Теперь у меня была мотивация, и соответственно , сила духа. И каждое утро у меня начиналось с настроя. Надо было проснуться и настроится на то, что мне придётся одеть эту палку и приступать к действиям. Сначала я надевала чехол, который был прокладкой между мной и протезом, потом я собиралась с силой духа и вставала, чтобы залезть в этот долбанный протез. Залазила, искала удобное положение культи, пыталась натянуть протез поглубже, и потом все это фиксировала с помощью крепления. Все, можно было идти.
И я шла, держась за поручень, вдоль длинного коридора протезного завода. Раз коридор, два коридор, три, четыре, пять.... Теперь я не наблюдала за остальными и не завидовала их силе духа, я просто шагала, через боль , через усталость и воспитывала свою силу духа, и у меня получалось. Правда вечером со слезами на глазах я зализывала свои раны и плакала, но процесс то шёл, у меня получалось, и это держало меня на плаву, и заставляло каждый день вставать и идти, наплевать на раны и дискомфорт.
А ещё, каждый божий день появлялись новые раны, и как сказали профессионалы, это будет длится до тех пор, пока сформируются мозоли. И не смотря на то, что каждый свой вечер я посвящала заживлению ран, и уходу за культей, на следующий день эти раны появлялись снова. И это был неизбежный процесс, и за сорок лет он не изменился. Сейчас так же учатся ходить на протезах, через боль, поэтому отказавшихся от этого удовольствия больше, чем гордо хромающих. Это искусственный отбор среди безногих.
Не смотря на мою безграничную мотивацию, процесс шёл медленно. Ведь у меня был перелом таза, поэтому мне не могли подобрать нужную длину протеза. Он был то длиннее, и мне, при каждом шаге, приходилось залазить на него, то короче, в таком случае, при каждом шаге, я проваливалась в яму. А ещё, мне было тяжело таскать эти семь килограммов, к этому надо было привыкнуть, и я уставала от этой ходьбы, как загнанная лошадь. И , в завершение, в связи с тем, что вторая нога у меня тоже была покалечена, у меня не было устойчивости, и меня мотало в разные стороны, и я боялась упасть. Да и падала конечно, с высоты своего не маленького роста.
Но это ничего не меняло, я падала, вставала, и шла дальше, натирала протезом все до крови, заживляла, и снова шла тренироваться, так делали все, кто хотел ходить. Когда я отцепилась от держалки на стене, я попросила трость, и уже на второй неделе я пошла посреди коридора с тростью. Как я радовалась этой победе! Конечно с тростью было медленнее, чем с держалкой, но зато я ни к чему не была прицеплена, просто медленно шла сама посредине коридора, опираясь на трость, и очень гордилась этим.
Но не все было плохо, и даже много там, на протезном заводе, было весёлого, потому что все мы были молодыми, ведь самому старшему клиенту не было и сорока лет. Хотя мы их считали престарелыми, их было трое. А остальные были почти дети, искалеченные, раненные в душу дети. Но приходил вечер, мы снимали свои испанские сапоги, заскакивали на костыли и начинали веселиться. Мы готовили совместные ужины, на все отделение, жарили картошку, танцевали под чей то магнитофон и конечно прибухивали, ведь ночью с нами никого не было, ни сестры , ни сторожа, делай, что хочешь.
Случилась и любовь. Ну а как без этого. Нам же лет то сколько. Моя соседка с полиомиелитом , которая помоложе, влюбилась в мальчика без ноги, и он ей ответил взаимностью. А там по другому и быть не могло. Души наши так настрадались, что тянулись к любви изо всех сил, и находили её конечно, это же жизнь. Вот и они нашли друг друга, не помню, как их звали. Они даже забеременеть умудрились, молодцы! Но этот факт никак не давал покоя нашей Майе, она никак не могла понять, как это можно сделать, когда все, что ниже пояса, затянуто в кожано-железный панцирь. Но влюблённые не знают преград.