На пороге знакомого кабинета опять появился этот высокомерный офицер ВВС, который раздражал руководителя операции. Хотя по правде после встречи со своим боссом его раздражало всё. Но полученная информация от офицера, о том, что в кабине идентифицирован гражданский и связь с самолётом отсутствует меняли расклад на карточном столе.
А что если предположить, что гражданский - это террорист, захвативший самолёт. Допустим, что в его планы входит направить этот самолёт на критически важный объект инфраструктуры. Что у нас там есть? Атомные станции? Если нет атомных станций, то можем предположить, что атака планируется на военные объекты, а их наличие или отсутствие это уже вопросы национальной безопасности. Чёрные ящики самолёта? А что они скажут? Только то, что экипаж не отвечал на запросы и дал нам основания считать, что пассажирский борт представляет угрозу реальной экологической катастрофы.
Руководитель операции нажал тумблер на селектора связи:
- Прошу найти критические объекты гражданской или военной инфраструктуры, чувствительные к падению самолёта. В смысле падения самолёта на которые вызовет экологическую катастрофу, как минимум регионального масштаба.
Потом сразу же по другому каналу связи запросил встречи с директором. Адъютант директора попросил подождать и через время сообщил:
- Директор госпитализирован с аритмией и приказом по службе всю полноту власти касательно оперативных мероприятий он передал вам. Приказ вам уже отправлен.
- Старый ссыкун, - выругался хозяин кабинета, - Ещё Черчилля из себя строит.
Хотя руководитель операции с самого начала понимал, что и решение принимать самому придётся и ответственность нести также только ему.
Немного подумав, он вызвал дежурного офицера.
- Передайте шифровку следующего содержания командующему базы задействованной в операции «Честный выбор»: «При наличии обоснованного подозрения захвата пассажирского самолёта террористами, требую пресечь возможный вред критически важным гражданским или военным инфраструктурным объектам, разрушение которых приведёт к экологическим катастрофам любыми доступными способами, включая уничтожение самолёта». Гриф «Совершенно секретно». Подпись моя, как временно исполняющего обязанности директора службы.
Естественно, Палыч не имел представления о шифровке, переданной начальником операции руководству военной базы лётчиков управляющих самолётами, которые приближались сейчас к его самолёту. Не знал ни её содержания, ни рисков, которые несло это сообщение всем находившимся на борту самолёта. Но, как человек, работа которого последние сорок лет заключалась в основном в принятии ответственных решений, мог проанализировать ситуацию. И анализ ситуации говорил ему, что если под тобой более десяти километров неба и ещё километров пять океана, то сам факт нахождения на борту самолёта улик свидетельствующих о косяках разведки противника есть очень большой риск. А если добавить, что истребители этого противника, сильно лоханувшегося в проведении операции, о которой не должен знать ни один непосвящённый человек, уже находятся в непосредственной близости от самолёта и вполне возможно совсем недалеко от места возможного падения обломков, а значит и чёрных ящиков самолёта, находятся так же вражеские подводные лодки, которые эти самые чёрные ящики могут найти и уничтожить, то желание спрятать концы в воду может возобладать над здравым смыслом. Да и какой может быть здравый смысл, когда дело касается спецслужб? Только целесообразность.
Подобные мысли сначала прошли через сознание, а потом пробежались холодком по спине. Страшно? Конечно. В первую очередь за близких и пассажиров. Мы ответственны своими жизнями перед нашими близкими. Потому что уходя, рушим их мир своим в нём отсутствием. А кроме того прими Палыч неправильное решение, что станет причиной трагедии тогда именно его близким выслушивать упрёки и обвинения родственников жертв катастрофы.
Поэтому нужно думать, думать, думать. Спокойно и очень быстро.
Сколько мог он тянул время летя на встречу своим истребителям, добавляя пути истребителям врага. Но это можно делать ровно столько, сколько люди, принимающие решения в различных вражеских инстанциях не поймут, его намерений.
Теперь, когда силуэты вражеских истребителей чернели на фоне тонкой светлой полоски неба прямо над горизонтом, делать вид, что он не понимает, что от него хотят невозможно. И даже опасно. В это время в кабину зашла Галина. Она хотела что-то спросить, но зловещая картина чёрных силуэтов за фоне рождающегося далеко за горизонтом утра, заставило её присесть на кресло обзёрвера.
— Это они, - сказала она непонятное Палычу и после паузы добавила, - Но наши успеют. Точно успеют. Я знаю.
- Я тоже на это надеюсь, - бодро, как только мог, сказал капитан.
Потом старший бортпроводник обратилась к коллеге, которая испуганно смотрела на чёрных птиц.
- Иди покемарь, тебе ещё нужно будет помогать капитану, - сказала Галина и заняла место вышедшей коллеги.
Палыч уже решил, что выйдет на связь и будет тянуть время насколько это возможно, что бы подчиниться требованиям лётчиков истребителей как можно позже и тогда уже следовать в указанном направлении на минимальной скорости, ссылаясь на малый остаток топлива для полёта не по плану.
Поэтому как только истребитель завис в считанных метрах от пилотской кабины, Палыч одел наушники (пусть думают, что он такой раздолбай: снял наушники и не заметил, что громкость кабинных динамиков убрана до нуля) и на аварийной частоте сказал в эфир:
- Борт ноль один один два, слушаю.
И эфир немедленно разразился заговорившими одновременно диспетчером и лётчиком самолёта летевшего рядом.
- Можно говорить по одному? - после небольшой паузы сказал Палыч.
И в эфире опять настала тишина. Оба оператора не хотели мешать друг другу. Потом всё же раздался голос лётчика самолёта-истребителя:
- Борт ноль-один один-два. Я имею серьёзные основания считать, что ваш борт находится под управлением террористов. Кроме того по отношению вашего борта имею приказ: сопроводить вас на указанный мною аэродром, что бы проверить на предмет нарушения требований Конвенции по запрету химического оружия. По сему для подтверждения вашего согласия требую немедленно изменить текущий курс на курс 244 градуса.
- Вас понял, прошу вас сообщить координаты вашего аэродрома для определения необходимого количества топлива, - ответил Палыч и внимательно смотрел, как на навигационном дисплее введённая Константином точка, обозначавшая нужный аэродром потихоньку удалялась.
Палыч надеялся, что сейчас диспетчер начнёт по одной цифре диктовать координаты, но буквально через несколько секунд, мигнувшая лампочка поведала о поступлении электронного сообщения и принтер зажужжал печатая координаты, переданные диспетчером. Пришлось взять листок с полученным сообщением и ввести в бортовой компьютер. Тот показал, что топлива достаточно в чём Палыч не сомневался.
Поле этого он опять вышел в эфир:
- Я командир воздушного судна Кузнецов Сергей. Подтверждение моей личности вы можете получить в авиакомпании логотип, которой подсвечивается на хвостовом оперении. Наш борт сейчас терпит бедствие. Все члены лётного экипажа потеряли работоспособность. В связи с тем что я остался один сертифицированный пилот в кабине, на выполнение всех операций мне потребуется больше времени чем обычно. Прошу иметь это в виду.