Кто из нас в детстве не собирал марок, не дрожал над мелкими, в зубцах, ломкими созданиями из неплотной бумаги, стараясь не помять их, не порвать и не замаслить, с трепетом вклеивал в школьную тетрадь (или вставлял в прозрачные кармашки специального альбома-кляссера, что было чрезвычайной редкостью) и потом долго рассматривал добычу в совершеннейшем одиночестве, забившись в угол и прикрыв альбом рукой, чувствуя, как бьется в груди готовое разорваться от немыслимого счастья сердце?
Зараза эта не миновала и меня, и я тоже был невыносимо болен собирательством, клянчил у мамы десять, двадцать копеек, которые тут же отдавал продавщице в обмен на глянцевые картинки, составлявшие на тот момент смысл всей моей жизни. И конечно же, бегал по воскресным дням на улицу Ленина, где в соседнем с магазином подъезде собирались солидные взрослые коллекционеры.
И чего было в марках такого, что они начисто забирали себе мальчишеское сердце? На этот вопрос у всякого найдется свой ответ: кто-то скажет – собирание марок полезно тем, что развивает ребенка, расширяет его географический диапазон, стимулирует интерес к познанию; другой скажет, что коллекционирование организует личность, тренирует волю и устремленность к победе (для того, чтобы достать тот или иной образец, приходилось тратить уйму сил и времени); третий с презрительно-умным видом возразит, что филателия – это бизнес, в некотором роде средство к существованию, и любителям там делать нечего. Ради справедливости отметим, что не каждый мальчик способен пожертвовать драгоценным свободным временем и отказаться от веселой беготни вдогонку за единственным дворовым мячом, поддавшись необъяснимой и порою далеко не детской страсти, так что вопрос остается открытым.
В нашем дворе почтовые марки поначалу собирала чуть ли не половина мальчишек, но вскоре страсти улеглись, поутихли, ребята побросали скучное увлечение, вернувшись к подвижным играм, и остались два претендента на самую внушительную коллекцию – я и Ромка. Соревнование наше продолжалось довольно долго, два, может, три года, и главной целью было собрать как можно больше марок различных стран – у кого стран больше, тот и победил. Нам повезло, шестидесятые годы были благодатными на политические изменения, на карте мира как грибы после дождя появлялись новые страны, республики и режимы, поэтому в магазинах всегда можно было найти новые почтовые марки. Как правило, это были марки стран Африки с необычными названиями – Танзания, Чад, Нигер, Конго, Габон, Мальгашская народная республика, Мали, Ангола, Берег Слоновой кости, а также Куба и Вьетнам. Я никак не поспевал за Ромкой, он всегда опережал меня. Чтобы купить марки, нужны были деньги, а они у нас не задерживались, мама, не умея экономить, тратила почти сразу всю получку, да и отец к тому же получал крайне нерегулярно.
Через улицу в пятиэтажном доме жил Сашка, сын брата мужа сестры по материнской линии. Написал и задумался – как бы это объяснить попонятнее? Значит, так: у мамы была сестра Алла, мужем ее был Рудольф, у которого был старший брат, пришедший с войны, и вот у него был сын Сашка. Теперь, думаю, понятно, потому что и сам я понял. Как-то встретились мы с Сашей на улице, разговорились, и я узнал, что у него есть трофейный немецкий альбом с марками. Лучше бы он мне этого не говорил. Утерпеть я не мог и выпросил разрешения посмотреть заветный альбом. Саша согласился.
Старый, покрытый пылью альбом из потемневшей мягкой кожи на скрипучем железном замке-застежке невольно внушал уважение и страх. Сашка переворачивал тяжелые страницы, проложенные прозрачной калькой, а я пробегал глазами незнакомые буквы, стараясь наспех вникнуть в их содержание, и все равно ничего не понимал. По всему было видно, что бывший владелец был большой коллекционер и заботился об альбоме тщательно и нежно, иначе бы не стал каждую марку помещать на отдельном листе и не надписывал их с немецкой пунктуальностью. Когда смотрины закончились, я с волнением в голосе спросил:
– А можно его купить?
– Кого? – удивленно переспросил Сашка.
– Марки, – ответил я и чего-то испугался.
– Тогда не его, а их, и смотря каких, – важно ответил Сашка.
– Ну, любых, – сказал я.
– В зависимости от размера, десять или двадцать копеек.
– Хорошо, сейчас принесу.
– Ты куда? – крикнул вдогонку Сашка.
– За деньгами, – ответил я и выбежал из квартиры.
После этого соревнование наше с Ромкой изменилось в мою пользу. Углядев в моем увлечении недетскую серьезность, отец купил мне альбом, и марки из школьных тетрадей в считаные минуты перекочевали под новую обложку. Главной же удачей было то, что в альбоме оставалось еще много свободного места, которое понемногу заполнялось трофейными марками. Каких только стран у меня не было! Многое уже не помню, забылось по прошествии лет, но помню точно, что, например, была марка французской колонии Сомали – дикая свинья, бегущая лесом. Животное это вызывало у меня страх и по причине того, что марка была древняя и потертая, и потому, что свинья была изображена свирепо, с торчащими впереди клыками.
Как-то, сидя над альбомом, я задал себе вопрос – а хорошо ли пользоваться марками с чужого, может быть ворованного, альбома? Сомнение мое разрешил случай, о котором сейчас слово в слово расскажу. Ну, слушайте.
Однажды вечером я лежал в кровати, считая до тысячи и пытаясь уснуть. Погруженный в сладкую дрему, я вдруг услышал голоса, среди которых различил папин и еще чей-то, хриплый и чужой. Я приподнял голову с подушки, напряг слух, но ничего, кроме неразборчивого шума, понять не сумел. Ведомый любопытством, я встал с кровати, укутавшись длинным байковым одеялом, свисавшим до полу, и подошел к двери. И вот что я услышал.
– Наливай, Ленька, может, и расскажу. Да не скупись ты, наливай. Вот заячья душа. Не боись, не опьянею. Надо же горло перед рассказом промочить. Ну вот, спасибо, теперь слушай. В Берлине страшная рубка была за каждый дом, за каждый этаж, да это сейчас все знают. Сколько товарищей погибло – Рома Саркисян, Леша Колесов, Динар Насибуллин, царство им всем небесное! Не дожили до победы. Выпьем за них! Не хочешь? Ладно, после выпьем. Ты же не о них, ты об альбоме просил. Ну вот, слушай, было это так. Вкатился я в гости к бюргерам в их средневековый замок, пули над головой, что осы, туда-сюда, туда-сюда, свищут не переставая. Присмотрелся, откуда огонь ведется, и очередь дал из автомата. Гляжу, стихло все, поднялся и приступил к разведке. Нельзя же уйти, не осмотрев, задача наша такая. А дом, доложу я тебе, невиданной красоты и размеров. Война кругом, разруха, а он стоит себе целехонек. Ну, не так, как в мирное время, конечно, но все же в аккуратности и присмотре. Под ногами стекло битое, мусор всякий, а на стенах картины, по углам вазы фарфоровые. Хожу я так, хожу и вдруг слышу шепот и рыдания, будто кто плачет, тоненько так, по-девичьи. Все обошел, во все комнаты заглянул, нет никого. Что за чудеса! Прислушался я и наконец в большой, самой красивой комнате в камине нашел девочку. Вот куда спряталась! Стал я ее знаками к себе вываживать, а она – ни в какую. Сидит, дрожит, книгой прикрылась, а выходить не хочет. Испугалась, видимо, я же для нее как-никак враг. Ну что тут поделаешь? Сообразил я, что надо девочке воды дать, испуг и пройдет. Побежал, нашел кухню, открыл кран, а вода не течет. Нет воды, водопровод, видимо, войной подпорчен. Что делать? Побежал опять, наткнулся на кладовку, а там – чего только нет! Варенья, соленья, компоты разные. Открыл я вишневый компот, налил в кружку и помчался назад, к камину. А девочка уже вышла, стоит с книгой и улыбается. Протянул я ей кружку с компотом, взяла она из моих рук, сказала что-то по-своему, по-немецки, значит, и пьет. Почувствовала, видимо, что я ей добра желаю, поверила, значит. И в этот момент пуля шальная из окна – шасть и в нашу сторону. И как только Лиза сообразила! Лизой ее звать, она потом мне все о себе рассказала. Бросилась ко мне, толкнула на пол и еще книгой прикрыла. Я поначалу рассердился, приняв ее помощь за неблагодарность, но потом, когда увидел на книге маленькую точку-дырочку, понял, что спасла она меня. Ничего еще обо мне не знала, а уже спасла. Сидим мы с ней на полу, смотрим друг на друга и смеемся. Так и познакомились. Я потом частенько к Лизе заглядывал, она меня подкармливала, а я ее обогревал. Да не то, что ты думаешь! Вечно у тебя одни похабности на уме, душой обогревал, слышишь, душой! Лиза столько за войну нагляделась, девочка ведь совсем, только-только шестнадцать исполнилось, неужто я ее мог тронуть? Не буду тебе больше рассказывать. Не буду – и все, обидел ты меня. Да знаю, что пошутил, знаю. И все равно обидно. Ладно, два слова – и все, заканчиваю. Когда дали приказ отъезжать, подарила Лиза мне книгу, а это не книга была, а альбом с марками, тот самый, что жизнь мне спас. Понял теперь? Привез я его в Уфу, а зачем он мне, марки я не собираю, коллекционированием не занимаюсь; хотел поначалу продать, обменять на продовольствие, а когда Сашка родился, решил, подарю сыну, пусть хоть он порадуется. Марки-то видные, непростые, отец Лизы, видимо, был богатым коллекционером.
Вот такая история. Что, не веришь, думаешь, сочинил? Ну, не верь, не верь, Фома неверующий, время придет – поверишь. Наливай, Ленька, не скупись, слеза чего-то меня прошибла. Наливай…
Выслушав рассказ до конца, я поплелся в кровать, сонный и вконец замерзший, так как стоял все это время без носков на голом полу. Этаж у нас был нижний, и деревянный пол в зимнее время сильно промерзал. Наутро я заболел и, лежа с горчичниками, думал – хорошо, что марки не ворованные, раз альбом подарен, можно и дальше с гордостью показывать их друзьям и случайным знакомым. Стыдиться тут нечего.
Однако уже через год я бросил собирать марки и увлекся музыкой.
Автор: Сергей КРУЛЬ
Издание "Истоки" приглашает Вас на наш сайт, где есть много интересных и разнообразных публикаций!