Они уходили в спешке. Не попрощались, проведя рукой по шершавой, теплой, извилистой поверхности стола, не задернули шторы, чтобы защитить стены от солнца, выжигающего белесые, словно седые, пятна на деревянных стенах, не подлатали крышу, позволив дождям и талому, колючему снегу лизать доски чердака, взращивая там всепоглощающую и бесчувственную плесень... На столе так и осталась стоять незажжённая свеча и прислоненное к блюдцу зеркальце. Маша собиралась погадать этим вечером, но жизнь оказалась шустрее, выдернув семью, словно недозревший росток, из плодородной, жирной, богатой земли, и бросив их на пыльную, равнодушную к чужим чувствам дорогу.
Три дочери, такие разные, их мать Мария, мужья и дети - все жили под одной крышей, деля напополам беды, смешивая свои дыхания и множа счастье большой семьи.
Зятья часто не ладили, дочери ревновали. Мать металась между ними, жалея, осуждая, а потом прощая и целуя, как в детстве, в пахнущую крапивой и ромашкой щеку.
Дом разрастался, принимая в себя Машиных потомков, охраняя их от промозглого ветра, декабрьских вьюг, даря прохладу в жаркий полдень макушки лета. Вечером, сидя за столом, эти люди думали о своем, шутили или сердито переглядывались, но все они были вместе, их сердца никогда не бились отдельно. Свеча, стоящая посередине стола, теплым, сказочно-румяным светом озаряла лица, тени плясали буйные танцы на стенах, а жизнь текла своим чередом.
А потом грянули выстрелы, земля застонала, затряслась, по дорогам потянулись толпы беженцев.
Маша, крепко сжав зубы, шла, не оглядываясь. Внук, маленький, косолапый Ванька, еле успевал за ней, то и дело спотыкаясь и хныча от усталости. Он часто оглядывался, показывая рукой на избу. Там, под кроватью, лежала деревянная свистулька, оброненная неловким мальчиком. Ваня вдруг вспомнил про нее, и эта потеря казалась самой ужасной из того, что с ним сейчас происходило...
Дочери, испуганные, сбившиеся в стайку, вели остальных детей. Бежать! Бежать, пока за спиной не исчезнет этот приторно бьющий в нос запах беды, пока небо не расчистится от дыма, уступив место исцеляющим лучам солнца...
-Давайте! Спасайте себя, оставив в зареве заката четыре стены и крышу, что были свидетелями рождения ваших детей и последнего вздоха ваших предков. Это всего лишь доски, без вас они пусты, не сожалейте о прошлом, успейте шагнуть в будущее!...
В тот момент, когда последний жилец переступил порог, захлопнув за собой дверь, время в этом доме остановилось. Часы, исправно отсчитывающие уходящие в вечность мгновения, остановились, удивленно уставившись глазами-цифрами в черные окна. Дом как будто вдохнул, набирая в легкие как можно больше воздуха, напитанного хозяевами, и не позволял себе опустошить этот запас.
Дом будет ждать, щуря покосившиеся ставни в сторону леса, где скрылись их силуэты, не пустит к себе никого, кроме них....
Деревня была захвачена уже к утру. Но брать, собственно, здесь было уже нечего. Часть домов подожгли сами владельцы, другие постройки пострадали во время боя. Черные, курящиеся смолистым, едким дымом пепелища встречали хмурых, перемазанных в грязи солдат.
Уцелели лишь три дома в самом конце деревни. Там и было решено разместить солдат.
Но Машин дом был верен своему решению. Кто бы из этих чужаков не переступил его порог, он будет изгнан, наказан за то, что разрушил мир, который с таким трудом Маша выстраивала у себя в избе. Дому было не понять, кто эти новые люди, сосредоточенно и медленно рассыпавшиеся по деревне, что у них на душе. Он, как младенец, искал взгляда своей матери, пытаясь разглядеть там спокойствие и уверенность, но любимых глаз не было. Страх заползал под половицы, заставляя их сжиматься и трещать.
Время остановилось, ни одна пылинка не решалась упасть на только что протертые доски стола; мыши, забившись в свои норы, так и остались сидеть там, скованные необъяснимой силой забвения.
Солдаты, осторожно ступая по доскам недавно отчищенного пола, вошли в горницу. Брошенный ужин, свеча на столе, сложенное на комоде полотенце.
-Годится! Передай командиру, домик что надо! - услышал дом голоса чужаков.
-Ну, уж нет! Не будет вам тут места! - дом готовился к битве...
Солдаты, уставшие, озлобленные, потерявшиеся в долгих, бескрайних полях чужой страны, занимали комнаты, затаптывая следы Маши и ее детей. И тут пол стал крениться, проваливаться, отправляя незваных гостей в темный, затхлый подпол. Их мозг словно падал куда-то в черную бездну. Ощущение настоящего исчезло. Память наполнялась только прошлыми событиями, а потом незваные гости, оцепенев, легли, крепко обхватив колени. Так замирает живое существо, ожидая, когда пройдет время зимней стужи, и кровь вновь побежит по разбуженным теплом жилам...
...Утром угоревших в печном дыму солдат увезли в госпиталь.
-Вы что? Что случилось? - орал, глядя им в глаза, фельдшер. Но те лишь смотрели на него остекленевшим взглядом, шепча молитвы.
Дом вскоре окрестили проклятым, обходили его стороной...
Много гостей побывало в брошенной избе с тех пор. "Свои" и "Чужие", одинокие и стоящие плечом к плечу, скользящие по темноте, словно воры, и смело шагающие по дорожке средь белого дня.
Дом примечал их еще издалека, приглядывался, надеясь увидеть родные лица, а потом, разочаровавшись, захлопывал двери, прогонял резвившихся на полу солнечных зайчиков, раздувал пыльное, душное облако, чтобы только не дать пришельцам задержаться тут надолго.
...Прошло много лет. Дому казалось, что целые поколения сменились вокруг. Деревня возрождалась. Новенькие, стройные, пахнущие свежей краской и смолой избенки вырастали одна за другой. Возвращались хозяева, их дети, внуки, зятья и невестки. Стало опять по-уютному шумно от звонких голосов.
Только Маша не возвращалась. Дом так и стоял заброшенным, замершим в немом крике, с черными дырами выломленных рам.
Дом тяжело вздыхал, оседая и прогибаясь под грузом пережитых лет одиночества.
-Не придут... Уже не придут... - разочаровано думал он. - Все зря. Лучше бы сгорел тогда, растворился, слился с землей, из которой вышел...
...Машина подъехала к сорванным воротам уже ближе к вечеру. Мужчина, потянувшись и расправив плечи, вышел, постоял немного, оглядывая прогнившие стены, и смело пошел вперед.
Изба сразу нахохлилась, собирая последние силы, чтобы бороться, гнать, защищать себя...
-Ты ж смотри! - гость толкнул дверь, но та не открывалась. Просевшие петли вынуждали полотно чиркать по полу, застревать, не поддаваясь усилиям незнакомца.
Но мужчина оказался сильнее. Что-то в нем было такое, что заставляло избу сдаваться, слабеть.
И вот мужчина уже стоит внутри, боясь сделать следующий шаг. Пол. провалившийся в нескольких местах, ощетинился, выставив вверх обрубки досок.
-Эх! Да... Тут работы непочатый край... - гость запустил руку в густую, кудрявую шевелюру.
Мелькнуло что-то неуловимо знакомое в этом жесте. Но, нет! Вряд ли!...
Мужчина еще потоптался на месте, а потом развернулся и уехал.
Дом озадаченно смотрел на дорогу. Что теперь будет? Зачем чужак проник внутрь, почему его присутствие до сих пор ощущается в избе?...
Через неделю приехала бригада рабочих. Они, шутя и перекрикивая радио, закопошились, забегали, дотрагиваясь до всего, что так бережно хранилось для Маши.
Остатки мебели, иконы в уголках, порванные, истлевающие рушники - все выносилось и подвергалось строгому осмотру, а потом люди несли это в только что возведенный сарай. Они, словно хирурги, перелопатили всё, ища причину болезни подопечного. А он просто грустил, отчаявшись увидеть родные, изумрудно-зеленые, с хитринкой, глаза в зеркалах своих стен. Маша была душой этого дома. Нет ее, не ради кого жить.
Но изба все же чувствовала, что жива ее хозяйка. Она иногда приходила сюда по ночам, садилась за стол и ласково смотрела вокруг, положив руки перед собой. И все было, как раньше. ходики вдруг начинали стучать свой монотонный, успокаивающий ритм, огонь просыпался в печи, ветерок гулял по горнице, ласково целуя лицо Маши.
-Когда? Когда ты вернешься? - шептали стены.
-Потерпи! Скоро! - отвечала она, но не приходила...
Местные жители замечали, что изредка, в самые темные ночи, в доме горит свет, но никто не решался заглянуть в окна. Слишком сильна была легенда о проклятии брошенной избы...
Теперь же здесь шло строительство. Новые полы, отделка, крыша. Как будто дом примерял новую одежду, пытаясь стать идущим в ногу со временем.
Провели электричество. Вместо теплого, неровного света Машиной свечки с потолка свисал стебель люстры. Плафоны, ловя в свои сети-грани солнечный свет, переплетали его причудливыми узорами, бросали на стены, заставляя дом удивленно смотреть на себя.
Печь стояла нетронутой. Плита, белея эмалью в углу, готовила и угощала чужих людей.
Новенькая, металлическая крыша звенела под дождевыми каплями, заставляя дом испуганно сжиматься и вздрагивать. Но он ничего не мог поделать. Сила чужака была слишком велика. Она вынуждала подчиниться.
Мужчина просыпался рано утром, ерошил свои непослушные кудрявые пряди, быстро умывался, глядя изумрудно-зелеными глазами в маленькое карманное зеркало, и брал инструменты. Нужно торопиться, времени оставалось все меньше!...
...Гроза, далекая, полыхающая огненно-рыжими молниями, шла с запада. Яркие вспышки, грохот и пропитанный напряженным ожиданием воздух. Все как тогда, в другой вселенной, когда Маша с дочками вышла на пыльную дорогу и, не оглядываясь, увела детей прочь. Дом сжался от воспоминаний. Пусть уж лучше эта гроза спалит его, отчаявшегося и заброшенного. Не нужна ему новая крыша, пол и шторы на окнах. Маша, где бы она не была, не придет сюда.
Изба, вздохнув, наконец, полной грудью, раздувала угли, остывшие в тот страшный миг в прошлом. Черные головешки, повинуясь неведомой силе, разрумянились, затрещали. Тепло вновь побежало по трубе, вырываясь наружу дымом захлебывающегося одиночества.
Заслонка упала на пол, давая огню полакомиться всем, что встретится на пути.
Доски нового пола, сухие, покрытые лаком, испуганно трепетали. Дому было их не жалко. Они такие же чужаки, как и приехавший на автомобиле мужчина. Прочь! Пусть все они уйдут прочь!
Иван ворвался в уже, было, занявшуюся огнем избу, струя пены заставила пожар захлебнуться, отступить. Дом проиграл, сдался, заскрипел, признавая поражение. И тут из-за печи выпал сверток.
Мужчина осторожно поднял его и развернул пыльную, когда-то белую, ткань. На его ладони лежала свистулька, та самая, что маленький мальчик уронил за кровать, да так и не успел достать...
Иван сел на пол. Воспоминания стали выступать из тумана одно за другим. Баба Маша ведет его по дороге. А он, мыча и глотая слезы, показывает рукой назад... Потом поезд. Вагон душный, напитанный страхом и всхлипами. Мать прижимает Ваню к себе и поет колыбельную... Ташкент, куда, наконец, попали беглецы, с его ярким солнцем, раскидистыми ветвями платанов и журчащими арыками. Тепло забиралось в самое сердце, заставляя душу растекаться, подобно мороженому, таящему под жаркими лучами.... Жизнь понеслась, словно врезаясь в поток холодных ручьев серебристых арыков. Ваня влюбился в это место. Да и бабе Маше там нравилось. Но теперь пришло время возвращаться домой. Пока она еще может сделать это...
Дом не смог сдержать пронзительного вздоха, узнав в стоящей на пороге женщине свою Машу. Состарившуюся, скрюченную, но все такую же родную. Хозяйка вернулась домой. Ожидания были не напрасны!
-Я не узнал его, Маша! Прости меня! Я не узнал твоего внука! Я...
-Ты не виноват, все хорошо. Теперь мы опять вместе. Ты ждал меня, я долго шла. Прости!
Маша медленно огляделась. И тут, словно спохватившись, на стене заскрипели старые часы. Застучало сердце дома, позволив времени сдвинуться с "мертвой" точки...
#рассказы-зюзино #мистические рассказы #хоррор истории #страшные рассказы #фантастический рассказ