"А между нами снег" 134 / 133 / 1
— Вот те крест, Родя, — шептала Мария Савишна Орловскому. — Живёхонек, щёчки румяные, глазки горят. Не я видела, признаюсь.
Родион Орловский смотрел в одну точку. Изо дня в день он сидел на своём кресле и покачивался. Молчал.
— Вот и доигрался ты, Родя. Грел, грел свою месть, готовил её в своём чане, — Мария Савишна щёлкнула брата по лбу, — а чан оказался дырявым. А мне теперь латать его.
Ни слова сестры, ни на то, что она частенько теперь щёлкала его по лбу, Родион не реагировал.
— Иди, переодевай его, Машка, — кричала во всё горло Мария Савишна. — Да без шуточек. Тебе не привыкать арабских господ купать.
С появлением в доме Орловского его сестры, жизнь Мариам круто изменилась. Теперь она купала, кормила, меняла одежду Орловскому. Просила у Марии Савишны помощника, но та отказывалась его выделять. От тяжёлой работы, от воды без масел и отваров лепестков роз, её руки стали грубыми, от стирки появились мозоли.
Вечерами она плакала в своей каморке и вспоминала свою беспечную жизнь во дворце.
— Мустафа, — плакала она, — забери меня обратно, я буду целовать твои пятки, я буду делать всё, что ты захочешь, только забери меня отсюда.
Но все эти мольбы не помогали Мариам, и она продолжала исполнять волю Марии Савишны.
Сестра Орловского плохо справлялась с возложенными на неё обязанностями. В хозяйстве её брата начался хаос. Дома был проходной двор. Пока Мария Савишна посещала конюшни, управляющий водил всех заинтересованных взглянуть на безумного Орловского. Кто-то желал Родиону скорейшей смерти, кто-то оставлял деньги, кто-то обещал молиться.
Деньги управляющий передавал Катерине, жене покойного Богдана. Она складывала их в большой кошелёк и уходила. Она узнавала у Марии Савишны план дня и в её отсутствие занималась этим непристойным делом. После смерти Богдана и сумасшествия Орловского финансовое положение семьи ухудшилось. А Катя привыкла жить на широкую ногу, тратить много денег и ни в чём себе не отказывать. На людях она притворялась несчастной вдовой, часто пускала слезу для жалости. Её жалели и помогали.
Мария Савишна начала понемногу распродавать хозяйство брата. Ни один человек ни за какие деньги не захотел стать управляющим, а сама Савишна и не знала, за что ей взяться.
***
Ивану Григорьевичу было страшно показаться на людях. Рыжебородый проводил над ним обряд смелости вместе со своим семейством.
— Хитрость волка, сила быка
Взять всё с толком и за рога!
Стань смелее, милый друг,
Ты живой для всех вокруг.
Заунывные песни звучали из дома днями напролёт. Заехавший по надобности Олег Павлович, постоял на пороге, послушал и забыл, зачем приезжал.
А приезжал он, чтобы уговорить Ивана Григорьевича съездить как все, поглазеть на Орловского. Павел Трофимович давно этим воспользовался и в своём шахматном клубе рассказывал о своих впечатлениях. А таких впечатлительных там было много.
Но цель у Олега Павловича была другая. Он хотел с глазу на глаз встретиться с арабской наложницей, сплетни о которой тоже ходили. Её мало кто видел, но все восхищались её красотой, фигурой, гибкостью её тела и строптивостью. Кому-то даже повезло увидеть её обнажённую, когда она выходила из комнаты Орловского.
Но не красивое тело, не гибкость и красота интересовали Олега Павловича. Он хотел расспросить о Лиле. То, что его возлюбленная в арабской стране, он давно уже был наслышан.
В первый визит к Орловскому встретиться с девушкой не удалось.
Второй визит оказался более полезным. Олег Павлович с ходу предложил ей убежать. Она согласилась, пнула ногой ненавистный таз с грязным бельём, взяла свою одежду и навсегда покинула имение Орловского. Даже не попрощалась. Мариам совсем не знала Олега Павловича, видела его впервые. Она была готова ко всему, лишь бы больше не жить в этом месте. И он пока был первым и единственным, кто предложил ей бежать.
Олег Павлович привёз девушку в дом, где обитал рыжебородый.
Громко и властно Олег Павлович сказал, чтобы девушку никто не трогал, чтобы её кормили, но не пытали и не вызывали на разговор. Чтобы никто не ослушался его приказа, он остался ночевать тоже.
По договорённости, когда Олег Павлович ночевал, ночные песни должны были прекращаться, но песню на поддержание огня рыжебородый пел теперь шёпотом и сам. Никто в дни ночёвки Олега Павловича у печи кроме рыжебородого не дежурил.
Мариам не знала, куда она попала, но даже грубые холщовые простыни и подушка, набитая сеном, дарили какое-то спокойствие её сердцу. Словно она освободилась от оков.
Продолжение тут
Другие мои рассказы тут