"А между нами снег" 136 / 135 / 1
Мариам посмеивалась над странным семейством. До чего же веселили её эти песни. Иногда она просыпалась среди ночи, и ей казалось, что пора брать тряпку и вытирать пыль. Но сообразив, что она уже не у Орловского, постепенно успокаивалась.
Олег Павлович расспросами не мучил. Он вообще ничего не спрашивал у Мариам. Но она чувствовала, что это ненадолго. В родной стране она оказалась нужной только для сведений.
Олег Павлович Мариам привлекал. Он, конечно, не мог занять в её сердце место Зейдана, но был приятнее и привлекательнее Родиона Орловского.
Привыкнув к тому, что в доме Орловского при его здравом уме Мариам позволялось ходить в чём мать родила, она испробовала это и тут.
Было ранее утро. Все ещё спали. Рыжебородый сидел рядом с печкой и ждал, когда запоют петухи, и Алёна заменит его, а он пойдёт спать. Услышав шаги, он не обернулся. Лишь подумал, что Алёнушка решила сменить его пораньше. А когда оглянулся, потерял равновесие, покачнулся и упал с низенького стульчика, ударившись затылком об угол печи. Еле встал, карабкался как котёнок. Мариам стояла смирно.
— Боже, Боже, — шептал рыжебородый, — что же делается-то?
Пока он вставал, Мариам пошла наверх.
— Ходит во сне, ей Богу, лечить девчонку надобно. Это ж надо так? Сколько лет прожил, такого стыда мои глаза ещё не видывали. Боже, Боже…
Рыжебородый проводил глазами Мариам, потом потрогал шишку на затылке. Она выросла большая.
— Нечего было глазеть, — прошептал он сам себе, — вот теперь грех в шишке спрятался.
О произошедшем жене ничего не сказал, она вскоре сменила мужа.
Обычно во снах рыжебородый слагал стихи и песни, а сегодня видел только Мариам. Не давали ему покоя изгибы её тела.
Рыжебородый запомнил каждый её шаг, зажмуривал глаза, и она снова и снова поднималась в его воображении по лестнице. О том, что произошло, рассказал Ивану Григорьевичу.
— Да это тебе привиделось, — сказал Иван, выслушав взволнованного рыжебородого.
Рыжебородый поцеловал крест, уставился на Ивана Григорьевича.
— Спать тебе нужно ночами, а не огонь баюкать, — продолжал Иван Григорьевич.
— Лечить нужно девку, а не спать. Иначе худо ей придётся, ох как худо. Вот представь, выйдет она вот так в городе. Да и тут если. А у нас вдруг постояльцы. Что делать-то будем? Погибнет девка из-за болезни этой.
Иван Григорьевич не верил, лишь кивал. Ему уже надоело слушать про ночные видения рыжебородого, он ждал очередной обряд смелости.
Мариам ночное приключение понравилось, и она решила повторить.
Следующей ночью зрителей прибавилось. Рыжебородый и Иван Григорьевич сидели спиной к печи, когда Мариам обнажённая спустилась со второго этажа. Она сделала несколько кругов вокруг обеденного стола.
— Я же тебе говорил, — шептал рыжебородый, — ходит ночами, безумная. Лечить её надобно. Пропадёт девка.
Иван Григорьевич тёр глаза, всё думал, что и ему привиделось, но Мариам не исчезала.
Она подошла к окну, слегка подалась вперёд, словно что-то высматривала там.
— Чертей ждёт, — прошептал рыжебородый.
Сделав там же перед окном несколько танцевальных движений, она пошла наверх. Ошарашенные мужчины продолжали смотреть на неё.
А сама Мариам еле-еле сдерживала себя, чтобы не расхохотаться.
При этом днём она вела себя благопристойно. Кивала приветственно, вела себя смирно.
После третьей ночи, связав безумие Мариам с полнолунием, рыжебородый в полночь явился в её комнату.
Девушка лежала на кровати. Лунный свет падал на её обнажённое тело. Мариам спала. Она не слышала, как вошел рыжебородый.
Он тихонько присел на краешек кровати и запричитал:
— Чёрт проклятый, сгинь навеки,
Не селись ты в человеке.
Душу девки отпусти,
И забудь сюда пути.
Чёрт проклятый сгинь сейчас
Прямо в этот лунный час.
Сгинь проклятый, не глупи
Жизнь молодки не губи.
Когда рыжебородый усилил голос, и третий раз пел свою песню, Мариам проснулась.
Она вскочила с кровати и громко завизжала.
На крик сбежались все. Рыжебородый спустился с кровати на пол, опустился на колени и, кланяясь кому-то невидимому, шептал:
— Бесы выходят, бесы…
Продолжение тут
Все мои рассказы по главам тут