Потешил старуху. Давно так лепо не веселилась. Теперь говори, что тебе от меня надобно.
Я замялся, не зная, как начать разговор, потом, спонтанно, решился пойти на риск:
- Куда делась девка, с которой ты жила?
Старуха такому вопросу удивилась и не удержалась полюбопытствовать:
- А тебе что за дело до нее?
- Люба она мне, - просто ответил я.
- Так ты же басурманин, а она православной веры.
- Ради нее крещусь!
- Ишь ты! Так, значит, сильно люба!
- Так!
Маканья Никитична задумалась. Возможно, мужчину такой аргумент как любовь мог бы не убедить, но хозяйка была женщиной, причем старой и мудрой.
- Ладно, обскажу, что знаю. Прогневила твоя девка чем-то царя-батюшку. Чем не ведаю, да она и сама того не знает. Не наше бабье дело в такие дела вникать. Меня к ней приставили, чтобы выпытала про ее тайные замыслы. Только или я дура, или никакой крамолы у той Алевтинки на уме нет. Простая девка, не нравная. Так я царскому брадобрею, графу Кутайсову и сказала. Он из ваших, из басурман будет. Пленный турка. Пришелся по сердцу царю-батюшке, тот его до себя и возвысил и титулом наградил. Граф-то, видать, царю-батюшке и обсказал все как есть. Тогда ее из дворца-то и отослали.
- Так она жива?!
- Жива, конечно, чего ей, толстопятой, сделается!
- Куда отослали-то? - сдерживая готовое выскочить из груди сердце, спросил я. Главное было в том, что с Алей ничего плохого не случилось.
- Это мне не ведомо. Мне о том и знать-то не положено.
- А как ее здоровье?!
- При мне не болела. Ты хоть знаешь, что она тяжелая?
- Знаю.
- Никак, сам и нашкодил?
Я кивнул. С души упал тяжелый камень. Мне захотелось расцеловать старуху за добрую весть.
- Ай, девка, ай, срамница! - продолжала хозяйка. - С басурманом спозналась! Удивил ты меня, князь-мирза, Что значит любовь! Вон на какие расходы пошел! - Старуха кивнула на остатки пиршества.
- Что расходы! Вы можете узнать, куда ее отослали? Я за деньгами не постою. Вот вам сто рублей на пряники, а как узнаете, еще два ста дам.
Я вытащил из кармана приготовленную сотню и подал хозяйке. Маканья Никитична внимательно посмотрела на меня, на ассигнацию и вернула ее назад.
- Не смогу того узнать. Это сам царь-батюшка ведает, один-два вельможи и тот, кто ее отвозил. Только, боюсь, никто ничего не скажет.
- Вы Алевтинку когда в последний раз видели?
- Почитай, дня четыре прошло. Когда ее в карету сажали. Она мне гостинчик грозилась прислать, когда своего суженного встретит. Видишь, как судьба распорядилась… Я тебя раньше нее встретила и обещанный гостинец получила.
- Какой это гостинец… Оставьте деньги себе и купите, что потребуется. В память об Алевтине.
- Коли так, приму. Я Алевтинку твою полюбила. Она девка хорошая, хоть с басурманином в грехе жила. Ну да, один Бог без греха. Иди себе, коли что узнаю, весточку дам.
Нервное напряжение прошло, и я почувствовал насколько пьян. До людской, где храпели обер-истопник и обиженный пренебрежением к своей персоне Евпатий, мне удалось добраться исключительно на «автопилоте». Растолкав их, я упал, как подкошенный, и без просыпу спал до следующего полудня.