108
Селяне не очень хотели оставлять свои дома и следовать за дружинниками. Но когда услышали о вознаграждении, которое обещал князь каждому, кто пополнит его вoйско, многие передумали.
Молодые мужчины, видевшие в своей жизни лишь наше поле да лес, были не против побывать в других землях, да ещё и привести богатую добычу. Ведь многие, не имели таланта к какому-то ремеслу и поэтому у них не было возможности изготовить, а потом обменять свой товар на ярмарке на какую-то диковинную вещь.
И они хотели получить княжескую награду и порадовать себя и близких. Позволить себе то, что иначе никогда не будет им доступно.
Поэтому на предложение дружинников согласились молодые да горячие. О том, что они могут погuбнуть и больше никогда не увидеть своих родных, не думали.
Рассказы дедов о прошлой вторжении стёрлись из памяти, да и дружинники описали ситуацию так, что разрозненные племена вторглись в наши границы и организованной дружине ничего не стоит их прогнать. Но нужны люди, чтобы отловить каждого, кто позарился на наши селения.
На следующий день всё селение провожало своих мужчин. Старики качали головами, матери плакали, жены обнимали мужей. И только дети, не понимая, что происходит, но видя необычное для этого времени скопление народа, бегали туда-сюда, крутились под ногами, просили у отцов привести им дары.
Столько лошадей, сколько было надо для новобранцев, в селении не нашлось, и некоторые отправились в путь пешком. Дружинники сказали, что в ближайшем селении есть конюшни, и они доберут необходимых лошадей там.
Я тоже вышла проводить селян на ратные подвиги. Среди идущих пешком увидела своего брата. Матушка стояла поодаль, бледна как выпавший снег, в её глазах застыла мука.
Мне стало стыдно от того, что я так глубоко окунулась в своё горе от разлуки с Демидом, что совсем забыла, что мой брат тоже может захотеть уйти с дружинниками. Жены у него не было, лЮбая девица прошла свадебный огонь с другим, и брата ничего не держало в родном селении. А получить за службу награду ему, безусловно, хотелось, ведь мы никогда не жили богато.
Я повернулась к братьям своего мужа, стоявшим рядом со мной.
- Сколько лошадей осталось в наших конюшнях? - спросила я.
- Пять, - был ответ.
- Мы можем выделить одну моему брату? - попросила я.
Отроки переглянулись.
- Отец просил беречь этих лошадей, как зеницу ока. - сказал один из них. - Но одна лошадь принадлежит тебе, и ты вольна распоряжаться ею, как хочешь.
Я подошла к брату. Он почти миновал мой дом, стоявший на краю селения. Увидев меня, остановился. Как бы не винил он меня в своей сорвавшейся женитьбе, но мы выросли вместе и были родными. Нужных слов не приходило мне на язык. И я просто обняла его.
- Я буду ждать! - прошептала я. - Возвращайся живой!
Брат кивнул мне.
- Хочешь я выведу тебе лошадь из наших конюшен? - спросила я.
- Нет, до соседнего селения не далеко, я дойду пешком. - ответил он.
Я взглянула на него другими глазами и увидела не бойкого мальчишку, которым знала брата с рождения, а молодого мужчину, что шёл защищать свою землю и меня тоже.
«Когда мы успели так повзрослеть?» - подумала я, вспомнив, что тоже теперь мужняя жена и ношу под сердцем дитя. И так невыносимо жаль мне стало наше детства, когда я не знала, что такое тоска и разлука, когда каждый день был знаком до мелочей и самым большим событием была поездка на ярмарку. А сейчас всё селение прощалось со своими родными и мы не знали, что будет дальше.
Когда земля затихла вслед удаляющимся дружинникам, в селении остались их мужчин лишь старики да младые отроки.
Я подошла к матушке. Она смотрела в ту сторону, где скрылся сын и её сухое, безмолвное лицо было для меня тяжелее плача других женщин.
Она смотрела будто сквозь меня, видя в удаляющемся сыне призрак ушедшего ранее мужа.
Когда я прикоснулась к её руке, матушка вздрогнула, словно не видела, что я стою рядом.
Она посмотрела на меня. Её взгляд вдруг потеплел и она улыбнулась.
- Млада, как ты изменилась, - неожиданно сказала она.
И я поняла, что в мыслях матушка тоже думала о том, что мы с братом только что были детьми и вот уже она провожает сына на поле брани, а я живу в доме мужа.
- Я не праздна, - сказала я, желая продлить момент, когда сердце матушки подалось мне навстречу.
До этого о моём дитя знала только семья мужа и бабушка.
Матушка улыбнулась.
- Ходи легко, доченька, - сказала она, - грустных мыслей к сердцу не допускай, ты теперь за двоих отвечаешь. Демид уже отбыл?
- Да, они вчера в ночь ускакали. - ответила я, заметив, как вновь задрожал голос.
Тогда матушка обняла меня, прижала к своей груди и прошептала:
- Мы будем молить богов о наших мужчинах. И боги будут милостивы к ним. Вот увидишь, мы встретим их на конях и с победой.
Я молча кивала, стараясь не расплакаться ещё больше. К нам подошла бабушка. Она стояла поодаль, пока мы говорили с матушкой. А теперь мы были втроём. И моё сердце было готово выпрыгнуть из груди от счастья, что мы вместе.
В тот день мы до вечера сидели в моём отчем доме. Разговаривали, напевали прощения богам, молчали. И это было единение, какого не было никогда раньше. Будто боль от прощания с любимыми была тем ключом, что открыл наши сердца навстречу друг другу.