(эпизод из жизни тюремного врача)
Татьяна Владимировна стояла на перроне в ожидании поезда, о прибытии которого гнусавым голосом сообщил репродуктор.
Было начало июня. Город только что освободился от последнего снега, притаившегося во дворах под кучами мусора, неубранного до сих пор после апрельского субботника. На газонах пробивалась первая травка, демонстрирующая северянам такое знакомое им стремление к теплу. Вчерашний день был жарким и деревья покрылись изумрудной дымкой, а утром похолодало. Люди, прибывшие на вокзал, в основном отпускники, были почти раздеты будто они уже нежились под пальмами Крыма или Кавказа. Легкомысленные лёгкие платьица, шорты, босоножки и панамы заполнили перрон.
Татьяна, как и все вокруг обманутая вчерашним теплом стояла в шортах и футболке на пронизывающем ветру. На её спине чёрным по белому крупными буквами было написано – «Отвали!». Новую футболку, давно подаренную подругой, Татьяна Владимировна в последний момент достала из шкафа и, увидев надпись, пришла в ужас, но делать было нечего, другой приличной футболки всё равно не было. Пришлось надеть её и всю дорогу, пока ехала в автобусе, думала обратит ли кто-нибудь внимание на её спину. Автобус шёл до вокзала, людям, спешившим к пассажирскому поезду, было не до её наряда, и Татьяна успокоилась.
Спина Татьяны Владимировны даже без этой надписи была примечательной - очень прямая. Это результат неимоверных усилий мамы и деспотичной старшей сестры, которые много труда положили на то, чтобы подбородок у Тани был направлен горизонтально поверхности земли, спина строго перпендикулярно ей, а шаги её длинных ног нанизывались на одну прямую линию. В результате этой геометрии, которой в детстве мучили девочку, Татьяна приобрела гордую осанку, походку как у чемпионки по художественной гимнастике и со стороны выглядела высокомерной. Ноги в босоножках на высокой платформе делали высокую Таню ещё выше, что вместе с вздёрнутым подбородком и прямой спиной ещё больше подчёркивал её неприступность, а фраза на футболке соответствовала образу.
В свои тридцать два года она тоненькая как подросток - бёдра узкие, грудь маленькая. Как говорит старшая сестра, всё на губы пошло. Рот у Татьяны действительно большой, губы полные, что приносило немало огорчений. Это сейчас накачивают губы, делая их как у рыбы в мультике про Русалочку, а в те времена девушке полагалось иметь маленький ротик и губки бантиком. Большой рот и губы «как вареники» (выражение сестры), Татьяна считала своим большим недостатком. Она по своей природе была весёлой, часто улыбалась, и тогда белые, ровные зубы привлекали внимание больше, чем ненавистный рот. Глаза обыкновенные - серого цвета. Нос как у всех. Волосы тёмно-русые и вьющиеся крупными завитками тоже не нравились Татьяне. Ей хотелось, чтобы они были прямыми как у Натальи Варлей в «кавказской пленнице». Однако все эти страдания по поводу внешности остались в детстве и юности, а сейчас это её не интересовало или почти не интересовало. Год, который прошёл после предыдущего отпуска, выдался на редкость тяжёлым и усталость, накопившаяся за это время, окончательно отвлекла Татьяну от этих глупостей - рот, нос, кудряшки…
На перрон, заполненный нарядной толпой, выскочил запыхавшийся Слава Симонов в своей офицерской форме и стал высматривать Татьяну в толпе пассажиров. Вчера она изо всех сил старалась предотвратить это, но упрямый Слава настойчиво предлагал свои услуги. Когда Симонов стал приближаться к ней, Татьяна, желая остаться незамеченной, отвернулась от майора. Он остановился, видимо обалдел от пожелания на футболке, а потом заговорил сердито:
- Ну мы же договорились, что я тебя отвезу на вокзал, провожу… Ну, что ты за человек… Теперь вот стоишь вся синяя, как курица по рубль девяносто в нашем гастрономе.
- Славочка, не ворчи, просто я всё перепутала, - стала сочинять на ходу Татьяна сказку о том, что у неё часы ушли вперёд, что она подумала, что он передумал и т. д. - Ну, прости…, - впрочем, Слава всё равно не слушал её оправданий.
- Что это за лозунг у тебя на спине? – сурово спросил добропорядочный майор.
- Где? – стала заглядывать на спину через плечо девушка. - Неужели «Слава КПСС»? - спросила она шёпотом и вытаращила глаза.
- Хватит уж придуряться, - раскусил её Слава. - Расскажешь? – вдруг спросил он насторожившуюся Татьяну, а потом с раздражением поведал. - Ещё один провожатый! Его ты тоже надула?
К ним приближался высокий молодой мужчина с крупной белой розой в руках. Это был Олег, хирург из их больницы и Татьянин поклонник. Впрочем, так решил Олег, он был холост и серьёзно ухаживал за Татьяной уже давно. Татьяна много раз говорила ему, что замуж пока не собирается и предлагала дружбу, но своих намерений ухажёр не оставлял.
- Думает измором взять, - решила она тогда.
Мужчины поприветствовали друг друга рукопожатием, а Татьянину руку Олег нежно пожал и нехотя выпустил из своих ладоней, когда девушка начала её демонстративно выдёргивать. Поезд уже приближался к платформе, которая была низкой, будто это не крупный и богатый северный город, а какой-то полустанок.
Когда поезд остановился Олег легко подхватил Татьянину сумку, и они втроём побежали к предпоследнему вагону. Следующий вагон был мрачный, с грязными окнами и решётками на них. Дверь в Татьянин вагон была ещё закрыта, и пассажиры толпились около подножки в ожидании посадки. Тем временем к платформе подкатил «автозак», появились солдаты с собаками, образовавшими коридор между машиной и мрачным вагоном. Это был этап из больницы. Из машины по одному стали выгружаться осуждённые и, подгоняемые офицером, перебегали в вагон с решётками на окнах.
- Везде наши люди, - хмыкнул Олег, а Слава, будто что-то вспомнив, стал рыться в сумке, висевшей у него на плече.
- Матушка тебе печенья напекла в дорогу, говорит ты такое любишь, - сказал майор и протянул Татьяне аккуратный свёрток.
- Татьяна Владимировна! – вдруг закричал один из осуждённых, повиснув на подножке вагона для зэков. - До свидания! – он помахал Татьяне рукой, получил пинок от охранника и исчез в дверном проёме.
- И кто это? – ревниво спросил Слава, оглядываясь на пассажиров, которые теперь с интересом присматривались к своей попутчице.
- Я не разглядела, - беспечно ответила Татьяна. – Мало ли придурков! - однако она точно видела, что это был Толик.
Наконец вагон открыли. Слава ловко вскарабкался по ступенькам с Татьяниной сумкой, которую он выхватил из рук хирурга и скрылся в вагоне.
- Может поцелуемся? – с надеждой спросил Олег, протягивая девушке розу. Татьяна сердито посмотрела на поклонника, повернулась к нему спиной и поднялась на подножку.
- «Отвали», -красноречиво сказала спина.
- Понял, не дурак, - пробормотал Олег, а Татьяна, сообразив, что совсем уж невежливо ничего не ответить человеку, «угостившего» её прекрасным цветком, помахала ему розой и улыбнулась.
В коридоре она столкнулась со Славой, который пробирался к выходу сквозь толпу пассажиров.
- Купе у тебя нормальное, попутчики тоже вроде ничего, - доложил заботливый майор. - Правда двое – командировочные мужики, наверное, пить будут. Ну, ты это – почаще к ним спиной поворачивайся, - засмеялся он. - Точно ничего не хочешь мне рассказать? – повторил свой вопрос Вячеслав после короткой паузы.
Татьяна поцеловала Славу в щёку и попросила, чтобы он поблагодарил маму за печенье. Они, стоя друг против друга, закупорили вагонный коридор, послышались недовольные возгласы, ворчанье и Слава с извинениями стал протискиваться к тамбуру. В окно Татьяна видела, как на перроне курили два претендента на её руку и сердце (они надеялись, что это так). Невысокий, коренастый майор Симонов, который был старше её на целых восемь лет и длинный, тощий хирург, Танин ровесник. Она знала, что добрый Слава, несмотря на неприязнь к Олегу, довезёт его до общаги, потом дома будет рассказывать маме, как благодарила за печенье её любимица, а заодно и лечащий врач – Татьяна. Слава был разведённым, имел взрослого сына, а мама мечтала, чтобы Танечка стала его новой женой.
Когда поезд тронулся и провожатые Татьяны, пройдя несколько метров за вагоном остановились, Татьяна пристроила розу в бутылку из-под кефира, которую ей одолжила проводница, наскоро застелила постель, и улеглась на свою верхнюю полку лицом к стене, мечтая уснуть, но мысли возвращала её во вчерашний день.
* * *
Вчера – был последний рабочий день Татьяны Владимировны перед отпуском. Она прибежала на автобусную остановку увешанная свёртками и пакетами. Владимиру Карповичу, самому ответственному из ординаторов своего отделения она вручила большую прозрачную коробку с тортом. Подруге сунула пакет с конфетами и колбасой, а сама прижала к себе сумку, в которой притаились две бутылки сухого вина.
Этот автобус, маршрут которого пролегал из города до промышленной зоны, где располагалась больница для осуждённых, заполняли сотрудники больницы, в основном медики. Начальника, главного врача, офицеров оперативной и режимной части возили на служебной машине. В автобусе молодая кондукторша в джинсах и майке начала обход пассажиров, собирая с них плату за проезд. Когда девица подошла к Татьяне и подруге, сидевшей рядом, они одновременно прочитали надпись на её груди и засмеялись. Оптимистичная надпись гласила: «можно всё!» – это было выведено крупными буквами, ниже, буквами поменьше было написано продолжение- «главное - не спалиться».
— Это - про меня, - прошептала Татьяна Владимировна подруге, показав глазами на сумку.
Сотрудники больницы проходили на её территорию через КП, на котором производился досмотр личных вещей. Каждый должен был открыть сумку, портфель или другую поклажу и продемонстрировать всё, что находилось внутри. Так боролись с тем, чтобы на территорию больницы, а это как ни крути был режимный объект, зона строгого режима, не проникали запрещённые: водка, наркотики, посторонние письма, в будущем мобильные телефоны. В сумке у Татьяны были две бутылки прекрасного (дорогого, между прочим) сухого красного вина.
Выйдя из автобуса, подруга и Владимир Карпович вместе с тортом, колбасой и конфетами проследовали на досмотр, а Татьяна остановилась у КП.
Вскоре подкатил служебный УАЗик, из которого выгрузились офицеры. Татьяна подошла к майору Симонову, который, конечно, знал, что девушка завтра уезжает в отпуск, что сегодня в «терапии» отвальная и в сумке у Татьяны вино. Слава ничего не имел против того, чтобы в конце рабочего дня медики выпили по 100 грамм этой кислятины и закусили тортом. Его волновало только будет ли присутствовать при этом ненавистный хирург и соперник Олег. Татьяна переложила бутылки в Славин портфель, оперативников на КП не досматривали.
- Главное – не спалиться, - вспомнила она кондуктора и засмеялась. – Славочка, к двум часам к нам в отделение приходи с ценным грузом, - добавила она и побежала догонять коллег.
Настроение у Татьяны Владимировны было приподнятое, работа как никогда спорилась, доктор много шутила, смеялась. Она закончила обход своих больных, сделала назначения, записала дневники и хотела уже отправиться на помощь сестре-хозяйке, которая накрывала «поляну» в бытовке, как вдруг раздался вкрадчивый стук в дверь и, получив разрешение войти на пороге показался больной Чернов. Он первый раз был в местах лишения свободы, но по серьёзной статье. Какой именно, Татьяна не помнила. Знакомиться с личными делами пациентов вменялось в обязанности всех врачей больницы, но строго спрашивали только с офицеров. Татьяна Владимировна была вольнонаёмным сотрудником, и никогда не знакомилась с личными делами больных по двум причинам - решила воспринимать людей по тому впечатлению, которое они произведут на неё сами, и, конечно, на это просто никогда не хватало времени. Больной Чернов ей не нравился. Татьяна Владимировна всеми фибрами своей души не любила сплетников, а этот гражданин как раз относился к указанной категории.
Больные, находящиеся в колониях по нескольку лет, имели чаще всего хронические заболевания, которые в тяжёлых условиях жизни на Севере часто обострялись. Каждый из этих «хроников», бывало, не один раз в год приезжал в больницу. Большинство пациентов были известны медикам как облупленные, но и медперсонал был перед больными как на ладони. В терапевтическом отделении работали в основном женщины. Врачи были квалифицированными специалистами, медицинские сёстры умелыми и все добросовестно выполняли свои обязанности. В результате в отделении сохранялись ровные, доброжелательные отношения между медицинским персоналом и пациентами, что позволяло медикам спокойно выполнять свою работу, а осуждённым спокойно лечиться.
Терапевтическое отделение было на хорошем счету не только в больнице, но и в управлении. Когда приезжала очередная комиссия, её обязательно вели в «терапию». В туберкулёзные, инфекционное, психиатрическое отделения комиссия появляться как правило опасалась, в «хирургию» вести гостей опасалась сама главный врач. «Там чудеса, там леший бродит», а если серьёзно там одни мужики, которые обычно все в операционной или после ночного вызова злые и небритые. В ординаторской хирургического отделения всегда было накурено как в преисподней, стеной стоял запрещённый для зэков мат, что тоже было противопоказанием для посещения гостей из столицы. Короче говоря, «козлом отпущения» всегда выступало терапевтическое отделение, после посещения которого комиссия, как правило, оставалась довольной.
Однажды, проходя по коридору, Татьяна Владимировна увидела кучку больных, собравшихся вокруг Чернова, который что-то им рассказывал. Коридор разрывало от хохота осуждённых, и Татьяна прошла бы мимо, попросив, не шуметь, так как в отделении были тяжёлые пациенты, которым требовался покой. Вдруг она услышала имя медицинской сестры, работавшей в их отделении и с которой якобы больной был знаком ещё «на воле». Медсестра была замужем, растила дочь, была хорошим работником, уважаемым как сотрудниками, так и больными. То, что доктор случайно услышала о ней, было омерзительно. Свой коллектив, много лет так кропотливо создаваемый усилиями всех его членов, который был одним из лучших в больнице, Татьяна самоотверженно защищала на всех уровнях.
Она вошла в кучу больных, с нескрываемым интересом слушавшим эту гадость.
- К большому сожалению, я не имею права дать тебе в морду, - буквально прошипела Татьяна.
Увидев искажённое яростью лицо начальника отделения, больные тихо разошлись по своим палатам. Чернов стоял угрюмый, потом, спохватившись, стал что-то говорить в своё оправдание, но Татьяна уже уходила с места происшествия, и, обернувшись, бросила презрительно: - Мразь!
В последствии Чернов неоднократно пытался поговорить, вымолить себе прощение, но должно было пройти время, чтобы Татьяна Владимировна смягчилась или просто забыла этот инцидент.
- Что тебе Чернов? - спросила Татьяна. - Обход только что закончился, что тебе неясно?
- Татьяна Владимировна! Ну простите меня, - торопливо заговорил больной.
Татьяна потыкала пальцем в горшки с «Ванькой мокрым», стоящими на специальных подставках. Почва ей показалась сухой и, не глядя на вошедшего, она стала поливать цветы из маленькой лейки. Так доктор делала всегда, когда размышляла как поступить. Иногда в своих раздумьях она буквально заливала бедного Ваньку и получала выговор от старшего санитара.
Воспользовавшись тем, что ответа не поступило, Чернов уселся на стул возле стола доктора и продолжал:
- Я слышал, Вы в отпуск завтра уезжаете. Питер – прекрасный город, но деньги любит, я там бывал, знаю.
Татьяна молчала. Мама всегда говорила, что, если человек просит о прощении его надо простить. Кроме того, мама утверждала, что гнев - свойство человеческое, а злопамятство - дьявольское.
- Решено, - подумала Татьяна, поставив лейку на место. -Не буду дьявольским делом заниматься зло помнить. Буду мириться, при условии, что этот негодяй признает свою неправоту и попросит прощения у медсестры Светланы Юрьевны. Настоящий благородный мужчина никогда не будет рассказывать о женщине, с которой у него были какие-либо отношения. Кроме того, всё о чём болтал тогда Чернов, было ложью. Татьяна потихоньку узнала, что связывало медсестру и этого больного. Оказалось – ничего. Девушка училась в медучилище и у неё случился студенческий роман с парнем, который был одноклассником Чернова. Медсестра в то время даже не подозревала о существовании этого самого Чернова. Слухи, видимо исходили от одноклассника, а Чернов распространял их.
Татьяна села в своё крутящееся кресло и сделав над собой усилие, миролюбиво посмотрела на больного.
- Что ты про Питер говорил? - обратилась она к Чернову.
- Город, говорю, хороший. Музеи, театры, выставки…
- Что ты мне плетёшь выставки, музеи! Небось кроме кабаков ничего не видел! - засмеялась Татьяна.
Больной, воодушевлённый тем, что разговор перешёл на неофициальный уровень, свободнее сел на стуле, во взгляде появилась игривость и наглость.
- Да, уж, - мечтательно закатил он глаза. - Есть что вспомнить! А вы как насчёт ресторанов, какой предпочитаете? – спросил больной и так посмотрел на неё, что Татьяне Владимировне расхотелось мириться, а разговор захотелось прекратить.
- Что ещё тебя интересует? - спросила доктор холодно, намереваясь закончить беседу.
- Татьяна Владимировна, я человек не бедный! – сказал он гордо.
- Поздравляю! И что? – напряглась Татьяна, предчувствуя что–то недоброе.
- Разве можно хорошо отдохнуть на те гроши, которые вы здесь получаете?
Татьяна напряглась ещё больше, и подумала, что этот гад даже не подозревает, сколько денег у неё на отпуск – целая тысяча. Зарплата триста рублей, плюс отпускные за два месяца. Подарки маме, сестре, племянникам зятю были куплены. Она богата почти как древний персидский царь Крез. Здесь на Севере, да ещё в больнице, которая является зоной строгого режима все сотрудники получают хорошие деньги. А этот Чернов хочет её пожалеть!
- Я Татьяна Владимировна, вижу, как вы работаете, как заботитесь о больных! – подлил он сахарного сиропа в свой спич. - Возьмите, пожалуйста небольшой подарок от меня в знак нашего примирения…
Чернов как первоклассный фокусник выхватил откуда-то пачку денег и положил на стол.
- Здесь две тысячи, - надеюсь, этого вам хватит…
Он с некоторой опаской посмотрел на Татьяну, которая с ужасом наблюдала за всем происходящим. Она будто оцепенела. Такое происходило с ней впервые. По слухам некоторым сотрудникам, которых подозревали в недозволенных связях с преступниками, оперативники подсылали своих людей с подобными предложениями. Неужели и её в чём-то подозревают? От подобного предположения кровь бросилась ей в лицо. Если же это проделывают не оперативники, а больной действует по своей инициативе, значит о ней идёт дурная слава и так думают её пациенты? Это ужасно!
- Ты, благодетель, вон отсюда, пока я наряд не вызвала, - прошипела Татьяна опомнившись. Чернов колебался, медлил. Татьяна подошла к двери и показала на неё своим длинным музыкальным пальцем. - Вали, а то я здесь без свидетелей мечту свою осуществлю – дам тебе в морду. Вали, рубли свои драные не забудь, - зло повторила она.
Чернов смахнул деньги и как у настоящего фокусника они куда-то исчезли. Татьяне даже показалось, что он оставил их где-то в столе. Проходя мимо неё, больной на секунду остановился, намереваясь сказать что-то, но Татьяна Владимировна, которую буквально разрывало от злости, упёрлась в него всеми своими костями и вытолкала его из кабинета, так, что он чуть не врезался в дверь палаты, расположенной напротив. Татьяна быстро подошла к столу, осмотрела его с той стороны, где сидел Чернов. Денег не было. Если «прокладка» администрации, это было важно, так как деньги в кабинете, тем более такие большие, весомая улика.
В кабинет зашла подруга подписать эпикризы. Увидев злую, возбуждённую Татьяну она спросила:
- Что за коррида тут у тебя?
Татьяна рассказала о происшествии и женщины стали рассуждать что бы это значило. В кабинет вновь постучали. Не дожидаясь разрешения, тихо, почти как оперативник вошёл Толик – «смотрящий».
- Татьяна Владимировна! Вы что это хулиганите, бедных зэков обижаете? Можно сказать бьёте! Беспредел! - захохотал Толик. Потом шёпотом добавил. - Девочки, спокойно я всё знаю!
Толик - друг. Он был совершенно здоров, и в больницу изредка приезжал отдохнуть. Его направляли доктора из зоны с выдуманными диагнозами. Уважали Толика в колонии, где он находился уже много лет. Несмотря на своё высокое положение в лагере среди осуждённых, он работал на тяжёлом производстве, хотя его «звание» предполагало собирать с мужиков дань, а самому не работать. Кроме того, у парня абсолютно не было вредных привычек, он даже не курил. У него не было татуировок, что для зэка было странно. У него даже «погоняла» не было, все его звали просто Толик. Иногда Татьяне казалось, что это «мент», работающий «под прикрытием», как в каком-то фильме. Толик был кандидатом в мастера спорта по восточному боевому искусству, по какому именно Татьяна не запомнила потому, что не видела разницы и не понимала всех этих каратэ, дзюдо. Она как настоящий патриот признавала только самбо.
Хорошие, можно сказать дружеские отношения к этому больному докторам приходилось скрывать от старшей медицинской сестры Нины Сергеевны, от санитаров, и от других больных, чтобы у Толика, да и докторов тоже не было неприятностей. Дружеские отношения между осуждёнными и персоналом не приветствовались администрацией больницы, требовались официальные и строго деловые, поэтому для конспирации врачи между собой называли парня Гурд, как в сказке о королевстве кривых зеркал.
Однажды Толика остановила в коридоре старшая сестра, дама пенсионного возраста, но продолжавшая работать. Она скептически относилась к докторам отделения за их, как ей казалось, несерьёзность (всё время хихикают). Сказку о королевстве кривых зеркал она, конечно, не читала своим детям, или читала, но очень давно, поэтому кто такие Анидаг и Абаж, которые тоже были в больнице, только среди сотрудников, ей было неведомо.
- Слушай, - сказала она Толику. - У меня записано одно имя, а врачи тебя как–то по-другому называют. Ты - немец? —в упор спросила она.
- Натюрлих! –шлёпнул пятками парень и вытянулся как немецкий солдат в фильме про фашистов. – Я есть Гурд Фридрихович Шлагбаум! У вас записан мой псевдоним! – чеканил Толик с немецким акцентом.
- Остапа понесло… - прокомментировала происходящее подруга, проходившая мимо.
Сейчас Гурд зашёл успокоить женщин. Татьяна и подруга были почти ровесниками с Толиком, но та жизнь, которая была за плечами их пациента, делала его гораздо мудрее докторов, которых наедине он называл девочками.
- Гурдик, это провокация? – спросила Толика подруга.
- Нет, на полном серьёзе хотел вас купить. Потом бы шантажировать начал. Наркоту или водку требовать, да кто его знает, что у него в голове… – сказал Гурд серьёзно.
- Неужели обо мне так думают больные? – ужаснулась Татьяна.
- Не паникуй, я всё улажу, - успокоил «смотрящий».
- Гурдик, беги в палату, - заволновалась подруга, посмотрев в окно. - Майор Симонов сюда идёт.
Толик также бесшумно исчез и в кабинете появился Слава.
Татьяна обязана была доложить в оперативную часть о попытке дачи взятки должностному лицу. Этот доклад, конечно, будет иметь очень серьёзные последствия для Чернова несмотря на то, что разговор был без свидетелей. Наказания ему было бы не избежать. Однако в правилах докторов отделения было никогда не доносить на больных, если это не влекло за собой беды: «Эти люди уже наказаны» - рассуждали они.
- Майор Симонов и так всё узнает, но только не от меня, - решила Татьяна Владимировна. - Кроме того, как говорила её бабушка – «Бог не Микишка, у него своя книжка». И в эту книжечку будут записаны дела всех людей как хорошие, так и плохие. Если будет нужно, Бог сам вразумит этого Чернова, а она Татьяна, в прокуроры переквалифицироваться не собирается.
Женщины пошли в бытовку, чтобы помочь сестре-хозяйке накрывать на стол, а Слава, оставив вино, пошёл в комнату санитаров, которые как правило предоставляли оперативникам необходимую информацию. Вернувшись, майор пристально посмотрел на Татьяну, но она избегала встречаться с ним взглядом и отводила глаза. От санитаров оперативник узнал, что что-то произошло, но что конкретно никто пока не знал.
Слава затащил Татьяну в её кабинет и начал допрос с пристрастием:
- Колись, что случилось? Зачем Чернов приходил? За что ты его вытолкала? – сыпал Слава свои вопросы.
- Лечением недоволен! – высказала Татьяна первую пришедшую в голову версию.
- Не ври мне пожалуйста, я всё равно правду узнаю.
- Не хочешь, не верь, – отчеканила женщина. - Пошли, нас ждут, закончила она разговор.
Слава рассердился и ушёл. Зато невзначай зашёл Олег с предложением проводить Татьяну завтра. Когда подошли Владимир Карпович, невропатолог-Шурик и красавица дерматолог-Ольга, выпили вина, закусили бутербродами, съели торт. Пора было идти по домам, но не хотелось. Народ требовал продолжения банкета. Решили перебраться к Татьяне в малосемейное общежитие. По дороге встретили хирургов, которые тоже захотели достойно проводить Татьяну в отпуск. Тут же приблудился Лёшка Хохлов – психиатр. Компания собиралась большая.
Зная, что у одинокой молодой женщины еды не бывает, хирурги отправились в ближайший гастроном откуда притащили водки, коньяку, тушёнки, каких-то салатов в банках, баллон солёных огурцов, хлеба и полметра копчёной колбасы. Завтра – суббота, и все решили, что имеют право отдохнуть с коллегами.
Пока гоношились с закусками и рассаживались вокруг большого журнального стола, появился Слава. Он был убеждён, что медиков без присмотра оставлять нельзя и пришёл без приглашения на правах старшего друга. Раздевшись, он первым делом прошёл на крохотную кухоньку, где Татьяна с подругой и красавицей Ольгой раскладывали по салатникам и тарелкам принесённую закуску. Новенький, блестящий холодильник на кухне не помещался и стоял в комнате. Открыв его, Слава увидел 3 яйца и одинокую кастрюлю с гречневой кашей.
- Как всегда жрать нечего, - покачал головой майор. – Одна работа в башке! Что за женщина…- думал он с укоризной.
Слава отправил Олега, который жил в этом же общежитии с заданием разыскать луковицу. Потом он поджарил лук, вывалил на сковороду тушёнку и гречку, после чего голодные коллеги ощутили восхитительный запах еды. Татьяна поставила на стол фарфоровый сервиз, мельхиоровые вилки и ножи, хрустальные салатники с принесёнными салатами. Часть гостей разместилась на диване, двое на маленьких табуретках, остальные расселись на полу, покрытым зелёным паласом. Водку и коньяк разлили в хрустальные рюмки. Пили за заслуженный Татьянин отпуск, желали приключений, хорошей погоды. Пили много, рассказывали анекдоты, вспоминали сегодняшнюю тяжёлую операцию, ругали главврача. Олег пиликал на гитаре, которую принёс вместе с луковицей, пел блатные песни, которые Татьяна терпеть не могла.
Слава не выпивал потому, что был за рулём. Татьяна, которая по словам майора пьянела при одном взгляде на бутылку с алкоголем, после выпитого коньяка захмелела и, сидя на диване притулилась к Хохлу. Этого оперативник вынести не мог (мало ему хирурга). Он позвал Татьяну на кухню.
- Ты в дорогу что берёшь из еды? – спросил он когда девушка выбралась из-за стола. - Ехать больше суток!
- Что-нибудь, - беспечно ответила Татьяна.
У тебя в доме одна посуда! Зачем эти ножички, вилочки, тарелочки, если жрать нечего и нормального стола даже нет? - возмущался он. - Люди на полу с тарелками сидят!
- Слава! Отстань от меня! Куда я на своих 16 метрах большой стол поставлю? -парировала девушка.
- А вот же место, - показал майор на пространство сбоку от окна.
- Здесь, Славочка, будет стоять пианино, - мечтательно выдохнула Татьяна.
- Пианины ей только не хватает, - передразнил её майор. - Ты вообще ешь что-нибудь? —спросил он.
- А то! – воскликнула Татьяна и показала на большую хрустальную вазу для фруктов, наполненную конфетами в разноцветных обёртках, стоящую на холодильнике.
- Кто хоть тебя замуж возьмёт, дуру такую? – сердился Слава. - Пьяница! - добавил он в сердцах и вышел из квартиры.
Через некоторое время он появился с пакетом еды.
За окном продолжался полярный день, а время подходило к девяти часам вечера. За подругой приехал муж на машине, захватил с собой Ольгу, Хохла и Владимира Карповича. Хирурги напились, и Слава развёз их по домам. Шурик пошёл ночевать к Олегу.
Татьяна мыла посуду и размышляла как ей отвязаться от Славы, который замучает её вопросами о Чернове. Оперативник вернулся быстро и, помогая девушке вытирать посуду, пытался как можно больше разузнать о происшествии. Татьяна старалась отвлечь его от надоевшей темы.
- Славочка! – обратилась она к нему ласково. - Спасибо за продукты! Какой ты внимательный! Вот бы мне такого мужа…
- Дак давай поженимся, - с готовностью откликнулся майор.
- Ты что, - с ужасом прошептала девушка, сообразив, что ляпнула лишнее. – Чтобы ты меня допрашивал сутками?
- Ладно, не кипятись! Нужна больно! С тобой с голоду сдохнешь, - парировал он. - Расскажешь или нет? – повторил он свой вопрос и увидев отрицательный жест Татьяны, попрощался, предупредив, что завтра заедет за ней на машине и проводит.
* * *
Оперативник Слава Симонов ничего не узнал о взятке, и Чернов не понёс никакого наказания, а вот про медсестру Свету поползли грязные слухи. Однако, Бог – не Микишка… Осенью Чернов тяжело заболел и вновь поступил в терапевтическое отделение.
© Елена Шилова
2021 год, август
#общество #литература #искусство #рассказы #медицина