Этого оказалось достаточно, чтобы я заморгал, оторвав взгляд от своей чашки.

Из-за моего дыхания ее тело приподнималось и опускалось, а из-за ее собственных вдохов и выдохов слегка натягивалась и расслаблялась ее кожа. Сопротивление наполнению моих легких: вес Клио в этом мире. Я убирал волосы с ее виска, следуя изгибу ее уха так нежно, как только мог, проводя рукою поверх обитающих там призрачных волосков, почти что их не касаясь. Это было всем, и в самой сердцевине всего пребывало простое, совершенное вот так, как оно есть. Рука Клио пролезла у меня под спиной, и ее пальцы обвились вокруг моего плеча. Когда она наконец заговорила, я ощущал исходивший из нее воздух, превращавшийся в слова. — Обещай, что оставишь меня, если тебе когда-нибудь это понадобится. — Что? — Я изогнул шею, пытаясь ее увидеть. — Не говори глупостей, не собираюсь я тебя оставлять. Она приподняла голову, и ее глаза встретились с моими. Я нахмурился. — Я не шучу, — сказала она. — Если тебе необходимо покинуть меня, если я делаю тебя несчастным, тебе надо просто так поступить, и все. — Она оперлась на локти и задвигала бедрами, освобождаясь от меня. — Ты должен пообещать мне, Эрик. Это очень важно. — Эй! — Я потер ей руки. — Что такое? Она долго на меня смотрела сверху вниз, и я всерьез стал опасаться, что она вот-вот заплачет. — Эй! — снова сказал я, откидывая ей волосы с лица. — Да ничего, — сказала она с расплывчатой улыбкой. Затем снова улыбнулась, на этот раз более узнаваемо. — Ничего, просто я не в себе. Я обхватил ее руками, и она снова опустилась на меня. Мы держали друг друга в объятиях, и ее голова лежала у меня на груди. — Ну же, — сказал я. — Выкладывай. — Ты весь в поту, — сказала она, приподняв голову. — Ты тоже. Какое-то время мы так и лежали. Я прислушивался. Снаружи палатки не раздавалось ни звука. — Я бы не перенесла, если бы я тебя погубила, — сказала она. — Клио, — сказал я, гладя ее по затылку, — ты же не можешь отвечать за все, что с нами произойдет. * * * Кофе в Греции пьют холодным, обычно без молока и без сахара, но туристам склонны подавать и то и другое. Его называют «фраппе», или «нескафе-фраппе», или просто «нескафе». Мы, устроив себе выходной, сидели снаружи кофейни в городе Наксос, [6] глядя на гавань. Наксос называют зеленым островом, пусть даже в настоящее время он не очень-то зелен, хотя, с другой стороны, лето уже на исходе, а представление о том, что нечто может оставаться зеленым круглый год, является, вероятно, чисто английской особенностью. В любом случае, все относительно. На некоторых других греческих островах зелени гораздо меньше, там одни только скалы да песок. Если верить путеводителю, древние греки вырубили исконные леса на большей части своих островов и заменили их оливковыми деревьями. У оливковых деревьев попросту нет таких корней, которые могли бы позволить им удерживаться в почве на склонах, так что все это земное богатство оказалось смытым в море или обращенным в пыль, и теперь эти острова представляют собой лишь гребни каменистых гряд с разбросанными там и сям заплатами бурой травы и ящерицами. Наксос красив, но по-настоящему он не зелен, во всяком случае не сейчас. Официантка подала нам фраппе с молоком и сахаром, ни о чем не спрашивая, но, с другой стороны, я был одет немного в стиле Хантера С. Томпсона [7] — шорты цвета хаки, небесно-голубая гавайка, изукрашенная чайками, огромные солнечные очки и шляпа с маленькими полями, — так что это, по всей вероятности, было из-за меня. Когда вам подают фраппе, то, если он по-настоящему хорош, кубики льда лежат внизу, на самом дне. По мере того как напиток убывает, становясь в большей мере кофе и в меньшей — пеной и сливками, лед постепенно пробивается кверху. Подобно огню, это оказывает своего рода гипнотическое воздействие. Клио сказала что-то о наполовину высеченном из камня колоссе высотой в двадцать пять футов в древнем карьере на другой стороне острова. Этого оказалось достаточно, чтобы я заморгал, оторвав взгляд от своей чашки. — Что? Она положила путеводитель на стол и слегка опустила темные очки: — Проснись! — Понятно, — сказал я с улыбкой. — Это, наверное, из-за жары. Клио водрузила очки обратно на переносицу и с секунду меня рассматривала. — Тебе надо повышать жизнестойкость, Сандерсон. Что мне от тебя толку, если ты подорвешь здоровье? Я превозмогал все ее язвительные уколы. — Я тебе нужен только здоровым? — Да, — сказала она."