Когда я вернулся в комнату, там уже была сестра с заплаканным лицом. Мама звонила в скорую, но не могла связать и двух слов из-за слез. Оказывается, все мои мысли при жизни о том, что я никому не нужен, были чушью собачьей. Как это глупо, считать себя одиноким, когда у тебя есть семья, которая тебя любит.
Я присел – или приземлился – рядом с сестрой. Я бы хотел успокоить ее, сказать, что умирать не больно и не так уж плохо, что после смерти я обрел способность летать и проходить сквозь стены, но это было невозможно. Как это странно, но я не чувствовал даже обиды, просто не мог чувствовать. Ведь это глупо – оставлять после смерти безмолвное и равнодушное облачко. Да, Создатель? Или кто угодно другой, кто ответственен за эту оплошность.
Будь у меня горло, там бы сейчас был ком. Будь у меня кожа, там бы сейчас были мурашки. Будь у меня сердце, оно бы билось сейчас гораздо быстрее, чем нужно.
Скорая приехала, как обычно, только через 30 минут. Даже если и был шанс спасти меня, они его упустили. Хотя я предполагаю, что если от человека осталось только неосязаемое нечто, то его уже не спасти.
Через некоторое время приехал полицейский. Неужели будет спрашивать о чем-то мою маму в такой момент? Нет, не стал (спасибо!). Лишь перекинулся парой слов с докторами и оставил мое тело служителям медицины. Врачи сказали, что меня надо отвезти в морг, но мама была против. Она не была готова к такому и не знала, что делать. Да и кто бы знал на ее месте? Однако после непродолжительного спора врачи убедили ее, что это нужно сделать по закону. И останки меня отправились на станцию «Морг».
Мама решила, наконец, позвонить отцу, чтобы сообщить о случившемся. Я был удивлен, что она так быстро успокоилась. А быстро ли? Взглянув на часы, я осознал, что прошло уже 5 часов с момента моего пробуждения. Как быстро летит время, когда ты умираешь.
Я не слышал ответы отца, но догадывался, что голос его дрожал. Он был в командировке в другом городе, но по ответам мамы я понял, что на похороны он приедет. Потом я подумал, что было бы странно, если бы он не приехал. Наверное, это во мне говорило чувство собственной важности: все-таки единственный и любимый сын.
Я задумался о похоронах. Должно быть интересно. Кто из знакомых придет, кто будет искренне расстроен, кто прольет больше слез. Ладно, я не буду считать ничьи слезы, я не сумасшедший.