. Вера Дмитриевна Вакаяне. И вот я на её пороге. Строго без опозданий.
Здравствуйте, Саша, ну что же вы мне принесли. Вот тапочки, вот пример. Это мой кот Гоша, не пугайтесь, решайте. Включила телевизор негромко, смотрит. Выключила. Сложила руки. Пример не идёт. Смотрит на меня. Я смотрю на клетки, цифры, буквы. На портрет на стене. На обои. На Гошу. Тишина. Гоша. Портрет. Окно. Её тапки. Обои. Пять минут, десять. Семь, восемь, девять клеток. Клеток-веток-ток-тик-ток. Мои тапки. Гоша. Ну что тут у вас, показывайте. А у меня ничего нет. Что же вы столько времени делали?
Не знаю, почему она согласилась со мной заниматься. Каждая встреча — минимум четыре часа математики, половина тетради. Вот уже вместе решаем примеры из задачника Дубны. Вот уже Гоша спит на коленках. Вот уже выбегаю с занятия в звенящую темноту с «Заводным апельсином» под мышкой. Вот стучу в дверь с тортом в свой день рождения. Больше меня не пугают ни теоремы, ни каблуки. Она рассказывала мне о тетраэдрах, первообразных и плоскостях, о Стравинском, Дега и Сэлинджере. Она напевала, когда пример не решался, и бранила Гошу, когда он драл диван. Она неизменно ставила передо мной тапки, а я ненавижу тапки, но всегда их надевала. Мы спорили за Пастернака и «Мастера и Маргариту», включали фоном канал «Культура» и грызли семечки. Чем заслужила встречу с таким человеком, не знаю. Но спасибо тебе, Бог, случай или судьба. Больше никого подобного в жизни не случилось.
Когда я уехала в институт, наша связь прервалась. Я писала ей письма, а она не любила писать. Несколько раз я приезжала и стояла у двери, боясь постучать. Я закрываю глаза, и снова грызу ручку, глажу Гошу, незаметно достаю ноги из тапочек и решаю-решаю-решаю. Между мной и математикой никогда не было взаимопонимания. Но у нас случилась вера. Верочка Дмитриевна.