О комбинате "Маяк", расположенном в самом сердце Челябинской области, на берегу живописного озера Иртяш, хоть раз в жизни наверняка слышал практически каждый житель постсоветского пространства. Именно здесь в 1948 году под руководством Игоря Васильевича Курчатова был запущен первый в Евразии промышленный ядерный реактор, здесь нарабатывался плутоний для первой советской атомной бомбы и, впоследствии, для значительной части всего ядерного арсенала СССР. К сожалению, среди большей части населения нашей страны, далёкой от военно-промышленного комплекса и атомной энергетики, "Маяк" пользуется дурной славой, а его название стало чуть ли не нарицательным. Впрочем, на то есть объективные причины.
Ещё на стадии проектирования и строительства огромный комбинат, на котором был реализован полный цикл производства оружейного плутония, условно поделили на несколько частей, которым из соображений секретности дали буквенные обозначения. Так, объектом "А" называли непосредственно ядерный реактор, объектом "Б" – радиохимический завод, где из облученного ядерного топлива выделяли чистый плутоний, а объектом "С" – комплекс по переработке и захоронению радиоактивных отходов. Как и на всяком новом производстве, в первые месяцы работы на комбинате нештатные ситуации и аварии с труднопредсказуемыми последствиями случались на всех стадиях производственной цепочки чуть ли не ежедневно. Выходили из строя системы охлаждения реактора, плавилось урановое топливо, взрывалось пока ещё не доведённое до ума технологическое оборудование. Персонал то и дело получал различные дозы облучения, в атмосферу выбрасывались радиоактивные аэрозоли, а жидкие #радиоактивные отходы сливались прямо в окрестные озёра и реки. По неофициальной статистике за свою более чем 70-летнюю историю "Маяк" выбросил в атмосферу и близлежащие водоемы сотни тонн радионуклидов, суммарная активность которых эквивалентна доброму десятку выбросов при аварии на Чернобыльской АЭС. За это время радиационному облучению в той или иной степени подверглись около 500 тысяч человек, из которых свыше 4 тысяч, преимущественно сотрудники предприятия, погибли от острой лучевой болезни.
В общем, "Маяк" и в штатном режиме работы был не самым безобидным производством. Но 64 года назад на комбинате произошла #авария беспрецедентного масштаба. Долгое время её обстоятельства и последствия были сокрыты под грифом секретности, а мировая общественность узнала о ней только после распада СССР. Так как долгое время Озёрск попросту отсутствовал на картах, происшествию суждено было войти в историю как Кыштымской аварии, хотя к лежащему неподалёку старинному горнозаводскому городу Кыштым, о котором я уже писал ранее на страницах своего канала, оно не имеет ровным счётом никакого отношения. Теперь, когда нам есть, с чем сравнивать, мы можем сказать, что #Кыштымская авария входит в тройку самых серьёзных происшествий в истории ядерной энергетики, уступая лишь катастрофам на Чернобыльской АЭС в 1986 году и на АЭС Фукусима-1 в 2011 году.
Как ни странно, героем нашего сегодняшнего рассказа будет вовсе не #ядерный реактор и даже не технологическая установка, под завязку заполненная раствором оксалата урана, а всего лишь скромная ёмкость для хранения радиоактивных отходов. На местном жаргоне такие ёмкости называли "банками". Каждая "банка" представляла собой подземный резервуар около 7 метров диаметром и порядка 10 метров глубиной. Его стенки изготавливались из бетона метровой толщины, после чего внутри сваривался герметичный резервуар из нержавеющей стали. К слову, похожая технология была использована при строительстве знаменитой водонапорной башни свердловского "Уралмаша". Каждая "банка" накрывалась массивной бетонной крышкой и засыпалась слоем земли. Так как высокоактивное содержимое ёмкостей выделяло большое количество тепла, они принудительно охлаждались циркулирующей водой. Для этого "банки" группировались в комплексы, каждый из которых мог насчитывать до двух десятков ёмкостей.
Изначально жидкие #отходы планировали упаривать, а в "банки" помещать лишь твёрдый осадок. Для этого на заводе имелись многочисленные выпарные аппараты. Однако вскоре стало понятно, что, как говорится, гладко было на бумаге – в реальности образовывающийся в процессе упаривания газ отличала крайне высокая #радиоактивность , а металлические части установок коррозировали и разрушались под воздействием излучения буквально на глазах. Поэтому от упаривания почти сразу отказались, а в "банки" начали сливать жидкие отходы. Естественно, подземные ёмкости уже к началу 1949 году оказались переполнены. Именно тогда было принято решение временно начать сливать высокоактивные отходы непосредственно в Теченский каскад водоемов, самый печально известный из которых – озеро Карачай – в итоге вместил количество долгоживущих радионуклидов, эквивалентное шести Чернобылям. Этого озера ныне не существует – его ликвидировали в 2015 году, залив бетоном и превратив в огромный могильник с радиоактивным содержимым. Впрочем, это уже немного другая история.
Как и другие "банки", ёмкость №14 комплекса хранения отходов С-3 оказалась под завязку заполнена ещё в конце 40-х. За последующие годы физика и время сделали то, чего не смог сделать человек – к 1957 году жидкие отходы вследствие недостаточно эффективного охлаждения самостоятельно упарились, и 300 кубических метров раствора превратились в 80 кубических метров сухого остатка, основной объём которого составляли долгоживущие изотопы стронция, цезия и рутения, смешанные с взрывоопасными нитратными и ацетатными солями. Так на промышленной площадке, фактически, оказалась зарыта #бомба мощностью в сотню тонн тротила, начинённая высокоактивными радионуклидами и готовая взорваться в любой момент. Момент настал 29 сентября 1957 года в 16 часов 22 минуты. Сила взрыва была такова, что бетонная “банка” превратилась в груду обломков, бетонную крышку весом 160 тонн отбросило в сторону на 25 метров, а в радиусе трёх километров от эпицентра выбило все стёкла. Но хуже всего было то, что взрыв поднял содержимое емкости на высоту в 1,5 километра в виде огромного облака радиоактивной пыли. В течение последующих 12 часов оно двигалось по ветру, постепенно опускаясь на землю. Его было прекрасно видно за сотню километров – в опустившейся на горную страну ранней осенней тьме оно мерцало зловещим оранжево-красным светом. В газете "Челябинский рабочий" на следующий день появилась заметка:
"Накануне вечером многие челябинцы наблюдали особое свечение звёздного неба. Это довольно редкое в наших широтах свечение имело все признаки полярного сияния. Интенсивное красное, временами переходящее в слабо-розовое и светло-голубое свечение охватывало значительную часть северо-западной поверхности небосклона. Около 11 часов его можно было наблюдать уже в северо-восточном направлении...".
К счастью, в северо-восточном направлении, куда в тот день дул ветер, не было ни одного крупного населённого пункта. Облако не накрыло расположенные поблизости Кыштым, Касли или Озёрск, который тогда назывался Челябинск-40, и не унеслось в сторону Свердловска или Челябинска с их густонаселёнными пригородами. Большая часть радионуклидов выпала на территории комбината "Маяк", однако некоторую их часть ветер унёс куда дальше. Впоследствии выяснилось, что зона загрязнения протянулась почти на 300 километров – правда, довольно узкой полосой, ширина которой не превышала 10 километров. Тем не менее, даже на этой площади оказалось больше двухсот населённых пунктов с общей численностью населения порядка 270 тысяч человек. Зона заражения в дальнейшем получила название ВУРС – Восточно-Уральский радиационный след. К счастью, большая часть людей, попавших в зону заражения, включая 170 тысяч жителей Каменска-Уральского и Камышлова, получила крайне незначительные дозы облучения и не ощутили на себе последствий аварии – чего не скажешь о тех, кто находился в начальной зоне ВУРСа в паре десятков километров от комбината.
Широкомасштабные работы по ликвидации последствий взрыва начались на следующее утро – ночь ушла на то, чтобы оценить общий масштаб происшествия и согласовать с Москвой хотя бы примерный план действий. Замешательство, в принципе, объяснимо – в конце концов, это была первая в мире техногенная #катастрофа такого масштаба. Загрязнению подверглись многочисленные населённые пункты и промышленные предприятия, десятки озёр и рек, тысячи гектаров пастбищ, лесов и пашен. Усугублял ситуацию и тот факт, что в суматохе первых часов после аварии значительные количества радионуклидов были вынесены с заражённой территории на обуви и одежде пожарных и сотрудников комбината, на колесах и гусеницах техники.
На ликвидацию последствий аварии были брошены десятки тысяч человек – преимущественно военнослужащие. В первую очередь дезактивации подвергли территорию предприятия, на которой выпали до 90% выброшенных взрывом радионуклидов, и улицы Озёрска. Мыльным раствором тщательно отмывали асфальт улиц и промышленных площадок, крыши зданий, технику и даже деревья. Людей подвергали обязательной санитарной обработке, изымая при этом одежду, которая была на них в момент аварии – взамен можно было получить новые вещи или денежную компенсацию. На изучение загрязнённой территории за пределами комбината были брошены военные дозиметристы. Вскоре стало понятно, что нахождение людей в начальной зоне ВУРСа, протянувшейся от комбината в северо-восточном направлении примерно до современной трассы Екатеринбург–Челябинск, недопустимо – слишком высок уровень радиации. В первые семь суток после аварии из этой зоны отселили 1383 человек – жителей деревень Бердяниш, Салтыково, Галикаево, Русская Караболка. С собой не разрешалось брать ничего. Личные вещи закапывали на месте, скотину забивали, дома и хозяйственные постройки сносили бульдозерами и танками, чтобы у отселяемых не было возможности самовольно вернуться на прежнее место жительства.
К сожалению, эвакуация населения производилась с большой задержкой. Даже отселённые в первые дни после аварии люди получили эквивалентную дозу облучения, примерно в 200 раз превышающую естественную годовую. Между тем, второй этап отселения был начат лишь в феврале 1958 года, а последний – и вовсе в июле 1959 года, спустя почти два года после аварии. Всего за это время были отселены более 12 тысяч человек, при этом с лица земли оказались стёрты 23 населённых пункта. На заражённой территории была создана санитарно-защитная зона с запретом доступа в неё населения. Впоследствии на этой территории был образован Восточно-Уральский государственный #заповедник . Год за годом его площадь медленно, но верно сокращалась, но и поныне она превышает 700 квадратных километров.
В последующие годы в Челябинской области был создан целый ряд научно-исследовательских лабораторий, сотрудники которых изучали, как #радиация влияет на здоровье человека и живую природу, определяли безопасные уровни длительного воздействия излучения, апробировали различные методики рекультивации заражённых территорий. Так, в посёлке Метлино неподалёку от озера со звучным и запоминающимся названием Куяш организовали биогеоценологическую станцию, занимавшуюся изучением сельскохозяйственного производства на территории ВУРСа, а в Челябинске – сельскохозяйственную радиологическую лабораторию. Деятельность этих научных коллективов в совокупности с естественным уменьшением уровня загрязнения позволила к 1982 году вернуть в хозяйственный оборот 85% ранее отчужденных земель. В Челябинске открылись филиалы Ленинградского НИИ радиационной гигиены и Института биофизики Минздрава СССР, сотрудники которых вели многолетнее медицинское наблюдение за более чем 30 тысячами человек, подвергшимися облучению вследствие аварии. Наверное, всем хотелось бы, чтобы накопленный за это время опыт никогда бы уже не пригодился, но в 1986 году, когда прогремел взрыв на Чернобыльской АЭС, к нему пришлось обратиться снова.
Так совпало, что 10 октября 1957 года, всего через две недели после аварии на "Маяке", когда на Урале полным ходом шла ликвидация последствий катастрофы, крупная радиационная авария случилась на сходном по функционалу атомном комплексе "Селлафилд" в британском графстве Камбрия – там тоже нарабатывали плутоний для производства ядерного оружия. Из-за ошибок персонала во время планового отжига графитовой кладки реактора загорелось почти 8 тонн уранового топлива, а радиоактивные продукты горения оказались выброшены в окружающую среду. Так как сведения об аварии под Кыштымом оставались полностью засекреченными вплоть до распада СССР, по иронии судьбы именно авария на "Селлафилде" почти два десятилетия считалась самой серьёзной в истории мировой ядерной энергетики, хотя её последствия были совершенно несопоставимы с тем, что случилось на Урале...
К сожалению, Урал – это не только красивая природа, старинные города-заводы и уникальный культурный ландшафт. Несколько веков промышленного освоения подземных богатств, зачастую жадного и бездумного, сделали своё дело, нанеся непоправимый вред местной экологии. Чего стоят только Коркинский угольный разрез – один из крупнейших карьеров в мире, который видно даже из космоса – или печально известный Карабаш, ставший зоной перманентного экологического бедствия. В связи с нашим сегодняшним рассказом нельзя не вспомнить и разразившуюся весной 1979 года эпидемию, вызванную утечкой спор сибирской язвы из лаборатории по разработке биологического оружия Свердловск-19. Конечно, масштаб бедствия тогда был несопоставим с последствиями взрыва на “Маяке”, однако эпидемия всё же унесла жизни более чем ста человек и усеяла скотомогильниками весь юг Свердловской области. Как и радионуклиды на территории ВУРСа, споры возбудителя болезни, захороненные в них, представляют опасность до сих пор.
