Был замечен танцующим. На джазовом концерте. Оказалось в зале присутствовала строго-дама, которая тут же сообщила конфуз другой строго-даме, а когда следующим утром пришел на работу, получил скрытый выговор от Алки.Говорят, танцуешь, далее шла многозначительная пауза и долгий испытывающий взгляд. Аж до костей.Что было, то было. Ходил на Хедханторов. Приехали через сорок лет от пика. Слушал, хлопал по ляжкам и вовсю аплодировал, в конце концов стал приплясывать, хотя в мои годы подобает подобающе подобать.
***
Три читательских и три библиотеки, других не знал. Та, что на первом этаже дома по Тимирязева, и одним концом упиралась в арку, а другим в Загс, и где, прячась в самой темной глубине, исподтишка, прикрывшись правильной газетой, читал страшную запрещенку. Одиссею капитана Блада. Разумеется, имени Пушкина. Потом, уже классе в восьмом, по блату, а точнее по принадлежности к физмат школе получил читательский в Публичку. Большое красивое здание с колоннами и лепниной на проспекте Ленина. Все всерьез, тишина с цыканиями, шелестящие библиотекарши, которые, как тогда казалось, назубок знали весь фонд, профессура и студенчество, хмуро озабоченные дяди и тети. Короче, по-полной.
Там делал важные школьные доклады - самолетная глиссада и Достоевский, ранняя испанская поэзия и микробиология клетки. И последняя, институтская, главный корпус, первый этаж, читальный зал - длинные деревянные столы, обитые черным дерматином, ленинские лампы под зелеными абажурами, большие окна и вдумчиво-ученая публика - от младых студиозов с тубусами и беляшами в салфетках до убеленной и трижды умудренной социализмом профессуры.
Можно забежать на минуточку или остаться наподольше, встретиться с кем-то из коллег приятелей или шепотом потрепаться с девчонками, а за стойкой сияла мега-звезда, красотка родом из Латвии, а может, Эстонии или Литвы - ладно скроенная, хорошая фигура, ясный взгляд, чистое лицо, густые волосы, приятные манеры, доброжелательная, европейский вкус, аккуратная прическа и вообще, аккуратная по натуре, спокойная, взвешенная, неспешно и правильно произносящая русские слова - без сленга или жаргона, суеты или пустословия. Поэтому активно-мужская половина Политеха отиралась поблизости.
Кто только не подкатывал, абитура, первогодки, старшекурсники, аспиранты и научные сотрудники, даже некоторые, идеологически незрелые доценты - хочу нормальных, крепких отношений с видом на жительство, улыбаясь говорила она, когда отвечала нет на тысячное предложение провести вечерок вдвоем.
И надо ж такому случиться, влюбилась - и кого, моего двоюродного брата Гошу - электротехника с алкогольно-предсказуемым будущим, который не имел к институту ровно никакого отношения - так, служа в затхлой ремонтно-бытовой конторе зашел починить примус, а заграничная красотка с редким именем Татьяна, увидав ручных дел мастера, оттаяла сердцем, прониклась и быстро сдалась - ведь он так отличался от надоевшей научно-технической привычности.
Кто-б спорил, у Гоши имелась пара неоспоримых достоинств - хороший почерк, который спас его в армии - сделали писарем при штабе и даже хорошо кормили, а еще ему по неведомым причинам беспрекословно подчинялась техника - холодильники, утюги и стиралки, которые казалось не подлежали ни ремонту, ни металлолому, оживали, как только чудо-мастер заступал напоближе. В остальном беспримесное трепло и хвастун, школьно-комсомольский хлыщ со склонностью к халяве и недорогим напиткам типа "Кавказ".
На мою первую свадьбу заявились вдвоем . Не вру, втроем, еще Ленсанна, именно тогда случился первый тревожный звонок - выносили болезного на руках. Переел водочки.
Татьяна была в шоке, тем не менее простила. Слыханное дело, брат женился, мало того, стали жить поживать как законные супруги, а еще через пару месяцев, узнав о беременности, важнее, порочной склонности к спиртному и абсолютном нежелании суженого нести отцовские тяготы или какую-то часть, с криками "свят, свят, свят" сбежала восвояси, но теперь это неважно, ибо красивая история первой любви состоялась именно так.
***
Главной библиотекой моей жизни была и остается родительская - две с половиной тыщи томов,литература, поэзия, театр, живопись, кино, скульптура, фантастика и философия. Право и телевидение, математические головоломки и энциклопедии, словари и подписки, старые журналы, газеты и даже альбом с вырезками. Полные собрания сочинений и отдельные тома, бумажные и твердые переплеты, внушительные, солидные или крохотные, иногда изрядно потрепанные, дорогие или изданные на грубой туалетной бумаге, с картинками и кальками, литографиями и рисунками - волшебный мир советской книги, Достоевский, Куприн, Толстой, Пришвин и Гончаров, Блок, Цветаева, Пастернак и Паустовский, Шекспир и Лермонтов.
Пушкин. Небольшие симпатичные томики с красной лентой-закладклой, у нас они были коричневыми, а у дяди Робы - синими. Литпамятники, БНФ, БИЛ, ЖЗЛ, БП. Полна коробочка.
Сталин и вопросы языкознания, Бердслей, Живопись от SKIRA, Так говорил Заратустра - издание 1904 года, роман-газета с Иван Денисычем, Москва с Мастером и Маргаритой, а потом, уже привезенным из Италии отдельным томом, который практически не бывал дома - ходил из рук в руки будто фотомодель, Секст Эмпирик, Шекспир, Гете, Лопе де Вега, Кристофер Марло и другие. Калейдоскоп, парад планет, парадайз.
Витя Бокарев - знаменитый скульптор-авангардист, памятник солдату у первой школы его работа, у которого хрущевские солдаты дважды громили мастерскую за экстракционизм, соорудил огромный, на всю стену стеллаж - тот самый, конструктивистский, скрипучий и деревянный, ни разу не симметричный, травленый и мореный, который я, став постарше, лично крыл кузбасслаком.
Часть конструкции опиралась на вывезенные из Германии буфетные тумбы, часть на старый дедовский, командирский стол - огромный, двухтумбовый, с массивными ящиками и замками.
На противоположной стене тоже висели Витины нетленки - что делать, приходилось хранить у друзей, и тоже немаленькие.
Массивные деревянные доски, наборные, размером два на полтора и весом в полтонны - понадобилось загонять в стену длинные стальные крюки, окрашенные и лакированные, с проступающий древесной фактурой, кропотливо резные, модерново-античные, где случились задумчиво-обнаженный, похожий на кентавра Орфей - Эвридика жила у дяди Робы на Солнечной, на другой, тепло-желто-бежевой, носившей имя "Отдых", на берегу ювенильного моря, в мягкой неге томительно-золотого заката возлежали три мужские фигуры, в углу, в черной шапке-ушанке, кровавой повязке от уха и курительно-завитой трубкой примостилась сверлящая зеленым глазом, продолговатая голова-лицо несчастного Ван-Гога , у большого окна - сюрреалистическая доска со стекающим глазом и контурным изображением ладони, а на диванной тумбочке сияла ослепительной белизной, величиной в три арбуза и весом в три гири, покрытая луковками голова Томазо Кампанеллы.
Господи, чем только мама не украшала стеллаж. Керамическими фигурками - три небольших коня, красный желтый и зеленый, рукотворными пепельницами - лапоть и ракушка, всякими макраме и плетенками, вазочками, старыми гнутыми фотографиями, которые стояли сами по себе, прикнопленными открытками - Ева из Италии высылала тоннами, или подвешенными на гвоздик бусиками. Вавилон.*
И когда по многолетнему материнскому "доколе" купили секретер из комиссионки - польский, горячей полировки, с откидной крышкой-столом и длинными рядами отделений мелкой всячины, часть стеллажной красоты попряталась, а лет в восемнадцать она затеяла огромный ремонт - обои, палас и важные перестановки, и стеллаж, хвала, небу, переехал в мою комнату, а его место занял темного дерева громоздкий гарнитур из Чехословакии со стеклянно-книжной витриной, баром-купе и платяным шкафом - скучная, однообразная, прямоугольная, но главное, современно отполированная последовательность объемов.
Бокарев нашел работу в Жуковском и увез доски с собой, и на освободившиеся крюки разместили любимую мамой керамику - три здоровые тарелки, северное сияние, трубачи, что-то еще, но, к сожалению, а может, напротив, к радости прогрессирующего атеиста, средневеково-оккультная мистика книгочеев, чудесная мифология, волшебное дерево и алхимия манускриптов исчезли из родительских мест навсегда.
У знакомых тоже были свои стеллажи - одни расставляли рядком, другие стопкой, третьи и так и сяк, а четвертые вообще держали книги на полу или этажерках.
Книги, книги, книги. Главная ценность того времени, само собой, не считая мяса, творога, масла или колбасы, и когда в далеком совхозе, носившем гордое имя "Путь Октября" обнаружил книжный, более того, наткнулся на М. Бахтина и "Проблемы поэтики Достоевского", поперхнулся от счастья, да так, что едва не упустил стоящего рядом Кортасара, а выйдя на воздух и прижимая новинки к груди, тут же побежал на межгород, чтобы поделиться радостью с отцом.
Их давали почитать, некоторые только на ночь - Петербург Белого, к примеру, другие, вообще под секретом - Один день или Мастера, меняли, дарили, подписывались, обменивали на макулатуру, покупали при первой возможности, а если не было денег, занимали у приятелей, друзей или сослуживцев на святое дело - никто даж подумать не мог отказать, но никогда не продавали, табу.
* Мистики уверяют, что в экстазе им является шарообразная зала с огромной круглой книгой, бесконечный корешок которой проходит по стенам... Эта сферическая книга есть Бог (Х.Л. Борхес)
***
Пришло новое время и лабораторный подвал мы поменяли на бывшую парикмахерскую, некогда приписанную к восьмой общаге - пристрой, отдельный вход, даже два - парадный и запасной. Вообще, парикмахерских было две - авторский салон знаменитого мастера Людмилы и обычная цирюльня. Дворовая осталась, а салон переехал ближе к центру - теперь, если не ошибаюсь, носит гордое имя "Любо" и находится в двух шагах от Кировки. Вот туда после многотрудного ремонта въехали со всем добром.
Огромный зал. Четыре монтажных стола, красавица Ирина за пишущей машинкой, диван с кофейной тумбочкой и электрической плиткой, семинарская доска под тряпку, видео-двойка Голдстар, пара картин народного художника Ладнова - шишкин лес и вазон с ветками, но центральным звеном, жемчужиной и бриллиантом, являлся гигантский рукотворный аквариум.
Произведение искусства, вручную нарезанное, собранное, склеенное и оборудованное Вадиком - кислород, подсветка, подводная утварь, домики, песок, ил, водоросли, кормушка, но главное, живность. Петушки, скалярии, гуппи и барбусы, золотые рыбки и кометы, и даже два сомика - Рауль и Фидель.
Ухаживал заботливо. Сначала долго смотрел внутрь, постукивал по стеклу, не спеша заваривал чай, задумчиво курил, потом глубокомысленно произносил "пора", а спустя пять минут снимал пиджак, засучивал рукава и приступал к очистке.
Вода, тряпка, скребок и старание, и через час аквариум блистал по-новой, сомики лениво ползали по дну, стайки мелких рыбешек то сновали с одного конца на другой, то внезапно замирали под неведомым углом, весело тарахтел пузырьками воздух и будто покачиваясь на прибрежной волне, играла разноцветными огоньками подсветка. Баунти.
Лазерная в два окна, где прочно замерла пара пятиметровых железных столов, напичканных оснасткой, зеркалами, отражателями, указками, блоками, неодимом, снова зеркалами, только уже полупрозрачными, позиционными столиками, затворами, зажимами и шлангами, а еще металлический стеллаж под аппаратуру и стол под экспериментальный журнал.
Далее шла большая каптерка - стеллажи, картотечные шкафы для мелочевки вроде радиодеталей и сейфы для хранения особо важного, учебный стол и пара стульев, которой заведовал Ефимыч - седовласый, коротконогий мужичок, некогда отсидевший за нанесение неверной возлюбленной тяжких телесных, большой любитель крепкого чая, правильного спирта, внезапного загула, длинного праздника и веселящей гармошки, а за стенкой притаилось убежище толстяков - двух одержимых конструированием игровых компьютеров радиоинженеров.
Предбанник, куда упихали токарный и фрезерный, сверло и моталку, с выходом на душевую и разворотом в долгий коридор, где под руководством Хеймана сварганили атлетический уголок и велосипедное присутствие, мало, секретный, так еще с потайной дверью в Манекеновское закулисье - да, да, знаменитый театр квартировал буквально за стеной.
Хороша лаборатория - картины, музыка, видео, аквариум, душ, спортзал и дверь папы Карло ровно посреди бабьего царства - справа парикмахерская, за спиной актрисы, а сверху студентки и аспирантки. Марьмихална, интересная женщина под сорок, комендант восьмерки, нет-нет да забредет на вкусный огонек.
Разумеется, с проверкой соблюдения норм и правил, режима или санитарной дистанции, но иногда оставалась наподольше - поговорить о сущем, пригубить правды или посмотреть в глаза истине. Парикмахерские дамы обычно заседали по пятницам, но если труба заиграет, могли оторваться в среду или во вторник с четвергом, и тогда карнавал искрил повсюду - белые халаты, крашенная дверь.
Проходной двор. Кафедра физики и нелинейщики, голографисты и радиолюбители, видеопрокатчики и кооператоры, материально ответственные и материально безоствественные лица, любители спирта халявного и любители спирта взамен, поклонники живописи и матерных частушек, Луки Мудищева и Венедикта Ерофеева, механики сплошных сред или квантовой оптики, почитатели искусства Брюса Ли или фанаты обворожительной Карен Шуберт, где на еженедельных семинарах членкоры и доктора, светила науки и блестящие ученые, талантливые физики и неприступные математики травили всякую ересь типа теории функций комплексного переменного, нелинейных дифференциальных уравнений, текучести, сверхпроводимости и пластичности, солитонов или распознавания образов.
Однажды на праздничный салют попал директор гостиницы Турист. Кто, что, как, зачем, не суть - Михалыч, нестандартный и, как выяснилось потом, не совсем традиционный, важнее, насквозь интуристовский, благодаря чему через неделю толпой отправились на Слынчев Бряг, жаль, кончил плохо - застрелен в приватизацию.
Камнеделы, каменотесы, камнерезы, геологи, художники и врачи, ювелиры и кооператоры, культуристы и музыканты - трехгодичный перестроечный карнавал.
Там впервые потрогали Ай-би-эм Пи-си, сыграли в Сити, Арканоид и Формулу, научились красиво рисовать графики и готовить из спирта полезные напитки, хлебнули боевиков, мелодрам и порно, поставили кучу экспериментов и выдали на гора толщиномер для Лихтенштейна, мини-лабораторию для Кауновского НТТМ, стрессомер для умной докторши-сердечницы, изобрели на пару с Петровичем определитель пластических напряжений, опробовали для часового завода точетно-лазерную сварку, лазерную маркировку бутылок для Ликерки, а для фабрики художественных изделий соорудили лазерную сверлилку, наладили выпуск дамских ожерелий в промышленном масштабе, и ликуя встретили август девяносто первого, а потом, уже в полном и слепом беспамятстве, конец Союза. И когда прибыл девяносто второй скорый, все закончилось в одночасье - оборонку упразднили, заказы порезали, аппаратуру увезли, а помещение передали под банк или страховую. Радиоинженеров подобрал Борис Яковлевич, Вадик и Слава примкнули к торговле, хотя скорее, услугам или работам, а ваш покорный слуга успел отскочить направо, и после смерти бабы Поли обустроил там юридическую контору. На углу Ленина и Свободы