Десять дней ушло у двух сотен ариев чтобы добраться до Великих гор и пройти их. Опытный Канва повел их к закату от гор и там указал путь легче, хоть и был он дольше. Зато не пришлось воинам взбираться на кручи и лезть в холодные снега.
Семь дней шли по извилистым ущельям и нешироким плато, поднимались на сыпучие склоны и ходили по руслу ручья. Серые громады вершин закрывали небо со всех сторон, накрытые белым туманом, заменяющим лазурное небо.
Ахани шел во главе колонны вместе с Налой, ведущим Канвой и молодым Хотри.
После решающего боя Нала промыла порез на плече Ахани холодной водой из ручья, обмотала чистой тканью. Позже, возле леса, куда арии спустились от погибшего города Мохенджо, дасья отыскала целебную траву. На ночь, уже возле реки Ган, Нала приложила эти листья к ране Ахани и обмотала плотно тканью.
Утром повторила то же и к вечеру ноющая боль в плече Ахани утихла. Ваэджо шел теперь много позади нового вождя и о нем ничего не слышал Ахани и не видел его даже на привалах и ночных стоянках.
Арии по наказу Канвы по пути вдоль Гана собирали еду, что могли — плоды с деревьев, били из луков животных, удили и ловили рыбу, солили эти припасы и складывали в сумы. Собирали погибшие и высохшие деревья, вязали сучья и ветки в вязанки, чтобы не было потом недостатка в них в суровых горах среди голых камней.
Все арии уже знали, что идут биться с подлым царем Мартаном и вызволять родичей Ахани и погибшего их старшины Ману. И не было среди них ни споров, ни кривотолков — все чтили память о храбром Ману и стремились отдать дань ему, помочь родичам.
На исходе десятого дня похода, за последней горой, оставленной сбоку, видны стали высокие зеленые холмы со многими бурыми и серыми валунами. Сердце Ахани возрадовалось, улыбка осветила лицо, потому что вернулся он в родные края.
Сильно подросла трава за время отсутствия юноши. Была она теперь по пояс человеку, в большинстве полегла и выгорела на солнце, разукрасилась разноцветными цветами — белыми, желтыми, алыми и темно-красными.
Вокруг все цвело и пахло. Радовало слух уставших путников звонкими трелями птиц, будоражило медовыми ароматами цветов, грело теплым солнечным светом.
Погибшая деревня Ахани также поросла травой и сердце его сжалось и замерло при виде ее. Здесь уже не осталось ни золы, ни пепла, ни обгорелых бревен городьбы, только трава на низких покатых холмиках да цветы. Засеянное поле за деревней дало свои всходы и перекатывалось желтыми волнами колосьев пшеницы. А речка также журчала неподалеку — юркая и звонкая. Возле нее и встали привалом — отдохнуть, поесть, набрать чистой воды.
— Здесь была моя деревня, — сказал Ахани, сидя на холме, на ветру и взирая на родное место.
— Здесь ты появился на свет? — спросила Нала.
— Да, — ответил Ахани.
— Надо молить богов за твоих родичей! — сказала Нала. — Чтобы блаженно им было в царстве Ямы!
Ахани решил отойти к восходу, оглядеть бывшие пастбища. Потому пересек мертвую деревню и взобрался на противоположный холм. Нала шла за ним, раздвигая ладонями и коленями высокую траву.
Небо над ними было высоким и бирюзовым. Повсюду сновали птицы, жужжали насекомые и Сурья поливал землю теплом. С вершины холма открылся вид и Ахани замер. Вдалеке у края земли, у зелёный рощи на фоне серо-белых вершин двигались разноцветные пятна. И радости Ахани не было предела, потому что понял что табун лошадей, испуганный нападением Мартана и пожаром, теперь вернулся на родные луга. Лошади бы сильно помогли в пути, да и в предстоящем бою. Осталось придумать, как приманить их как можно больше и дать ариям приручить их.
— Нала, вернись в стан и скажи Канве про табун, — сказал он подруге.
— Хорошо, Ахани! — девушка согласно кивнула.
— Пусть берут веревки и подойдут скрытно все родичи, а я отвлеку!
— Да, Ахани! — ответила Нала и, развернувшись, поспешила обратно в стан на берег речки.
