Вечером Ирина сидела на диване, поджав ноги, смотрела телевизор. Она сердилась на себя за то, что не узнала номера телефона той больницы, где находился Олег, а сейчас звонить было поздно. И вообще, отношения с начальником милиции были у Олега, а ее он познакомил с ним, когда хозяйство было еще совхозом. Тот приезжал перед праздником, чтобы выписать свежего мяса, а потом, когда Олег стал директором, приехал, чтобы получить земельный пай на свою мать, которая «всю жизнь отработала в деревне, а теперь, мол, ей не положено ничего, потому что живет в райцентре». Олег понимал тогда, что покровительство милицейского начальства не будет лишним для хозяйства, и выделил пай, скрыв на общем собрании пайщиков имя одного из них. С тех пор Николай Николаевич получал ежегодные дивиденды на эту землю, а когда мать умерла, стал хозяином этого пая.
Ирина немного успокоилась после дневного приключения, но, представив, что могло бы случиться, не появись Юрий, она снова вздрагивала. Конечно, следует признать, что поехала она зря, не подумав хорошо, подвергнув опасности не только себя, но и Юрия. Как он оказался там, Ирина не очень поняла, ей было ясно только, что он специально поехал вслед за ней. Одним словом, она должна быть благодарна ему за то, что сейчас сидит дома в целости и сохранности. Это Ирине не очень нравилось, но, к сожалению, она вынуждена это признать.
В окнах промелькнул свет от фар, она услышала, что ко двлру подъехала машина. Ирина осторожно подошла к окну, выглянула из-за гардины. У забора стояла машина, из которой кто-то вышел и направился к калитке. Ирина замерла от страха. Олег собирался заменить перегоревшую лампочку над входом во двор, но не успел, и теперь не было видно, кто идет во двор.
В окно постучали. Ирина узнала в вошедшем во двор Сергеева. Чего ему надо в это время? Она вышла в корнидор, открыла дверь
- Разрешите войти, Ирина Сергеевна? – негромко спросил он.
- Что вы хотели? – строго спросила Ирина. – Уже очень поздно.
- Я хотел поговорить с вами, - проговорил Юрий, поднимаясь по ступенькам и вплотную подходя к двери.
Ирина не отходила от двери, давая понять, что в дом она его не приглашает.
- Вы позволите войти, Ирина? – настойчиво спрашивал Юрий, стоя уже рядом с нею.
- Нет, Юрий Николаевич, - твердо ответила Ирина, - войти нельзя. Уже очень поздно, все, что необходимо, мы можем обсудить завтра.
Она помолчала немного, потом помягче продолжила:
- Я вам очень благодарна за то, что вы сделали сегодня, но, надеюсь, вы не станете требовать доказательств моей благодарности?
Юрий усмехнулся: вот что ее тревожит!
- И вам следует уехать как можно быстрее от моего двора – мне ни к чему разговоры соседей, когда мужа нет дома.
- Я понял вас, - резко ответил Сергеев, быстро сошел со ступенек, и через мгновение Ирина услышала, как от двора резко отъехала машина.
... Олег лежал в палате реанимации небольшой больницы, состояние его было, как говорят медики, стабильным: ухудшения не было, но и заметного улучшения тоже. Днем к нему приходил следователь, однако разговор получился коротким и почти не прояснил ничего – Олег был еще очень слаб. К вечеру к нему приехал другой следователь – из его района, но и тот не смог прояснить ситуацию с ним. Врач больницы был категорически против такого активного внимания к пациенту. Тем более, что тот плохо помнил, что произошло с ним.
Олег помнил только то, что ему преградила дорогу серая «девятка», и не успел он что-то спросить у вышедших из нее крепких молодых мужчин, как его вытащили из машины, затолкали в «девятку». Потом его били, били сильно, по спине, по голове. Он быстро потерял сознание. Что было потом, он, конечно, помнил смутно, какими-то вспышками: заросли колючих кустов, видимо, акации, колючая трава, очень жарко, хотелось пить, потом чей-то крик, кажется, женский... Пришел в себя в больнице.
Теперь он чувствовал себя плохо. Несмотря на то, что ему постоянно делали капельницы с обезболивающими, боль не уходила. И только когда он погружался в сон, становилось легче. Из отрывочных разговоров медиков Олег понял, что травмы у него серьезные и что особую тревогу вызывает состояние его позвоночника. Он и сам понимал это: своих ног он не чувствовал. Однако думать о чем-то серьезном ему не хотелось, да и пока ему это не удавалось.
Вопросы следователей, хотя он их плохо понимал, говорили о том, что его машина не найдена, и, видимо, именно она была целью нападения на него.
Проснувшись в очередной раз, Олег спросил дежурившую рядом с ним медсестру, давно ли он здесь и какое время суток сейчас. Девушка ответила, что он здесь второй день, что по требованию кого-то – Олег не разобрал – ее посадили дежурить прямо к нему в палату, но, скорее всего, его переведут в областную больницу, она слышала, как об этом говорил главврач.
Беспокоился Олег и за Ирину. Он понимал, что она не знает, что с ним произошло, а это очень трудно – быть в неведении. Лучше знать все, даже самое плохое, но знать! Он, конечно, надеялся, что Николай Николаевич уже сообщил ей, что он жив, ведь от него уже приезжал следователь, но все же хотелось самому сказать ей...
- Девушка, вы не могли бы позвонить по номеру – Олег назвал номер домашнего телефона, все остальные он вспомнить пока не мог, - обратился он к медсестре.
- Но уже очень поздно, - робко ответила девушка.
- Ничего, - настаивал Олег, - там ждут моего звонка. Только вы сможете дать мне трубку?
- Конечно, - поспешно ответила девушка, доставая из кармана халата свой телефон.
Ирина решила лечь спать – день был трудный, беспокойный. Она приготовилась лечь, как вдруг зазвонил телефон. Они редко пользовались домашним телефоном, только по служебным делам, поэтому звонок удивил Ирину. Она подошла к телефону, сняла трубку.
- Ириша, - услышала она слабый и такой родной голос, - это я...
Ирина закричала в т рубку:
- Олежа, родной, я так боялась за тебя! Я приеду, завтра же приеду!
- Пока не надо, меня, может, переведут, - проговорил Олег и почувствовал, как он устал.
Он уронил руку с телефоном на одеяло, закрыл глаза.
Медсестричка подхватила телефон, из которого слышался тревожный голос женщины, ответила:
- Он устал, больше говорить пока не может.
Ирина расплакалась. Она плакала и от облегчения – Олег был жив, и от напряжения, которое испытала за последние сутки, и от жалости к мужу, который не может даже говорить...