… Виталий Викторович не смотрел на Марину с Саней, делал вид, что просматривает протоколы педсоветов. Говорил негромко, сквозь зубы:
- Вырастила шалопая. Разгильдяй отъявленный. Почему я должен выслушивать…
Математик Олег Артурович каждое утро с опаской поглядывал на Ярощука, этого негодяя из 7-Б: того и гляди, из его потрёпанного ранца снова выползет какая-нибудь змея… Сегодня перед первым уроком над головой математика с жутким свистом пролетел этот самый ранец, – пристанище змей, ящериц, орлят… Ярощук прямо с порога кабинета математики швырнул свой ранец на последнюю парту. Олег Артурович готов поклясться: не просто швырнул… а молниеносно рассчитал траекторию полёта, – чтобы непременно над головой математика... Математик предусмотрительно втянул голову в плечи: кто знает, что выпадет из ранца в полёте! Уже чувствовал холод гладкого змеиного прикосновения к своей шее… и – когти подросшего орлёнка… Ффу! Обошлось!.. Ранец благополучно приземлился на последнюю парту.
Но на первой же перемене Олег Артурович оскорблённо постучал в кабинет директора:
- Виталий Викторович! Никаких изменений!.. Урок проводить невозможно! Марина Павловна совсем не справляется с сыном! Без Вашего вмешательства не обойтись! Призовите к порядку Вашего сына!
Виталий Викторович всё же оторвался от протоколов, поднял глаза на Саню. Встал из-за стола, возмущённо кивнул Марине:
- Нет, ты посмотри… посмотри, кого воспитываешь! Учителя ко мне каждый день!.. С жалобами на него! А он – в окно уставился! Тебя что, – не касается?
Саня и правда смотрел за окно – угрюмо и равнодушно. Казалось, и правда не слышал отцовских слов.
Виталий Викторович повысил голос:
- Ты видишь? Вырастила!
Санька повернулся от окна, исподлобья взглянул на отца:
- Не ори на маму!
Виталий Викторович подошёл к сыну, качнулся с каблука на носок модных – не по посёлку и ситуации – туфель.
- Тогда сам отвечай за своё поведение!
В тёмных – совсем не Марининых!.. – Санькиных глазах – откровенное презрение:
- Я виноват, что он медянку от гадюки не отличает?.. Я Варьке принёс показать, а не ему!
- Орла тоже… Варьке своей приволок?
- Орлёнка. Мина в гнездо попала. Он один уцелел, мы с Варькой подобрали его.
Марина горестно всплеснула руками:
- Мины рвутся, а вы по степи гуляете!
- Мы в ложбинке лежали, когда мина разорвалась. И видели, как гнездо… – Санькин голос прервался. – Мы потом подошли. Орлица и два орлёнка погибли, только этот остался. А орёл летел к гнезду… и – осколком…
Виталий Викторович ещё раз кивнул Марине:
- Слышала? Дождёшься! Он найдёт приключений… тебе на голову.
Прозвенел звонок. Марина строго сказала сыну:
- Иди в класс!
Санька вышел. Виталий Викторович снова качнулся с каблука на носок:
- В общем, так. Я решил. Конца-края не видно, – восьмой год под выстрелами и взрывами. Восьмой год, – ты подумай!.. Жизнь проходит. Мы уезжаем в Киев.
Марина Павловна молча вскинула удивлённые глаза. Виталий Викторович заметно нервничал: сказать легко, – в Киев. А кто там ждёт?.. Юрка Кузьмин так и не выполнил своего обещания… Уж лучше бы эти семь в Луганске сидел, чем здесь. На Кузьмина понадеялся… И – в угоду тестю, за Мариной: как же, – семья! – припёрся в этот Богом забытый Терновский.
- Едем вдвоём. Сына у родителей оставишь, – не маленький.
Марина усмехнулась:
- Я никуда не поеду. Мы с Саней будем жить в посёлке.
- Ну-ну. Пока не долбанёт по крыше… Или ты всё ждёшь, что ополченец твой жену и ребёнка бросит, – ради тебя! Что ж ты дура-то такая… Не меняешься.
Виталий всё же надеялся уговорить Марину: если она согласится на переезд, тесть никуда не денется, – поможет. Поднимет былые связи. Война войной, а полезные знакомства никто не отменял…
А Маринка заупрямилась. И слушать не хочет о Киеве. Что ж… Всё, что ни делается, – делается к лучшему. И Виталий уехал один. А Саня и не удивился будто… Не спросил, – надолго ли отец уехал.
… Тем летом, семь лет назад, не верилось, что это надолго: взрывы… перекрестные обстрелы, бомбоубежища в школах… В то лето ещё не называли словами происходящее, – боялись накликать. А теперь всё, во что не верилось, стало реальностью, – несомненной, безжалостной… неумолимой. Реальность эта обрела уверенное имя: гражданская война…
Ещё с весны на блокпостах дежурят казачьи и шахтёрские дружины. Сергей Сотников вслушивался в пение сверчков, Тёмку вспоминал… Жалел мальчишку и Танюшу: обещал, что первого сентября на школьную линейку пойдут все вместе, а вырваться так и не получилось. И Тёмка первоклассником стал без бати… В горьком удивлении Сергей подумал: ничего себе, – ровесница у сына!.. Артёму – семь… и войне гражданской – семь. Такая долгая война, что их с Танюшей сын успел вырасти… и вот, – в школу пойти… Прикинул: а Маришкин Санька… уже в седьмом, получается. Улыбнулся: в начале лета видел Саньку на берегу Донца. С девчонкой этой, Варюхой, дочкой горного мастера Игоря Харютина. Санька сбросил брюки и выгоревшую футболку, поплыл на тот берег… где они с Сергеем – за год до войны… – рвали речные лилии: Санька – для матери, а Серёга – Танюшке… А сейчас Санька вышел на берег, протянул лилию Варьке. Девчонка счастливо прижала лилию к лицу… и поцеловала Саньку, – куда-то в висок… Серёга вздохнул: война войной… А дети растут. И Санька Маринкин – молодец: не ждать же, когда закончится эта война, чтобы подарить подружке речную лилию! Как-то радостно Серёга вспомнил: а ведь он тоже, как Санька… – точно, в седьмой тогда перешёл!.. – плавал за лилией для Любани Кузнецовой, одноклассницы…
С Мариной почти не виделись. При случайных встречах молча кивали друг другу, – а что говорить… Сотникову иногда казалось, – особенно, когда возвращался домой с позиций из-под Станицы Луганской или Славяносербска… – что в эти семь лет поместилась целая вечность. Надо ли вспоминать, что было вечность назад. А самое главное, – Сергей Танюшу берёг. Первые годы после свадьбы чувствовал, что видит Татьяна этот безысходный туман в его глазах, – тайно тосковал Серёжка, Маринку во сне видел… Пока не рассмотрел такую же горькую тоску напополам с болью в Таниных глазах… Застыл: ей-то – за что! Робкая и покорная Танюшина нежность ещё не была счастьем, но Серёгину боль глушила. Так и вышло: сначала привык… и сам не заметил, что в забое скучать по Танюше стал. Радовался её радости, когда приносил ей в плановый отдел ромашки с колокольчиками. А потом… На рассвете было. Серёга проснулся, – сегодня в первую. По-мальчишески счастливо ухватился за мысль: ещё с полчаса подремать можно… Как хорошо, что не успел тогда прикрыть глаза!.. Танюша вздохнула во сне, – устало и счастливо чуть вздрогнули её ресницы… Серёжка приподнялся на локте, замер: сквозь тонкую ночную рубашку увидел маленькие круглые соски. Не сдержался, поднял рубашку, приник губами к её груди… Хмелел от Таниной тёплой, сонной нежности, от волос, что отваром ромашки пахли… От почти невесомых её ладошек на своей спине… И в глубоком его дыхании бились чуть слышные слова:
- Люблю тебя!.. Тааня!.. Люблю… тебя…
Тогда у них ещё не было Тёмки. Таня часто плакала, – тайком. Ей казалось, что у них с Серёжей нет маленького, потому что она старше, – на целых семь лет… А Серёга после этого рассвета точно знал, что скоро у них родится мальчишка: пусть мальчишка, – Танюша хотела сына… И понимал Сергей: в сокровенном сгусточке под Танюшиным сердцем не могло застучать крошечное сердечко, – без его, Серёгиной, любви.
А потом… – показалось ему, или правда, – появилось в Марининых глазах неясное ожидание… Ожидание это тревожило Сергея. И он дождался Марину Павловну у школы. Понял, что не ошибся: такое счастье плеснулось в её взгляде! Они медленно шли к её дому. Марина улыбнулась:
- Серёж, спасибо, что… За Саню спасибо тебе. Он готов целыми днями рассказывать, как вы с ним велосипед ремонтировали… и за лилиями плавали…
Сергей тоже осторожно улыбнулся:
- Славный у тебя… у вас с Виталием парень.
Марина остановилась. В глазах метнулась какая-то жалкая растерянность… Сергей тоже остановился, взял её ладони в свои:
- Так вышло, Марин. Ты не грусти… Назад ничего не вернёшь. Я жену, Татьяну, люблю.
Продолжение следует…
Начало Часть 2 Часть 3 Часть 4 Часть 5
Часть 6 Часть 7 Часть 8 Часть 9 Часть 11
Навигация по каналу «Полевые цветы»