Она танцевала, изящно ступая босыми ногами по изумрудному ковру одной из полян, что притаилась средь могучих стволов и раскидистых крон. Воздух между ними был пронизан лучами восходящего солнца и наполнен не успевшей раствориться туманной дымкой. Плавно кружилась, словно паря или купаясь в этой смеси света и влаги, свободными рукавами белого платья закручивала тающие седые клочья спиралями, хитрыми струями. Слушала дыхание жизни Леса, впускала его в себя и наполняла собой, своим присутствием: тянулись незримые нити, она была им, и он был ею. Скоунсквин — Дева Леса.
Все в нем принадлежало ей: залитые солнцем поляны и тёмные звериные норы, прошитая корнями земля и затканный ветвями деревьев воздух, все живое и все мертвое, все текущее и все незыблемо стоящее. Но и она принадлежала ему: могучая древняя Сила Леса наполняла ее и искала выход. Этой мощи нужен был проводник, она хотела менять мир. Это было в ее природе: постоянство изменений и непрерывность движения. Дикие потоки бродили в Деве и настойчиво просились наружу.
Скоунсквин часто, приняв облик белой птицы с красным клювом, поднималась ввысь и парила над вершинами деревьев, осматривая с высоты лабиринты лесных троп. Не просто так: искала попавших в этот лабиринт без путеводной нити, заблудившихся. Зацепившись зорким взглядом за потерявшего дорогу, бросалась к земле и растворялась в лесных тенях уже в облике женщины, наблюдала. Поражалась, насколько неуклюжи бывали эти путники. Ее приводило в недоумение, как многие настолько очевидные для нее вещи, могут быть не замечены ими. Эти люди не видели практически ничего: ни смыслов, наполняющих все существо окружающего их пространства, ни знаков, которыми щедро был усыпан их путь. Не слышали голоса Леса, отвечающего тем, кто умеет задавать вопросы.
Скоунсквин понимала, как их можно спасти: для нее ясны были причины, приведшие их к блужданию, очевидна изнанка их света и погребенные во тьме драгоценности души, читались направления правильных путей. Сила, что жила внутри, давала эти умения и желала вести, править, открывать дороги и раскрывать глаза.
Но была одна препона на пути этого: Скоунсквин хотела помочь, но не решалась выйти из скрывавших ее теней, сомневалась в том, что сможет донести, что видит и знает. Была уверена, что понимания ее правильны, но как рассказать слепому об оттенках зеленого в лиственных облаках или о завораживающем переплетении нитей белого мха? Еще останавливали мысли о том, нужно ли это тем, кто бредет лабиринтом, не стремясь из него выйти? И такое могло быть. Ведь подчас чтобы открыть глаза и идти дальше, нужна смелость и желание. Тянуть из топи того, кто сам выбраться не стремится — только отпустишь, он обратно сползет, безвольный, — стоит ли вообще за это браться?
В этот раз Скоунсквин очень долго кружила над Лесом. Было смутное ощущение: что-то должно произойти. Она вглядывалась в хитросплетение троп, надеясь высмотреть причину этому. Лишь когда солнце перестало проникать в тенистые недра Леса, кружение ее направилось по снижающейся спирали. В последний миг, перед тем как пролететь между верхушек лесных исполинов, взгляд дернуло светлое пятно на краю одной из маленьких звериных стежек. Резкий удар крыльев изменил направление в нужную сторону.
Девочка в белой рубахе до колен сидела, сжавшись в комок под кустом. Сумерки сгущались, и было видно, что ей уже совсем не по силам поднять страх, упавший тяжелой ношей на плечи и придавивший к земле.
Скоунсквин по своему обыкновению наблюдала за своей находкой из укрытия. В ней боролись привычные сомнения и то, что в этот раз это был ребенок. Не понимает? Не хочет выйти из Леса? Знаков вокруг не видит? «Но это же еще совсем дитя! — одергивала свои привычные сомнения Дева Леса. — Так, надо что-то делать».
Она осторожна вышла из тени. Девочка увидела ее и в первый миг сжалась еще больше, с наполненными испугом расширившимися глазами. Скоунсквин успокаивающе приговаривая, медленно двинулась в ее сторону:
— Привет, малышка, я тебя не обижу, не бойся. Я здесь живу, знаю все вокруг, не бойся. Как ты сюда попала? Если заблудилась, я тебя выведу.
Девочка, разглядев, наконец, кто к ней вышел из темноты, маленько успокоилась. Когда Скоунсквин мягко опустилась рядом на колени, не отпрянула, позволила погладить себя по светлым волосам, по тонкому плечику.
— Как тебя зовут? — спросила Скоунсквин.
— Ивиг, — робким голосом ответила девочка.
— Как ты попала сюда?
— Я цветочки рассматривала. Шла, шла, и вот.
Тем временем тьма меж деревьев сгустилась, это могло быть опасно для девочки, надо было её выводить. Скоунсквин видела слегка подсвеченный в общем мраке путь, которым следовало двигаться: он был неярким и слабо различимым, в отличии от тех, которые обычно наблюдался у других потеряшек, но это ее не насторожило. Она протянула девочке руку и сказала:
— Пойдем со мной. — Та доверчиво подала свою маленькую ладошку, и они двинулись по едва заметной дорожке.
Поначалу все шло вроде бы хорошо: они уверенно шли вперед по удобно ложащейся под ноги тропинке, которая была узкая, но вполне проходимая — без бурелома и торчащих сучьев. Никто не посягал на идущих из окружающей тьмы, как и должно быть на правильном пути. Затем под ногами зачавкало, и указующие мерцание поблекло или, скорее, будто растянулось по впереди лежащему пространству.
Скоунсквин поняла, что перед ними раскинулось что-то наподобие заболоченного участка, и свет подсказывал, что им туда. Это было странно, но все же она ожидала, что знает Лес и видит, как каждому пройти его без препятствий, поэтому двинулась дальше, увлекая за собой девочку, разве что больше насторожившись, . Шла, озиралась, ища продолжение пути, но складывалось ощущение, что мерцает уже вся поверхность под ногами.
— Ой, она живая, — послышался удивленный голос позади.
— Что? — по инерции спросила Скоунсквин, оборачиваясь и смотря, в чем дело.
Девочка стояла и завороженно смотрела, как черная грязь медленно ползет вверх по ее ножкам. Скоунсквин, только сейчас бросив взгляд на свои, увидела, что и ее ноги по колено поглощены поднявшейся грязью. Это было не так, как если ты проваливаешься, без ощущения сдавливания хваткой трясины, просто ноги ниже колена словно перестали присутствовать здесь и сейчас. С таким в Лесу она столкнулась впервые. Попробовала, как в случае с обычным болотом, вернуться назад пройденной тропой, но здесь не сложилось: грязь отреагировала на это, с еще большей скоростью поднявшись выше по телу. Времени для раздумий не было. Последнюю мысль: «Птицей вырвусь!» — одернула тотчас. «Не оставлю ее!» — и ещё крепче сжала ладошку Ивиг. Посмотрела на неё, удивиться спокойствию девчушки не успела — с головой накрыло.
Темно. Вот, вроде, разъясниваться начало: никакого болота вокруг, и путь ярче стал. Все в целом как обычно, но ощущения несколько не те. Вниманием к Лесу обратилась Скоунсквин — будто больше он стал. Слышит его, как раньше, но ощущения полного понимания и присутствия нет, словно места неизведанные открылись. Все так же она ему принадлежит, и он ей, но будто и заново узнают друг друга. Но несмотря на это, надо было двигаться дальше, что они с девочкой и сделали.
Невольно погрузившись в размышления о случившемся и лишь краем сознания отслеживая подсвеченное направление, Скоунсквин не сразу обратила внимание, как все сильнее сдвигаются стены колючего кустарника по краям тропы: сперва просвет сузился до минимально комфортного, затем — еще сильнее. Она поняла, что вокруг происходит нечто странное, когда ветки все настойчивей принялись цепляться за складки одежды, норовили залезть в глаза, схватить за волосы. Пришло осознание, что им приходиться буквально продираться через почти сплошные заросли. Скоунсквин, как могла, оберегала Ивиг, проламывая и раздвигая преграду. В один момент ощутила, что окончательно вязнет в этом раздирающим тело кружеве. Застыла, вся исцарапанная и обессиленная, прижимая к себе девочку — внутри, пойманной в силки птицей, билось отчаяние. И жизнь вокруг словно замерла.
Как вспышкой в сознании, оплеухой наотмашь, появилась мысль: «Если Лес — это я, то кто держит меня?!» Перестала бороться, глаза закрыла: не видит уж колючей ловушки, а чувство, что не кожу ветки жалами острыми режут, а внутрь пробрались: бередят, язвят. Вдохнула глубоко, выдохнула, сознание вокруг раскинула, позвала Лес, душою к нему потянулась: не осмысленным — жаждой ощущений, зовом к слиянию. Не помощи просила: у себя как просить, да и зачем? Понимания? Так ближе сказать будет. На долю мгновения всей гаммой чувств «увидела» себя Скоунсквин колючей дланью, сжавшей в своей горсти двух путниц: взрослую и совсем еще юную. Подержала — отпустила.
Открыла глаза Дева, прищурилась невольно: солнца лучи рвались сквозь шатер листьев и ажур веток: светился воздух, мнилось — руками брать можно. Птаха лесная цвиркнула, еще; легкие шорохи все наполнили — звуки окружающей жизни. Огляделась: чистая тропка впереди и позади, лес, прозрачный во все стороны, сосновыми боками желтеет. И внутри хорошо, исчезли жала. На Ивиг посмотрела: глазками с любопытством поблескивает вокруг.
Дальше двинулись. Ночь кончилась, путь совсем ясный стал — успокоилась Скоунсквин. Как прежде и сейчас Лес не ощущает, но хорошо же вокруг.
Только успокоилась, нырнула тропка в овраг, и сразу будто покрывало темное набросили. Вот один мир был — теплым светом пронизанный, радостью солнечной окружающий, и вот другой — сумрачный, тенями сырыми наполненный, деревья, по краям растущие, кронами пышными словно свод пещерный создают. Да мрака ли лесного боятся Деве Леса? Спокойно повела Скоунсквин Ивиг за собой по бегущей дном расщелины дорожке. Лишь только хоть как-то разгоняющие тьму лучики окончательно потеряли силу, тишина накрыла все вокруг, туман пополз хищными стелящимися языками, потерялся в нем путь.
Сколько-то Скоунсквин еще держала направление, но в итоге закружила седая пелена, голову задурманила, попытки слушать вязли в ней, не встречали смыслов и пониманий. Когда в третий раз насмешливо выплыл из нее заросший склон оврага, остановилась Дева Леса, оглянулась, глаза и все чувства до предела напрягая: точно утонуло все в клубящихся прядях. Присела рядом с девчушкой, та смотрела серьезно, изучающе.
— Не бойся ничего, Ивиг. Туман ветром сдует или солнцем высушит, и мы увидим дорогу.
— А я не боюсь, — спокойно ответила Ивиг. — Ты мне поможешь, я знаю.
Вдруг стылым повеяло, тени быстрые замелькали, голоса призрачные зашелестели:
— Не-е-еж-ж-жная... Вку-у-ус-с-сная... Ведё-ё-ёт её... Заче-е-ем веде-еш-ш-ш? На-а-ам отда-а-ай...
Подхватилась Скоунсквин. Переступает по кругу, собой Ивиг заслоняя.
— Кто такие?! — крикнула. — Что забыли в здесь?! Убирайтесь! Это мой Лес!
— Тво-о-ой... Тво-о-ой... Тво-о-ой... — призрачный шёпот наперебой. — Ра-а-аньше мы... ра-а-аньше... Ли-и-ис-с-ство-о-ой прелой ко-о-ости укро-о-оем... Ли-ис-с-ство-о-ой... Как мы ста-а-анеш-шь...
Сквозит жутким от теней, колени мягкими становятся, подогнуться спешат, цепенеет внутри все.
Взъярился в душе клубок огненный! Мыслью горячей душу ошпарил: «Да что ж это?! Пугать они меня будут?! Раньше, позже! Я теперь здесь решаю, как будет!»
— Раньше, говорите? Листвой укроюсь? А и укроюсь, время придет! Что с того? Время было ваше — раньше, а теперь я здесь! Прочь ступайте. Или оставайтесь, если по душе овраг этот, но на пути не стойте, не советую, — вслух сказала, распрямившись гордо и взглядом яростным туман хлестнув: как вспышка от Скоунсквин ударила, отхлынуло белесое, наполненное тенями марево.
— Не бои-и-ится... Не бои-и-ится... Не бои-и-ится... — зашелестели голоса. — Самого-о звать на-адо. При-иди-и, при-иди-и... Не бои-и-ится нас... Сме-е-елая... Са-ам приде-ет, посмо-о-о-отрим...
Фигура черная сгустилась среди седых клочьев, надвинулась, уголья глаз в Деву Леса вонзила. Прочие сущности завились вокруг подобострастно:
— Прише-е-ел... Прише-е-ел...
Рывком пришедший расстояние сократил, вплотную прянул: взгляд багровым пылает, буравит, в нутро самое лезет — волю взяла, удержишь? Плоть, словно червей клубок: ни голов, ни хвостов не различить, лишь сплетения хаос — движется, течет, скользит узлами жуткими.
Крутит ужасом Скоунсквин, до помрачения, а на колени падать не хочется: Ивиг за спиной. Да и Сила внутри бурлит, вперед зовет. И Скоунсквин пошла: вначале медленно, затем все быстрей, прямо на тень черную, в уголья его пылающие с вызовом глядя, с улыбкой легкой в уголках губ — страшно ли мне? Страшно, а тебе?
Уж думала столкнется с месивом, до дрожи пугающим, готова была: Сила комком яростным внутри собралась. Не пришлось. Отступила фигура мрачная, в тумане исчезла, который следом и сам в стены оврага втянулся. Ни голосов шелестящих, ничего. Хотя нет, звуки жизни лесной вернулись. Да солнце лучиком заглянуло: вроде украдкой, а совсем другая картина. Вылезти тени, конечно, могут, никуда не делись: раньше же они, — но эффект уже не тот.
Взяла Дева девочку за руку, и пошли они дальше, улыбаясь да вокруг поглядывая. Только из оврага тропа вывела, тут уже и Леса край.
Повернулась Скоунсквин к Ивиг, хотела уж было сказать: «Вот, вывела тебя», — замерла, растеряв слова. Стоит малышка, смотрит на нее взором ясными, как вдруг поплыл облик. Чудится — не девочка, женщина статная: волос длинных серебро, на губах улыбка мудрая, в глазах вечность. Моргнула Скоунсквин — опять ребенок перед ней, а изгиб губ тот же, и взгляд.
Кивнула ей Ивиг, повернулась молча и пошла вдаль. Сверкнуло солнце на водопаде серебра волос, прежде чем в дымке горизонта растворилась. Долго еще смотрела Дева в ту сторону, бродило внутри нечто... Не совсем в стройность смыслов облаченное, скорее ощущение глубинное: свободно было, Леса понимание вернулось во всей его величине. Так, а во всей ли? Или опять до момента, когда глубже в себя затянет живой топью? Скоунсквин предвкушающе улыбнулась этой мысли.
Сила внутри довольно пузырилась — дождалась. Дух захватывало, замирала суть от пониманий, что словами лишь бледнее станут. Не стала Дева Леса слова искать, крикнула восторгом сладким в небо, руки раскинув, бросилась ввысь птицей белой, полетела, привычно сплетение троп оглядывая. Привычно, да не совсем — теперь знала, что делать.
Номер карты 4100 1167 8477 9834 (ЮMoney), благодарю вас за поддержку канала! :)