Пушкин вернулся в Петербург из Михайловского 23 октября 1835 года и сразу оказался в эпицентре семейных неприятностей. Он сам описал всё в письме к П.И.Осиповой: «Бедную мать мою я застал почти при смерти, она приехала из Павловска искать квартиру и вдруг почувствовала себя дурно у госпожи Княжниной, где остановилась. Раух и Спасский потеряли всякую надежду. В этом печальном положении я ещё с огорчением вижу, что бедная моя Натали стала мишенью для ненависти света. Повсюду говорят: это ужасно, что она так наряжается, в то время как её свекру и свекрови есть нечего и её свекровь умирает у чужих людей. Вы знаете, как обстоит дело. Нельзя, конечно, сказать, чтобы человек, имеющий 1200 крестьян, был нищим. Стало быть, у отца моего кое-что есть, а у меня нет ничего. Во всяком случае Натали тут ни при чём, и отвечать за неё должен я. Если бы мать моя решила поселиться у нас, Натали, разумеется, её бы приняла. Но холодный дом, полный детворы и набитый гостями, едва ли годится для больной. Матери моей лучше у себя. Я застал её уже перебравшейся. Отец мой в положении, всячески достойном жалости. Что до меня, я исхожу жёлчью и совершенно ошеломлён».
«Совершенно ошеломлён», думается, точная характеристика. В письмах О.С.Павлищевой к мужу ситуация с болезнью Надежды Осиповны описывается подробно, кроме того, мы видим, что приходится заботиться и об отце: «Можете представить себе, в каком состоянии теперь отец, у него самые чёрные мысли, и к тому же денег нет. Он хуже женщины; вместо того чтобы действовать, предпринимать что-нибудь, он только плачет». Не единожды расскажет Ольга Сергеевна и о порядках в доме: «Они получили тысячу рублей из деревни, и за одну неделю ничего не осталось, притом что за дом уплатили только 400». Пишет она и о неоправданно большой челяди (15 человек), и о «плутовстве людей».
Ольга Сергеевна тоже остановится на светских сплетнях о Наталье Николаевне: «Вообрази, что на неё, бедняжку, напали, отчего и почему мать у ней не остановилась по приезде из Павловского? На самом же деле мать не предполагала, что заболеет и останется у Княжниной две недели, и на месте невестки я поступила бы точно так же: я никогда не пригласила бы её переехать к себе, с тем чтобы расположить с меньшим удобством; у них большой дом, это правда, но очень плохая планировка, и к тому еще две её сестры и трое детей, и, затем, как бы посмотрел на это Алекс., которого не было в этот момент, и мать сама не захотела бы. Г-жа Княжнина — её подруга с самого детства; это лучше, чем невестка, это так понятно, и невестка не лицемерила, — мать стеснила бы её, это можно понять. Однако возмущаются, зачем у неё ложа в театре и зачем она так элегантна, когда родители мужа в таком тяжёлом положении, — словом, находят очень пикантным её бранить. Нас, само собой, ругают тоже: Александр — чудовище, а я — неблагодарная дочь... Впрочем, у нас есть и защитники — г-жа Карамзина на днях встала на нашу сторону. Г-жа Шевич говорила, будто наш отец — отец Горио. Да, — отвечала Карамзина, — с той разницей, что Горио всё отдал своим детям, а этот один растратил всё свое добро».
Я не случайно привела столь огромные цитаты. Пройдёт немногим больше года, и Петербург снова станет сплетничать о Натали… Сейчас два самых близких человека встали на её защиту, приводя все возможные резоны. Тогда защитить будет некому. Но я прошу вспомнить эту историю и то, как рьяно набрасывается светская чернь на тех, кто, по их мнению, в чём-то провинился, а тем более на тех, кто посмел хоть как-то возвыситься над их уровнем…
Недаром Пушкин своё письмо о возвращении в столицу завершит горькими словами: «Поверьте мне, дорогая госпожа Осипова, хотя жизнь и süsse Gewohnheit [сладкая привычка], однако в ней есть горечь, делающая её в конце концов отвратительной, а свет — мерзкая куча грязи. Тригорское мне милее».
Но поэт вынужден в этой «мерзкой куче грязи» находиться, потому что положение обязывает и его, и Натали вести такую жизнь.
Приходится ли удивляться состоянию Пушкина? Появляясь у родителей (а он навещает их почти ежедневно из-за болезни матери, которой становится то лучше, то хуже), он оказывается втянутым в бесконечные споры о деньгах и ссоры из-за денег. Даже оказавшись в бедственном положении, Сергей Львович остаётся верен себе и своим привычкам и неумению заниматься хозяйством: «Зато отец только и делает, что жалуется, плачет и вздыхает перед каждым встречным. Когда у него просят денег на дрова или на сахар, он хлопает себя по лбу и кричит: “Что вы ко мне приступаете? Я несчастный человек!” Он воскликнул так при мне, и признаюсь, что это меня немного развеселило: я подумала о его 1200 крестьян в Нижнем», - пишет Ольга Сергеевна. Пушкину приходится улаживать и денежные отношения с семьёй сестры: то, что приказчик присылает для неё, отец старается отослать младшему сыну, который продолжает «давать обеды», играть и проигрывать. Ольга Сергеевна приводит слова С.А.Соболевского: «Придется же Алекс. Серг. его кормить. — Кормить-то не беда, а поить накладно».
Она в письмах мужу пишет о состоянии брата: «Он рассеянный до крайности: слишком много думает о своём хозяйстве, о своей детворе и о туалетах жены». А как тут не думать? Рассеянность брата она будет упоминать постоянно: «Помните ли вы, дорогой мой, что сегодня мой день рождения? Никто об этом не забыл, к моему великому неудовольствию, кроме Александра», «Александр был, по обыкновению, не надолго, к тому ж с двумя жёнами и в дистракции [рассеянности]».
И в то же время из её писем становится ясно, что если кто-то в семье и предпринимает что-то действенное, то это именно Александр Сергеевич. А ведь ему приходится решать подчас довольно странные проблемы. Так, 27 января 1836 года он получит письмо опочецкого мещанина М.Т.Лебедева, который был управляющим в Михайловском при М.А.Ганнибал, и в нём – просьба об уплате долга (650 рублей) со времени Марии Алексеевны, так как Сергей Львович от уплаты этого долга отказался.
Ему приходится получать недовольные письма зятя, Н.И.Павлищева, с претензиями по управлению имением, что выводит его из равновесия. Сестра упрекает мужа: «Я сердита на тебя за то, что ты написал Александру. Это привело только к тому, что у него разлилась жёлчь; я не помню его в таком отвратительном расположении духа; он до хрипоты кричал, что предпочитает всё отдать, что имеет (включая, может быть, и свою жену), чем снова иметь дело с Болдиным, с управляющим, ломбардом и т. д.»
Пушкин в это время занят хлопотами по изданию журнала «Современник», готовя первый его номер (к работе с журналом я, наверное, ещё вернусь). Наталья Николаевна снова беременна и, видимо, переносит своё состояние довольно тяжело (1 ноября её сестра Екатерина напишет брату: «Мы выезжаем ещё очень мало, так как наша покровительница Таша находится в самом жалком состоянии», - а через месяц Александрина, описывая развлечения, добавит, перечисляя собравшихся: «Твои две прекрасные сестрицы или две сестрицы красавицы, потому что третья… кое-как ковыляет»), есть и другие неприятности. Подтверждением нервозности поэта служат две его несостоявшиеся дуэли. О конфликте с В.А.Соллогубом, улаженном друзьями поэта, я писала здесь. Была ещё ссора с С.С.Хлюстиным, которую сумел загасить Соболевский.
Однако в самые тяжёлые дни Пушкин рядом с сестрой и матерью. Он даже отказывается на время от уже подписанной, по его просьбе, К.В.Нессельроде командировки «в Московский главный архив для занятий по делам службы», за что Ольга Сергеевна была ему очень благодарна. Рассказывали, что в эти последние недели жизни матери поэт очень сблизился с ней…
В эти дни поэта навещает приехавшая в Петербург Анна Вульф. Странно звучат её заявления! Она находить, что поэт «с каждым днем становится всё более эгоистичным и всё более тоскующим», и обижается, что он уделил ей мало внимания, а потому она бо́льшую часть визита провела с Натали и в детской - «дети их так меня полюбили и зацаловали, что я уже не знала, как от них избавиться».
Между тем, Надежде Осиповне становится всё хуже. 15 марта П.А.Вяземский сообщит И.И.Дмитриеву: «Теперь бедный Пушкин печально озабочен тяжкою и едва ли не смертельною болезнью матушки своей». Более подробно пишет мужу О.С.Павлищева: «Матери очень плохо; может быть, ей осталось жить всего несколько дней. Когда вы получите это письмо, её, быть может, уже не будет. Врач сказал мне, что на этой неделе всё может быть кончено… Она обречена была еще с этой осени; всё то время, что она продолжала жить, было лишь долгой агонией… Врач говорит, что её источила печаль… Счастье ещё, что Александр не уехал, как собирался».
Е.Н.Гончарова, поздравляя брата с приближающейся Пасхой, уведомит: «Свекровь Таши в агонии, вчера у неё были предсмертные хрипы, врачи говорят, что она не доживёт до воскресенья.
Надежда Осиповна умерла 29 марта, во время Великой Заутрени первого дня Пасхи; судя по всему, два последних дня Пушкин неотлучно провёл при матери. 31 марта состоялось отпевание в Преображенском соборе, и тут же поэт подаёт прошение министру внутренних дел Д.Н.Блудову о разрешении перевезти тело умершей для погребения в Святогорском монастыре Псковской губернии. Разрешение было дано, и 8 апреля Пушкин с телом матери выехал из Петербурга. Вяземский в этот день объяснял А.И.Тургеневу: «Пушкин не пишет к тебе теперь, потому что умерла мать его; что всё это время был он в печальных хлопотах, а сегодня отправился в псковскую деревню, где будет погребена его мать».
11 апреля Пушкин приезжает в Тригорское, где, видимо, остановился в этот приезд, и в тот же день в свет выходит первый номер «Современника». 13 апреля Вяземский, посылая Дмитриеву только что вышедший том и билет на получение следующих книжек, скажет: «Самого же Пушкина здесь нет... скончалась его матушка, и он отправился в Псковскую губернию, где она желала быть погребена. Печальные заботы его в продолжение болезни и при самой кончине её, может быть, повредили лучшей отделке и полноте первой книжки».
В этот же день Надежда Осиповна была похоронена в Святогорском монастыре, у алтарной стены Успенского собора, недалеко от могил её родителей. Здесь же, рядом с могилой матери, Пушкин купил место и для себя.
И хоть бесчувственному телу
Равно повсюду истлевать,
Но ближе к милому пределу
Мне всё б хотелось почивать…
****************
Заканчивая статью, хочу сказать ещё об одном. Не так давно в Дзене был размещён очень неплохой тест, посвящённый Пушкинским местам, в частности, там был вопрос, где был похоронен поэт и правильным ответом стояло «В Пушкинских горах». Я, конечно, заметила, что места надо называть так, как они звались при Александре Сергеевиче, и получила ответ, что Святые горы мало кому известны. Это, несомненно, так, однако я не могла не написать, что данное переименование (вполне, конечно, логичное) сейчас меня приводит в ужас совершенно диким сокращением (его я имела несчастье как наблюдать на всевозможных табличках, так и слышать от местных жителей) – «Пушгоры». Мне почему-то слышится здесь не Пушкин, а пушнина.
Или, может быть, я не права?
Если понравилась статья, голосуйте и подписывайтесь на мой канал!
Навигатор по всему каналу здесь
«Путеводитель» по всем моим публикациям о Пушкине вы можете найти здесь