— А эта дорога только до Ручьев? — спросил Андрюша.
— Дальше пути нет. Тайга, болото, горы, — сказал Эдуард. — Край
света. Так и живем.
Вениамин стал кашлять. Надрывно и скучно. Ему было стыдно, но
остановиться он не мог. Эдуард достал из верхнего кармана пиджака пачку
таблеток и спросил:
— Без воды сможешь проглотить?
— Смогу, — сказал Веня.
— Глотай. К утру пройдет. У меня здесь дисквалификация наступает.
Воздух чистый, никто не болеет. И я, фельдшер, по совместительству
руковожу культурой.
Василий включил фары. Темнота сразу поглотила тайгу.
Через несколько минут машина выкатила на вершину холма, и впереди
в распадке показались уютные теплые огоньки. Грузовик замер, словно
Василий хотел, чтобы его пассажиры ощутили бесконечную благостную
тишь этого вечера.
И вдруг в эту тишину вплелся, не нарушая, а лишь подчеркивая ее
совершенство, далекий ясный девичий голос, который пел нечто сказочно
печальное, трогательное и нежное.
Голос был лесным, он принадлежал вечеру и небу, луне и первым
звездам, шуршанию листвы вековых берез у дороги.
— Что это? — прошептала Элла Степановна.
Василий не ответил. Достал папиросы и закурил, стараясь не шуметь.
— Наяда, — сказал Андрюша, поднимаясь в кузове и всматриваясь
вперед. Он был не чужд сентиментальности.
— Шуберт, — сказал Вениамин. — Си минор.
— Наша, — улыбнулся Эдуард Олегович, и его зубы блеснули
голубым. Ангелина. Занимается у меня в самодеятельности. Должен
отметить, что она отлично закончила сельскохозяйственный техникум и
недавно вернулась в родные края. Изумительная у нас молодежь.