Постепенно осознавая, кто перед ними, рибуты начали затихать, многие торопливо побежали за свои столы. Я отпихнула номер Девяносто и глянула вниз на то, из-за чего разгорелся сыр-бор. На полу боролись Каллум и какой-то маленький рибут – лет тринадцати. Обезумевший пацан трясся всем телом и отчаянно пытался укусить Каллума. Судя по окровавленным рукам Двадцать два, несколько раз у него уже получилось. Номера мальца я не знала, но догадаться было несложно. Ниже шестидесяти. И ему недавно делали уколы. Каллум пытался бежать, но толпа не пускала и каждый раз загоняла его обратно. Неожиданно пацан прыгнул, впился Каллуму в плечо и вырвал кусок мяса. С выражением предельного ужаса и недоумения Каллум отдернул руку. Его затравленный взгляд метнулся по сомкнутому вокруг кольцу и остановился на мне с явным облегчением. Обычно моему появлению никто не радовался. – Прочь! – гаркнула я. Рибуты бросились врассыпную, а я схватила за рубашку мелкого, когда тот снова изготовился напасть на Каллума, с силой ударила его в лицо и отшвырнула в сторону двери. Неужели за ним не явятся? Неужели охранники намеренно оставили его здесь в таком состоянии? К пацану устремилось несколько унтер-шестидесятых, а я опустилась на колени возле Каллума. Когда я уже открыла рот, собравшись наорать на него и спросить, почему он, будучи сильнее, не побил этого недомерка, которому вздумалось попробовать его на вкус, Каллум вдруг обхватил меня за талию и прижал к себе. – Спасибо, – произнес он, все еще задыхаясь. Я замерла от тепла его объятий. Это было слишком приятно. И я никак не могла вспомнить, из-за чего хотела накричать на него. – Извини, – сказал он, отстранившись и поднеся руки к груди. – Я испачкал тебя кровью. В зале стало удивительно тихо. Все смотрели на нас, и я понизила голос: – Ты цел? Стоп. Я хотела сказать что-то другое. Я собиралась ругаться. – Этот малыш попытался меня сожрать. – Он посмотрел на свои руки. – Полюбуйся! Он уже начал! В нескольких местах были вырваны солидные куски мяса. Я сглотнула, с трудом сдерживая тошноту. Пацан действительно вгрызался в его плоть, как дикое животное. Что же все-таки с ними делали? – Почему ты не дрался? – спросила я, стараясь говорить сдержанно, хотя внутри все клокотало. Мне было нужно, чтобы Каллум успокоился и не сходил с ума из-за какого-то текущего эксперимента КРВЧ. – Я… не знаю. Он же ребенок. А когда он вдруг начал кусаться, я совсем растерялся. – Ты должен был дать отпор. – Меня загнали в угол! – Он посмотрел через мое плечо, и голос его упал почти до шепота. – А еще он ровесник моего младшего брата. – Он тебе не брат. – Знаю, но все равно… – Мне необходимо, чтобы ты стал лучше, – сказала я. – Тебе и впрямь наплевать, что он едва меня не сожрал? – спросил Каллум и снова выставил руку. – Через минуту все затянется. – Да не в этом же дело! Я ранен! – Мне необходимо, чтобы ты стал лучше, – повторила я. – Я… Тут по столовой разнесся визг, я обернулась и увидела, что обезумевший малец завис в прыжке и приготовился обрушиться на только что вошедшего охранника. Прыгнул он так высоко, что это было неестественно даже для рибута. Никто и оглянуться не успел, как его зубы сомкнулись на шее человека. Я быстро пригнула голову Каллума и тут же услышала, как другие рибуты попадали на пол. Заговорило оружие. С каждым выстрелом, которых насчиталось десять или пятнадцать, Каллум резко дергался. Потом наступила тишина."