Сегодня, в Международный день демократии, главный редактор «Репортёра» Виталий Лейбин собрал десятку обсуждаемых в общественных науках и политической полемике парадоксов, проблем в и трендов современных демократических практик и идеологий.
1. Демократические процедуры популярнее идеологии
Во время Перестройки советские люди воспринимали демократическую идеологию как более удачный, современный и честный ответ на вопрос, как строить общественную жизнь, по крайней мере, ответ гораздо более удачный, чем ставшая тогда неискренней идеология позднего «развитого социализма». В 1990-е «демократия», «демократизация» и «демократы» стали ругательными словами для существенный части населения. При этом сама идея массового участия граждан в политической жизни и выборных процедурах оставалась популярной и популярна и сейчас даже в условиях не слишком яркого шоу и ограниченной конкуренции.
2. Западная демократия перестает быть социальной
О какой такой демократии здесь идет речь (не об античной и не вечевой новгородской же)? О современной западной, «либеральной». После завершения Холодной войны Фрэнсис Фукуяма объявил о конце истории и победе либеральной демократии как всемирной идеологии. Левые политические философии называли либеральную демократию буржуазной, акцентируя ее классовую природу. Действительно демократия в капиталистических странах даже после победы всеобщего избирательного права имеет неявный классовый ценз — быть избранным очень дорого, а это означает необходимость поддержки любых реальных кандидатов крупным бизнесом, что в реальности в стабильных демократиях означало олигархическую модель власти, в которой голос имеют все, а реальное политическое влияние — немногие. Но во время Холодной войны внешняя конкуренция с СССР заставляла западные демократии развивать социальные программы для уменьшения классовых противоречий. Сейчас, особенно после кризиса 2008-2009 годов социальные программы постепенно сворачиваются, а т.н. средний класс уменьшается.
3. Демократизация может быть разрушительной
После победы над советским блоком прошла мощная волна относительно успешной (благодаря материальной и управленческой помощи) либеральной демократизации в Восточной Европе. Но следующие волны (включая «цветные революции» и «арабскую весну») были гораздо менее успешными с точки зрения государственного строительства. Хотя «теория модернизации» Сэмюэля Хангтингтона была разгромлена усилиями Тилли и Валерстайна в самих США, но фактически применялась «на экспорт» в странах, которые не очень жалко. Эта теория предполагала, что все страны идут по одному правильному магистральному историческому пути — к капитализму и демократии, а различаются детали. Чарльз Тилли показал, что путь к современному типу государств в разных странах разный (при этом часто успешные страны прошли через стадию авторитарной модернизации — сначала сильное государство, а потом уже демократизация, как в Южной Корее). Но тем не менее государственные перевороты и гуманитарные интервенции навязывали путь демократии в условиях слабых государств с одновременным уничтожением «устаревших» институтов, что приводило к хаосу, подобно украинскому или афганскому — и эффективной демократии не возникало, и старые институты и ценности подрывались.
4. Демократизация как инструмент глобального управления
Поскольку ключом к капиталистической демократии владеет крупнейший бизнес, то требование демократизации часто становится способом внешнего управления в странах со слабым национальным капиталом. Локальные элиты сопротивляются с разной степенью успеха, и, чем больше сопротивляются, тем большую критику получают такие режимы за коррупцию и недемократизм, причем искренне и за дело. До сих западные элиты верят в демократию, но эта вера подкрепляется тем, что эта идеология в их интересах. Но догматическая вера в свою пропаганду, может быть указанием на возможный кризис. Хорошая идеология умеет критиковать саму себя.
5. Задача суверенной демократии не решена
В странах с амбициозным национальным капиталом, или в небуржуазных республиках создаются инструменты ограничения демократии: небуржуазные или не являющиеся непосредственно частью класса буржуазии группы берут ключи, способы контроля и определения правил игры, которые позволяют не пускать чужих (и своих собственных капиталистов, которые могли бы найти быстрее общий язык транснациональным капитализмом, чем со своим государством). Так в Иране демократия контролируются религиозными элитами, в Китае — демократия ограничена внутрипартийными процедурами, в России постепенно олигархическая конкуренция была вытеснена за счет контроля со стороны силовой бюрократии. Но эти модели не стали мировыми моделями. Концепцию суверенной демократии предлагал в свое время Владислав Сурков, но в реализации она носила оборонительный характер — как бы не было хуже — но не была концепцией развития. Защитные идеологии не могут быть мировыми, мировые идеологии и практики должны быть ориентированы на прогресс и быть инструментом прогресса.
6. Демократия перестает быть управляемой
В 2000-е годы либеральная критика называла постсоветскую модель «управляемой демократией», имея в виду ручную передачу власти преемникам. Но по-настоящему управляемой была западная демократия. Допуск к реальной игре в политику имели только надежные партии и темы, которые не противоречили интересам элиты (в ХХ веке исключались из игры явно коммунистические партии как враждебные и возникли стабильные двух- или малопартийные системы, где все партии системны и нереволюционны). Относительно небольшие вопросы, но важные для публики, можно было и вправду решать голосованием. Однако в последние годы западная социология и политология отмечает бум антиэлитных голосований, самым ярким примером последнего времени был Брекзит и избрание Дональда Трампа. Это вынуждает элиты усиливать контроль за демократическими процедурами, что может привести к политически опасному ощущению идеологического лицемерия у масс и провоцировать еще большие антиэлитные настроения.
7. Демократия перестает быть идейной
После холодной войны многие авторы отмечают криз партийной политики на западе, связанной с кризисом идеологий. Левые и правые партии начали теснится «популистами» — «Вперед Италия!» или «Единая Россия», которые не предъявляют обществу какой-то конкретной идеологии, а формально пытаются угодить всем, народу вообще. Эмоции и ценности вытесняют логику интересов в политической борьбе, что подрывает модель. Если лидера выбрали не с «наказом» защищать интересы, а потому что он «свой», то он ничем и не обязан избирателю. Это вызов для любой демократии — как рационально использовать и эмоции, и объективные интересы, не путая их друг с другом.
8. Демократия ограничена повесткой
Привлекательность западной послевоенной модели состояла не только в мощности модели социального капитализма всеобщего благосостояния, в котором демократия имела важную роль балансировки противоречий капитализма, а стабильность обеспечивал растущий «средний класс». Концепция «среднего класс» как раз и была изобретена в стремлении признать устаревшей борьбу классов. Такая социализация капитализма больше не может быть повесткой. Ее отчасти сменила промотирумая элитами повестка новой этики, а теперь еще и климатическая повестка. Все в целом лежит в русле европейской (Франкфуртская школа, французский постмодернизм) философии 1960-х годов, занимавшейся рефлексией трагедии Второй мировой войны, и задачей, как так изменить природу человека, чтобы он в будущем не был способен на нацизм и фашизм (и прочее самоуничтожение). Поскольку корень проблемы этим философам виделся в самом человеке и его патриархальной культуре, то это стало интеллектуальной программой расставания с традиционными институтами власти, семьи и нации. Так место классовой борьбы в общественном сознании заняла идея мировой борьбы ценностей — прогрессистской (новая этика и новая экономика) и консервативной (религии, нации, индустрия), причем локальные победы консерваторов считаются прогрессистами антидемократическими. И это понятно — ключ к управлению демократией у тех, кто управляет дискурсом, но и политическое исключение значительной части собственных обществ из определения будущего может обернуться катастрофами.
9. Демократия становится цифровой
Новые информационные технологии удешевляют и позволяет внедрять новые формы демократии и расширять сферы и формы голосования и здесь уже очевиден прогресс. Но само по себе это не дает ответа на вопрос, почему это будет эффективно и полезно. Пока технологический прогресс в медиа приносит позитивные поды с точки зрения упрощения и ускорения вовлечения людей в общественную и политическую действительность, но есть и минусы. Он ускоряет разделение людей на враждующие группы, создавая информационные и ценностные «пузыри». При этом демократия работает тогда, когда полемика и конфликты разворачиваются на базе фундаментального консенсуса по поводу ценностей и интересов общества. Демократическая процедура — это имитация революции, позволяющая взять пользу от конкуренции, но избежать минусов в форме разрушения государства. Но если у сторон мало общих ценностей, революция и гражданская вона всегда маячит на горизонте. И автоматические процедуры не обязательно решат эту проблему, ведь сумма мнений не обязательно истина, как объяснял папа Бенедикт XVI, выступая перед Бундестагом в 2011 году.
10. Демократия становится глокальной
То есть и глобальной, и локальной. Скорее всего в том числе благодаря цифровизации будут расширяться и умножаться формы локальных демократий в регионах и городах, а также по локальным конкретным темам, что снимает часть проблем. Одна из ключевых проблем — голосования вообще эффективны, если только компетентны и ответственны. Если в первом классе школы голосуют за то, кто будет представлять класс на соревновании по шахматам, то скорее всего выберут не того, кто умеет играть в шахматы, а самого буйного и популярного малыша. Но выборы в академии наук или выборы шерифа в небольшом районе могут быть эффективны, потому что в одном случае сработают реальные репутации, а в другом понимание, что если выбрать не того, то он может посадить на 15 суток ни за что тебя, а не хулигана. Теоретически сеть компетентных локальных голосований можно будет интегрировать в обсуждение разных политик на уровне наций и мира. Но это пока утопия.
Демократия остается идеалом и проблемой. Мир ждет новой социальной утопии.