После того как по ходу Семилетней войны русскими была занята Восточная Пруссия, главнокомандующий Виллим Фермор к концу лета 1758 года повел армию на Бранденбург, и 2 (13 по новому тилю) августа подошел к прусской крепости Кюстрин (на заглавной иллюстрации, старинная гравюра)на острове при впадении реки Варта в Одер. На обоих берегах последнего располагались пригороды, соединенные с цитаделью мостами. Кюстрин считался неприступным, поэтому в него свезли ценности со всей округи. А главное – здесь располагались огромные хлебные магазины (говоря по-современному, склады). Гарнизон крепости, если верить показаниям пленных, составляли 2 тысячи бойцов под началом коменданта – полковника Шака фон Вутенова.
Поскольку Фермор не имел с собой осадной артиллерии, приходилось рассчитывать главным образом на «быстроту и натиск», как выражался позднее генералиссимус Суворов. Уже спустя два дня отряд генерала Христофора фон Штофельна – 5 тысяч человек при 16 орудиях – налетел на восточный пригород Курцфорштадт и после короткого боя оттеснил оборонявший его прусский отряд к крепости, потеряв 11 человек убитыми и 29 ранеными.
Не теряя времени, русские под покровом ночной темноты оборудовали позиции для артиллерии и ровно в 6 утра начали бомбардировку Кюстрина «чинеными ядрами» - то есть, гранатами, дополнительно усиленными пулями. Вскоре одна (или, все-таки, одно) из них угодило аккурат в набитый сеном амбар, который загорелся, пламя быстро перекинулось на соседние постройки, и, как выразился руководивший обстрелом инженер-майор Матвей Муравьев,
«…сделался великий пожар в городе, который продолжался три дни».
Грохот канонады слышался даже во Франкфурте-на-Одере (в современном измерении это около 30 километров), а с окружающих его высот был виден чудовищный столб огня, вздымавшийся над Кюстрином, и гигантские клубы дыма, окутавшего крепость. И в этом дыму устремились на небо 600 тысяч четвертей сгоревшего хлеба, в котором так нуждались войска Фридриха II.
Кстати, как разузнали вскоре русские, масштаб рукотворного бедствия во многом объяснялся своеобразными действиями гарнизона, состоявшего, в основном, из немецкоязычных пленных, насильно включенных в прусскую армию, и дезертиров, отправленных сюда для исправления. Так вот, все это отребье, вместо того чтобы тушить занявшийся пожар, бросилось грабить дома горожан, дав огню разгуляться вовсю.
«К полудню Кюстрин уже превратился в дымящуюся груду пепла, - свидетельствовал небезызвестный прусский пастор Христиан Теге в своих «записках» о Семилетней войне. – Но, несмотря на это, русские продолжали бомбардирование – верно для того, чтобы воспрепятствовать жителям тушить пожар и спасать имущество. Сотни людей, ища спасения на улицах, погибли от выстрелов или под развалинами домов. Большинство жителей бежало за Одер в предместья и деревни, оставив по сю сторону реки свое имущество. Известно, что бесчисленное множество жителей, спасаясь в погребах, погибло под их развалинами или задохлось там от дыма и угара».
В итоге из всех строений Кюстрина уцелели лишь местная церковь, городская школа и гарнизонная гауптвахта. Впрочем, крепостные стены не пострадали – и это было главное. Правда, в первый день бомбардировки прусская артиллерия была приведена к полному молчанию – частично из-за нестерпимого жара, частично по причине того, что бо́льшая часть пушек валялась на земле, а не была поставлена на лафеты. Фон Вутенов из рук вон плохо подготовился к началу осады, и срочно принялся исправляться: на следующий день крепостные пушки открыли ответный огонь по осаждающим, за два следующих дня выпустив 517 снарядов против русских 85.
Осадной артиллерией Фермор по-прежнему не располагал, поэтому принял решение вести правильную осаду Кюстрина, отрезав его от путей снабжения. Однако для полной блокады крепости необходимо было высадить десант на левом берегу Одера. А туда как раз подоспел корпус прусского генерала Кристофа фон Дона, который хоть пока и стоял в бездействии, но угрожал обрушиться на русских в момент форсирования водной преграды и разом изменить ход доселе, в принципе, удачно для Виллима Виллимовича складывающихся боевых действий. Так что, переправляться через Одер русские не спешили.
Тем временем находившийся в Силезии Фридрих II оценил нависшую над его бранденбургскими владениями и столицей (Кюстрин считался «ключом» к Берлину) опасность, и с лучшими своими полками ускоренным маршем двинулся к крепости, оказавшись в ее левобережном пригороде несколько дней спустя.
Первым делом король хорошенько взгрел за пассивность графа фон Дона и выразил свое крайнее неудовольствие фон Вутенову за проявленную безалаберность. Пока прусский монарх наводил должный Ordnung в своем окружении, Фермор, узнав о прибытии самого грозного противника, 10 (21) августа снял осаду и отвел армию к деревушке Цорндорф, где спустя четыре дня произошло самое кровопролитное сражение той войны.
Но до этого, обозрев воняющие гарью руины Кюстрина, Фридрих разразился градом проклятий, поклявшись жестоко отомстить «diese russischen Barbaren».
«Это вряд ли было искренним – король совсем недавно расстреливал Прагу и пытался поддерживать в городе постоянные пожары, - замечает историк Максим Анисимов. – Австрийцы вскоре отомстили пруссакам за Прагу, обратив в пепел Цвиттау, так что ничего выходящего из рамок войны под Кюстриным не было».
Плюс к этому, первое, что распорядился по прибытии к крепости сделать Фридрих – зажечь ядрами оставшееся целым восточное предместье, чтобы выкурить из него русских. Что и было сделано, Курцфорштадт разделил судьбу крепости.
Возможно, король руководствовался принципом «Сгорел сарай – гори и хата». Но в любом случае, если уж сам правитель Пруссии был не склонен жалеть ни чужие, ни даже свои собственные города, пенять на то, что их уничтожает противник, выглядело или глупостью (что вряд ли), или наглостью (а вот это уже ближе к истине), вполне пригодной для ведения информационной войны. В ней-то Старый Фриц поднаторел не хуже, чем в войне традиционной, посредством ружей и пушек.