Чуть отдышавшись, я потёрла глаза, в надежде, что увиденное исчезнет, рассеется, словно мираж. Не исчезло. Только дед Драгомир оказался совсем рядом со мной и заботливо протягивал руку, предлагая помочь подняться.
Кое-как, на ватных ногах, крепко поддерживаемая под руку стариком, я доковыляла до завалинки и осела на неё пыльным мешком.
- Мне что, снится это всё, да? – стремительно теряя последнюю надежду, спросила я. – Или я с ума сошла окончательно?
- Ни то, и ни другое, - присаживаясь рядом, прокряхтел дед Драгомир. – Ты, девонька, не сбегай только больше, а посиди и послушай внимательно. А я уж тебе всё, как на духу, без утайки.
Я молча кивнула, приготовившись слушать. Старик вздохнул, посмотрел куда-то в чистое осеннее небо и начал свой рассказ:
«Бабку твою, сестру мою, Марой назвали, Мореной то бишь. В честь богини, что бережет равновесие, честность, встречает на мосту, дабы сопроводить в мир мёртвых, но также и жизнь дарует. Надеялись, что и моя сестрица вырастет справедливой и доброй, помощницей страждущих и несущей в мир успокоение.
Поначалу так оно и было. Мара росла прекрасной девочкой – никого не обидит, всем поможет. А уж как она собою была хороша! Один в один – богиня! Краса, каких поискать! Коса русая, в руку толщиной! Ей-богу, не вру! Стан тонкий, как у берёзки. Шить научилась, так платья да сарафаны у неё краше всех были. А жили мы тогда все вместе в большом доме, в деревне, что за лесом стоит.
И вот однажды, семнадцатый год тогда Маре шёл, проезжал через нашу деревню молодой княжич, владения свои дозором обходил. Приглянулась ему сестрица моя, полюбилась. Стал он её обхаживать, да в невесты себе прочить. И полюбила его Морена в ответ, растаяла. Лучшие платья надевала, цветы в косу вплетала. Каженное утро пела, словно птичка – так радостно ей было княжеской невестой стать.
А матушка наша с батюшкой мудрые были, понимали, что Мара – девушка простая, князю не ровня. Но не слушала их сестрица, всё на свидания к любимому бегала. До тех пор, пока однажды не позвал он её ночью за околицу, на звёзды любоваться. Да там и снасильничал.
Тем же утром князь со всей свитой спешно уехал, лишь Маре оставил колечко с камушком красным, да ждать его велел.
Днями и ночами плакала Морена, из комнаты своей не выходила. Не ела ничего, бедная, так по князю убивалась. Волком выла, одинокая и обесчещенная. Кто ж её такую замуж-то теперь позовёт? А через месяц понятно стало – понесла сестрица моя от князя.
Поначалу испугалась шибко, но успокоилась и стала готовиться от бремени разрешиться. Пелёнки да платочки вышивала. В положенный срок родилась у ней дочка Глафира – твоя мамка.
Всё бы ничего, жить бы да поживать, да новая напасть приключилась. Дошли до нашей деревни вести – женится князь. Нашёл себе невесту богатую да знатную, да и взял себе в невесты, про Морену нашу забыв.
Как прознала Мара про это – вскочила, вышивку свою отбросила. Ни слезинки с её глаз не упало. Только волосы вмиг почернели да растрепались. Проснулась в ней сила великая да тёмная, ярость да ненависть в душе её поселились.
Выскочила сестрица во двор, да только её и видели. А спустя два дня до нас вести дошли – явилась чернявая прямиком на княжескую свадьбу, очами сверкнула, да невеста-то замертво и упала. А княжичу проклятье выкрикнула, тот и обернулся медведем и ушёл в леса да степи.
Тут мальчонка соседский к нам прибежал, щёки горят, дышит тяжело, кричит с порога, мол, видели люди, как Мара наша, нагая да босая, идёт по деревне, а за ней цветы вянут, вода в лужицах стынет, да льдом потягивается, птицы падают замертво.
Мамка наша тогда схватила маленькую Глафиру, завернула в одеяльце, сунула мне в руки, да велела бежать без оглядки как можно дальше, путями окольными, на глаза никому не попадаясь. Обняли мамка с батькой нас напоследок, и выпроводили на дальнюю околицу, а у самих слёзы в глазах стояли, будто бы прощались они. И вправду, больше я их не видывал.
Долго бежал я, неся маленькую Глафиру на руках, пока силы совсем не кончились. Упали мы в дремучем лесу на мягкий мох, да так и уснули тут же. Разбудила меня бабка, что травы в лесу собирала. Нашла нас, измученных, привела в эту самую избушку, накормила, выслушала, да жить у себя и оставила.
Агафьей её звали, старушку эту. Вот она-то нас и вырастила, выкормила. Я ей по хозяйству помогал, дрова колол, воду носил. А она за Глашей маленькой ухаживала. Чуть погодя начала бабушка Агафья меня доброй волшбе учить, травкам разным да целительству, чтению да письму. А уж Глафира подросла – стала и она постигать знания, да так прытко, словно с пелёнок уже всё умела.
Так и жили мы, не тужили, учились да хозяйство держали. Я в родную деревню однажды навелся, а её уж и нет – один бурьян кругом. Извела сестрица Морена всех, да изничтожила. И исчезла, словно бы не было. И шестнадцать лет о ней никто и не слыхивал.
Глафира тем временем выросла и стала такой же прекрасной девицей, как и её мать, в том же возрасте. Однажды, отправившись на базар, за реку Анисовку, встретила простого парня, сына кузнеца, а потом и обженились, доченьку родили, тебя то бишь. Ильмарой назвали.
И вновь беда пришла, откуда не ждали – прознала Морена про счастье дочери своей, озлобилась, наслала мор лютый. Только успел я тебя в мир другой перебросить, от магии да колдовства подальше. Записочку прикрепил с именем твоим, да вернулся. А возвращаться-то и не к кому. Выкосил мор людей со всей округи. Ни Глафиры с мужем не осталось, ни бабки Агафьи. С тех самых пор, почитай, так и живу тут один, кукую. Восемнадцать лет уж как».
Дед Драгомир тяжко вздохнул и замолчал на какое-то время. Я вынырнула из пучины его воспоминаний со слезами на глазах. Как один человек мог столько горя перенести, потеряв всех самых близких?
- Видение мне было, внученька, - печально сказал Драгомир, спустя несколько минут. – Видел я, что Морена сил набралась и в мир наш вернуться хочет. Один я с ней не слажу, а коли так, то и мир погибнуть может. Вот и решил я тебя вызвать, на родину вернуть, да обучить всему. Вот и потянул тебя к себе за ниточку, а ты по той ниточке и пришла. Значит есть в тебе сила колдовская, дремлет просто до поры.
- Дедушка Драгомир, - обняла я старичка, - вы не переживайте так. Раз уж я здесь, значит, для чего-то это было нужно. Теперь я это понимаю.
- Пойдём в дом, Ильмара, внученька, - дедушка тяжело поднялся с завалинки, взошёл по ступенькам и отворил дверь. – Я покажу тебе твою светёлку, а завтра спозаранку думать будем, с чего нам начинать твою учёбу.
Я подскочила с завалинки и последовала за Драгомиром в дом. Почему-то именно в этот момент пришло понимание – вот почему мне показался таким знакомым и родным запах деревенского дома. Я когда-то жила здесь.
- А за грибочки тебе спасибо, - обернувшись, подмигнул мне дед Драгомир. – Завтра суп наварим с тобой! Только мешок уж больно странный, скользкий, шуршащий. Ты его припрячь от греха в сундук. Неча на себя лишние взгляды притягивать.
Пожалуй, он прав. Да и переодеться «по-местному» не мешало бы. Но, как говорится, я подумаю об этом завтра. А сейчас – пузатый самовар, вазочка с вареньем и свежий хлеб из печки. И спать.
- ПРОДОЛЖЕНИЕ