Более семи десятилетий минуло с того дня, когда «ярче тысячи солнц» вспыхнуло над казахстанской степью пламя первого советского атомного взрыва. Тогда, 29 августа 1949 года, на Семипалатинском полигоне была испытана первая советская атомная бомба. Этому историческому событию предшествовало несколько лет напряженной работы ученых и инженеров, и не только советских.
К мысли о потенциальной возможности использования энергии атома в военных целях физики пришли много раньше. Еще в 1940 году из Харьковского физико-технического института поступила заявка на изобретение атомной бомбы с описанием ее принципа действия и устройства. Поначалу заявку всерьез не приняли, затем совсем о ней забыли – в 1945 году ее засекретили, а через год было выдано «не подлежащее публикации» авторское свидетельство.
НЕ «ЧУДО-ОРУЖИЕ»
Еще в 1930-е годы немецкий физик Хоутерманс, ранее работавший в Харьковском ФТИ, а затем высланный из СССР, тайно сообщил своим недавним советским коллегам, что в Германии приступили к работам по созданию атомной бомбы. Вероятно, на тот момент немецкие физики были первыми, сделавшими реальные шаги к созданию атомного оружия. В 1938 году именно немецкие ученые Отто Ган и Фриц Штрассман открыли процесс расщепление ядра урана, сопровождающийся выделением невиданного количества энергии. Военные не могли пройти мимо такого открытия. С их подачи осенью 1939 года при управлении армейских вооружений было создано так называемое «Урановое общество», куда вошли практически все ведущие немецкие ученые, работающие в области ядерных исследований и в смежных областях. Были среди них и такие мэтры, как Гейзенберг, Вайцзеккер, фон Арденне, Риль, нобелевский лауреат Густав Герц и ряд других.
Для начала группа Гейзенберга проработала вопросы, связанные с созданием и запуском атомного реактора на основе урана и тяжелой воды. На это ушло два года. Проведенные исследования подтвердили, что в качестве взрывчатого вещества может быть использован только изотоп уран-235. Но в природной урановой руде он содержится в ничтожно малой концентрации. Поэтому важнейшей частью технологического процесса должно стать обогащение урана. Но чтобы обогащать уран, надо как минимум его иметь.
В Бельгии немцам удалось захватить более 1000 тонн уранового концентрата, полученного бельгийцами из своей африканской колонии – Бельгийского Конго, – бывшей в те годы чуть ли не единственным в мире местом, где добывали уран. После оккупации Норвегии в руки гитлеровцев попал завод тяжелой воды, не имевший аналогов во всем мире.
Урановый проект поддерживался Гитлером (т. е. финансировался из казны) до тех пор, пока фюрер еще надеялся получить новое сверхмощное оружие. Гейзенберга принял лично гитлеровский министр вооружений Альберт Шпеер. Он задал вопрос в лоб: «Когда можно ожидать создания бомбы, способной быть подвешенной к бомбардировщику?» Ученый был честен: «Полагаю, потребуется несколько лет напряженной работы, но в любом случае на итоги нынешней войны бомба повлиять не сможет». Выслушав это заключение, руководство Германии, несмотря на разочарование, поступило в целом разумно – никто не был репрессирован, форсировать события не стали, вероятно, решив, пускай ученые продолжают работать – война наверняка не последняя.
Стержнем всей программы создания бомбы был атомный реактор. А для реактора требуются, и в немалом количестве, графит либо тяжелая вода. После многих дискуссий немецкие физики остановили свой выбор на тяжелой воде, как выяснилось позже, добавив к множеству уже имеющихся проблем еще одну, и весьма серьезную. К началу Второй мировой войны запас тяжелой воды на норвежском заводе составлял всего лишь несколько десятков килограммов, да и от тех немцам мало что досталось – большую часть имевшейся тяжелой воды буквально из-под носа нацистов в мае 1940 года успели вывезти французы. А когда в феврале 1943 года заброшенные в Норвегию английские диверсанты с помощью бойцов норвежского Сопротивления взорвали и надолго вывели из строя завод, вся немецкая ядерная программа зависла, тем более что этот удар по ней стал не последним – вскоре взорвался опытный ядерный реактор, который успели построить в Лейпциге.
В итоге Гитлер решил сосредоточить научные, производственные и финансовые ресурсы только на тех проектах, что сулят реальную отдачу в виде образцов новейшего оружия, имеющего перспективы быть использованным в текущей большой войне. Государственное финансирование работ по урановому проекту было свернуто.
СОВЕТСКИЙ АТОМНЫЙ ПРОЕКТ
Конечно, в СССР в самых общих чертах знали о работах немецкого «Уранового общества». А когда в Москве стало известно, что разработки атомного оружия уже ведутся, причем в форсированном темпе, совместно Англией и США, в Москве поняли – чтобы не остаться за бортом, надо немедленно вступать в атомную гонку. Причем если в США для участия в атомном проекте были собраны ведущие ученые со всего мира, то Советскому Союзу приходилось полагаться на собственные силы.
Едва отгремели последние залпы войны, как в поверженную Германию была направлена группа советских физиков, которая определяла, какое оборудование, а также причастные к атомным разработкам материалы и документацию следует вывезти в СССР. И кто из немецких физиков, имевших отношение к урановому проекту и оказавшихся в советской зоне оккупации, может быть полезен для осуществления советского атомного проекта. В результате проведенной таким образом «разведки боем» в СССР отправились свыше двухсот видных германских физиков и инженеров. Из Берлина была вывезена целиком лаборатория фон Арденне с урановой центрифугой, а также оборудование Кайзеровского института физики, тома технической документации, реактивы и многое иное. Удалось заполучить и 15 тонн неиспользованного немцами металлического урана.
В Союзе в рамках атомного проекта были организованы четыре специальные секретные лаборатории («А», «Б», «В» и «Г»), научными руководителями которых стали прибывшие из Германии ученые.
Лабораторию «А» возглавил Манфред фон Арденне – потомок старинного немецкого рода, барон, а в недалеком прошлом штандартенфюрер СС, кавалер Рыцарского креста. Однако все эти титулы и звания не мешали ему оставаться способным на открытия талантливым физиком. Еще в Германии, действуя по программам «Уранового общества», Арденне разработал метод газодиффузионной очистки и разделения изотопов урана в центрифуге – важнейший этап всего технологического процесса наработки оружейного урана-235.
Лабораторию «А» поначалу разместили в Москве на Октябрьском поле. После перевода в Сухуми ее место на Октябрьском поле занял советский физический институт, известный сегодня всему миру как Курчатовский научный центр. В Сухуми Арденне тоже оставил хорошее наследство: позднее на базе его лаборатории сложился Сухумский физико-технический институт. Выполняемые лабораторией «А» исследования дали прекрасные результаты. В 1947 году Арденне удостоился Сталинской премии за создание центрифуги для очистки изотопов урана уже в промышленных объемах. Через шесть лет Арденне стал дважды сталинским лауреатом. Немцы щедро делились знаниями и опытом с советскими коллегами. К каждому немецкому специалисту в качестве стажеров приставили по 5−6 советских инженеров.
КОЛЛЕГИ-СОЮЗНИКИ
Быт немецких специалистов был организован на самом высоком уровне. Вознаграждением за труд служили достойные зарплаты, хорошие жилищные условия и обеспечение питанием. Помимо прочего, раз в месяц каждая семья получала по полкило кофе (по тем, еще достаточно голодным, временам – неописуемая роскошь). Сам фон Арденне с женой жил в комфортабельном особняке, супруга имела возможность музицировать на доставленном из Германии рояле. Не только он, но и многие из его коллег прибыли в Советский Союз с семьями.
Можно ли рассматривать этих, не по своей воле оказавшихся в СССР немцев как пленных? Академик Анатолий Александров, будущий президент АН, сам активный участник атомного проекта, на этот вопрос ответил так: «Конечно, фактически немецкие специалисты были пленными, но ведь пленными тогда были и мы сами».
Николаус Риль стал руководителем лаборатории «Б», которая проводила исследования в области радиационной химии и биологии на Урале в закрытом городе, известном ныне как Снежинск. Вместе с Рилем работал его коллега и старый знакомый еще по Германии выдающийся советский биолог-генетик Тимофеев-Ресовский (выведенный как Зубр в романе Даниила Гранина). Доктор Риль стал одной из ключевых фигур советского атомного проекта. После успешного испытания первой советской бомбы он стал Героем Социалистического Труда и лауреатом Сталинской премии. Помимо официальных наград Риль получил в дар от Иосифа Сталина дачу в подмосковной Жуковке.
Работами разместившийся в Обнинске лаборатории «В» руководил профессор Рудольф Позе, один из пионеров в области ядерных исследований. Под его руководством были созданы реакторы на быстрых нейтронах, построена первая в СССР АЭС. С участием Позе начиналась разработка реакторов для подводных лодок. Лаборатория Рудольфа Позе стала ядром поныне успешно работающего в Обнинске Физико-энергетического института имени академика Лейпунского. Успел Позе поработать и в Объединенном институте ядерных исследований в Дубне.
Густав Герц, племянник знаменитого физика XIX века, сам известный ученый, нобелевский лауреат, по прибытии в Советский Союз стал во главе лаборатории «Г», которую разместили в здании одного из сухумских санаториев. Деятельность Герца, как и всего его коллектива, оказалась весьма продуктивной. Ее результаты были использованы на промышленной установке, построенной в Новоуральске. Именно здесь к 1949 году был наработан материал, послуживший начинкой для первой советской атомной бомбы РДС-1. За свои достижения в рамках атомного проекта Густав Герц в 1951 году удостоился Сталинской премии.
Завершив свои чрезвычайно полезные для советского атомного проекта дела, немецкие специалисты получили возможность при желании вернуться на родину. Перед тем как покинуть Советский Союз, они давали расписку о неразглашении в течение 25 лет сведений о своем участии в атомном проекте. С советскими коллегами расставались как друзья. Оказавшись в ГДР, ученые, как правило, продолжали работать по специальности. Так, Манфред фон Арденне, дважды удостоенный Национальной премии ГДР, стал директором Физического института в Дрездене, созданного под эгидой Научного совета по мирному использованию атомной энергии, возглавляемого Густавом Герцем. Там же, в Дрездене, в Техническом университете работал и Рудольф Позе.
Участие немцев в атомном проекте нисколько не умаляет роль советских ученых в создании отечественного атомного оружия, как и заслуги советской разведки в добывании секретов американской бомбы. Но, как признают сами советские физики, без вклада германских коллег создание атомного оружия в СССР могло бы растянуться еще на годы.
«Секретные материалы 20 века». Константин Ришес, журналист (Санкт-Петербург)
