"Настя, Настя, Настенька…"
Она навсегда запомнит эти слова, и будет повторять их всю жизнь, как молитву. Их говорил отец, уходя на войну, "империалистическую", как скажут после. А ей останутся воспоминания о колючих усах, запахе махорки и три слова-заклинания: "Настя, Настя, Настенька…"
Отец не вернётся.
"Звёздочка моя", – так будет звать её любимый. Ночи напролёт станут мечтать они о счастье. Наивные, беспечные дети! Какие вихри бушевали в стране, какая беда надвигалась на неё!
Любимый ушёл на войну летом. Совсем мальчик, он смущался заполонивших перрон людей и путался в прощальных словах…
Оркестр грянул "Прощание славянки".
"Я вернусь, звёздочка! Слышишь, вернусь!" – кричал он из уходившего на фронт эшелона. Голос терялся в вокзальном гуле, стуке колёс, тонул в щемящих звуках "Прощания…"
С этого дня она стала молиться.
Однажды ей приснилась покойная мать: в чисто убранной избе сидела она и держала фотографию своего мужа – Настиного отца.
Утром пришло письмо, где скупые строки говорили о героической смерти её любимого и награждении его Красной звездой.
"Вот и повенчался со своей звёздочкой…" – Настя смахнула слёзы и повязала на голову чёрный платок.
Растила сына, который никогда не видел отца.
Как большинство мальчишек послевоенного времени, он рос непокорным правдолюбцем, потому, не успев опериться, выпорхнул из родного гнезда и затерялся в просторах необъятной страны…
С той поры она стала прислушиваться. Ко всему. Стукнет ли калитка, залают ли соседские собаки, пронесутся ли голоса – она у окна: а вдруг покажется сынок?
В её мире давным-давно ничего не меняется: те же ходики терпеливо меряют время, те же фотографии на стене – только вот выцвели, потускнели они. А она всё равно ждёт. Всех – и отца, и мужа, и сына.
Каждый день с раннего утра хлопочет по хозяйству, словно готовится к встрече. А вечером станет опять молиться, искренне веруя, что хранит этим и мёртвых, и живых.