Но играет прилично. Даже очень прилично. На-
де бы так...
Марк Андре Амлин? Евгений Кисин? Даниил Барен-
бойм? Ну да, ну да... А мне больше нравится Мицуко Уши-
да, признавалась Надя, отлично зная, что «мальчик» Ушиду
не любил.
Наде не хотелось говорить о музыке, хотелось – о любви,
но о любви никто из «мальчиков» не заикнулся, и правильно,
кому она нужна, такая жирная корова?
К слову, полнота не была безобразной, немного фитне-
са было бы достаточно, чтобы прийти в форму, но Надень-
кин бунт был страшен в своей несокрушимости: время при-
ват-занятий с учениками сократилось вдвое, дополнитель-
ные часы в школе при Консерватории, где она преподава-
ла, стали недоступны (Наденькина популярность как педаго-
га взлетела до небес, но ей было всё равно), у кабинетного
рояля появились соседи – два страшенных, по определению
мамы, тренажёра, от которых Наденька умрёт, ей же проти-
вопоказаны нагрузки!
Не умерла. Зато аритмия исчезла. Ну, почти исчезла. То
ли лекарства помогли, то ли тренажёры, то ли просто вырос-
ла и выправилась, как говорили доктора.
Любовь застала её врасплох и оказалась худшим из зол:
Васька был безалаберно-влюбчивым, как все артисты, и На-
денька изводилась от ревности. Они познакомились в авгу-
сте, а сейчас уже почти апрель, и – ничего. То есть, всё по-
прежнему. То есть, так же, как в августе. Надя удивлялась и
ждала чего-то.
Васька тоже удивлялся и ждал. И не понимал, почему он
таскается за этой недотрогой, другая бы давно... А эта толь-
ко целовать себя разрешает. Васька и целовал, обмирая от
мысли, что когда-нибудь...
«Чёрт! Чёрт! Чёрт! Сколько ещё мучиться? Женюсь, и то-
гда пусть попробует отказать!» – думал Васька, вполуха слу-
шая Ирочку и оглядываясь на Надю, которая шла последней,
в пределах видимости, но могла бы и догнать.
А она не догоняла.
Где-то впереди, она помнила, можно свернуть, доехать до
дачного посёлка, а там полкилометра до шоссе и автобус на
Гжель, на нём она и уедет, а остальные пусть идут на Сине-
озеро без неё. Им весело: Гордей с Лосем наговориться не
могут, трещат как две кумушки, Васька с Ирочкой миленько
беседуют, а она, Надя, лишняя.
Надя отстала. Васька оглядывался, и это её раздражало.
Уходя – уходи. А он всё время возвращался и спрашивал: «У
тебя всё окейно?». Окейнее не бывает... – «Да всё нормаль-
но, просто хочу послушать тишину».
Снежная крупа сменилась густыми хлопьями, лыжню за-
валило за каких-то полчаса. Лыжи шли мягко, ледяные жёст-
кие жёлобы превратились в рельсы, по которым группа по-
мчалась как на пожар. Надя дождалась очередного Васьки-
ного визита и вместо очередного «окей» сказала, что он бе-
гает туда-сюда восьмёрками, как собака, и от него мельтешит
в голове. Васька обиделся, перестал «мельтешить» и только
оглядывался.
Вот и поворот! Надя свернула и помчалась. В голове и
правда мельтешило, наверное, от бега. Справа потянулись
заборы, замелькали крыши летних дач с заколоченными ок-
нами. Навалилась тяжёлая усталость. Это оттого, что шла
слишком быстро, надо просто перейти на шаг и отдохнуть,
успокаивала себя Надя. И боялась: так всегда начинался при-
ступ. Весь этот день она переживала, и обижалась, и думала
о неприятном. Вот и результат. Не хватало только свалиться
без памяти...