Заспешила осень, невзлюбила сентябрь, близит поскорее октябрьскую стынь, и на клумбах моих только и осталось, что упасённых от утренников мелких бархатцев, которые неохотно стоят в вазе, но день-два радуют солнцесветием.
Соседи жмутся к печкам, и в опустевшей деревне бегают осмелевшие ежи. Один из них, совсем кроха, забежал и ко мне.
Недовольный моим вниманием, ёжик фырчал и подпрыгивал, распушая иголки, а Хрыся, сидевшая неподалёку, недоумённо смотрела на меня, осуждая, кажется, за любопытство - эка невидаль, да у нас этого гуталину....
А в другой день забежал к нам.... кто бы вы думали?! Чердачник! Я, кстати, пару недель назад встретила его на просёлочной дороге километрах в шести от нашей деревни. Остановилась, он трусливо скрылся в траве обочины, но доверчиво высунул нос, услышав моё "Котик! Котик!"
Для тех, кто не знаком ещё с этим героем моих историй, кратко расскажу: дикий кот прибился ко мне по прошлой осени и все морозы прожил на чердаке возле печной трубы. Кормила, но приручить так и не смогла, добившись лишь сближения дистанции до метра. В марте сбёг по делам любви и до июня ещё захаживал нас проведать, но его по-летнему сытная жизнь, видать, до того закрутилась, что котик пропал из поля видимости. Ждала к осени. Явился!
И я догуливаю вольную жизнь, в которой всё богаче лесное царство, пролитое затянувшимися дождями.
Бежим с мамой за ручей, с трудом форсируя его полноводие, и подбираем в корзинки раздобревшие за неделю белянки, волнухи, серухи, принимая особой ценностью пяток первых жёлтых груздей.
Промокшие под дождём насквозь, возвращаемся к дому чуть не бегом, предвкушая папино удивление. Эта азартность - семейная черта. И подстёгивает здесь не столько желание удивить, а какая-то особенная папина радость сопричастности к нашей удаче вне всякой зависти. И его планы - ух, я-то завтра пойду на Ручейки! И знает - наберёт эстолько, как мы, т вот так же побежит навстречу нашей радости за него.
Жилки-прожилки красных осиновых листьев под ногами... задираю голову вверх - полыхает поредевшая крона, не достать!... а эту осинку уронили бобры, словно специально для меня - чтобы разглядела, налюбовалась огненными всполохами.
А над опустевшими грядками огорода шумит берёзка, скидывая рыжьё даже от лёгкого дуновения ветра.
И безродная ива, подёрнувшая речную пойму, золотится, вторя белоствольным дворянкам-красавицам и оттеняя сердитое небо.
Тонут их полупрозрачные вершины в ледяной воде Мотомки, и плывут облака, исчезая под мостиком.
А случайно выглянувшее солнце - словно луна морозной ночью среди берёзовых звёзд... Ловлю случайный кадр-космос...
Манит осенняя вода зеркалами, в которых небо ещё глубже, ещё синее, и я не решаюсь попросить Шуру кувырнуть бочку с ненужной уже накопленной капелью.
Всё гляжу в её глубину, ловлю закаты...
Котейки мои, Дуся да Хрыся, уже не ищут потаённых уголков в доме, а разделяют со мной самое тёплое и уютное место - рядом с клубочками.
Хмырят, недовольно поглядывая друг на друга, так и не решив, кто из них главная любимица. Разделяю на глазок объемы ласки, проводя от ушек до хвоста каждой под амплитудные колебания хмырков и, кажется, ещё чуточку - сама замуркаю, до того люблю этих своих подружек!
Вяжу, когда захочется, и этим определена моя вольная жизнь. Утром, днём, а пуще - вечером в тишине задёрнутых шторок и гулком шуме печки, вбирающей в толщу кирпичей тепло огня, которым поделится со мной до утра.
Но я верю, что сверкнёт ещё осень подолом бабьего лета, обогреет неизбывной тоской последнего тепла и подарит о себе ту память, которая зудит ожиданием, едва пустеют огороды и наполняется дымным духом деревенская окраина.
