Разные слухи ходили в землянках, кто-то говорил, что слышал о скором наступлении, кто-то пересказывал слова раненого майора о долгом сидении в окопах. Как бы там ни было, но мы не воевали, а как говорил наш взводный: «Охраняли позиции». Немцы тоже активности не проявляли, хотя случались стычки, раз их отряд заблудился в зимнем лесу и вышел на переднюю линию окопов. Что тут началось! Подумали, что не случайно это, а когда загнали фашиста в топь, то поняли что эти плохо одетые и голодные солдаты ничего не планировали. Мы же хорошо жили, мой взвод особенно. Случилось так, что мы окопались возле хутора, а другим не повезло – в чистом поле сидели. Отремонтировали баньку, чему была очень довольна хозяйка хутора, ей с тремя внуками мыться негде было, по ночам приходили бойцы из других взводов, даже соседняя рота повадилась мыться у нас. А чего, нам не жалко, снега натопить трудная задача, но чистота нужна?! Самой большой проблемой были дрова. Тот лесок, что был рядом, полноватая женщина рубить запретила, указала на тот, дальше, там, мол, вал осенью был, много деревьев лежит. Вот и ходили банщики за дровами туда, на старых санках возили чурбаки. На этой недели очередь наша была, все готовились к водным процедурам как к празднику, а оно так и есть, на фронте чистота – первое дело.
Призывался я из небольшого сибирского посёлка, плотничал с детства, а когда кузнеца с женой в лодке молнией убило, то поменял работу, в кузне трудился. Ростом не вышел, вся родня маленькая, но сила в руках была, а ещё был опыт во всяких работах. Заметив это, взводный назначил меня старшим по банным делам, бойцы слушались, уважали, они-то сплошь городские, да и старше я многих был, шутка ли сорок скоро стукнет. Оставив троих на топку снега, дал команду двум догонять меня, впрягшись в санки, поспешил к лесу, нужно присмотреть хорошие дрова, а то соседний взвод сырыми топил, как не угорели?! Понравилась мне одна сосёнка, большущая, прикинул, что даже на две бани хватит, увезём, сколь сможем. Раскидал снег, обрубил сучья, только было собрался табачку на газетку насыпать, ругая своих не расторопных помощников, как посторонний звук за спиной привлёк моё внимание, такого шума в лесу не бывает. Не успел обернуться, как навалились на меня, сначала думал шутка, ребята подшутить задумали, но, когда чьи-то руки сдавили мне горло, понял, что попал я как кура на обеденный стол.
Закашлявшись, я открыл глаза, оглядел сырые стены землянки, печка не по нашенский сделана, где это я, немецкая речь рядом, кажись, в плен попал?! Кто-то толкнул меня в бок, больно, скривил лицо, а в ответ смех. Смешно им! Пятеро немецких солдат стояли рядом, один вынул из кармана пачку сигарет, протянул одну мне, я отказался, стараясь удобнее усесться на нарах. Вот же угораздило, пошёл за дровами, а попал к немцам. Видать приглядели они, что мы в тот лес ходим, ждали. Немцы много говорили, а ещё больше смеялись, мне ж не до смеха, что делать?! Раз не убили сразу, значит, нужен, а какой с меня прок, дальше своего взвода знать ничего не знаю, да и не сказал бы?! Пользуясь тем, что руки не связаны, потрогал карман, кисет на месте, неторопливо стал сворачивать «козью ножку», немчура заинтересовалась, смотрели внимательно. Управившись, попросил огоньку, один зажигалку протянул, видел такую у Лаптева, трофейную, дорожил он ею. Прикурив, выпустил в потолок дым, один из солдат протянул руку, попробовать хочет, пробуй. Сделав добрую затяжку, немец упал на пол, страшный кашель буквально душил его, а товарищам весело! За спиной кто-то вошёл, солдаты подняли упавшего, я понял, что пришёл старший. Один из солдат доложил командиру, коротко и быстро, вояки они настоящие, а я не спеша повернулся. Чего они там решили про меня, я не понял, только связали меня крепко, заперли в другой землянке, даже часового приставили, видел его через щели в дверях.
В животе заурчало, знать к обеду дело, долго я уже здесь, загостился. Пытался двигать телом, замерзать стал, ног в сапогах не чувствовал, руки ещё вроде мои. Что-то упёрлось мне в спину, стараясь сильно не шуметь, развернулся, короб какой-то железный, толи ящик был для патронов, толи ещё чего, но то, что его края были острыми, меня обрадовало. Придвинув его за спину, стал тереть толстую верёвку о неровные края, получалось. Освободив руки, развязал верёвку на ногах, оставив её на месте, изобразил, что я всё ещё связан. За дверью послышались голоса, ко мне идут, сейчас допрос учинят, как пить дать. Вошёл солдат с автоматом, оглядел меня, верёвка на ногах есть, руки за спиной, значит связан. Вошёл офицер, которого я уже видел:
- Что ты делал в лесу? - коверкая слова, спросил он по-русский.
- Банщик я, за дровами пришёл. Видимо офицер не знал кто такой банщик, потому что повторил свой вопрос, я снова ответил, пытаясь объяснить, что такое баня, чуть не показал руками как моются.
- Где у вас штаб?
- Не знаю, я дальше бани не хожу. Где штаб я знал, но говорить не собирался. Видимо офицер понял мою бесполезность, отдав какой-то приказ солдату, вышел из землянки.
Оставшийся со мной солдат, что-то мне говорил, изображая курящего человека. А, табачку ему моего захотелось, что ж, подойди, возьми! Я показал глазами на карман в ватнике, изобразил на лице улыбку. Солдат с опаской подошёл ближе, не сводя с меня ствол автомата, теперь ему придётся нагнуться, а я ждал этого! Только его глаза опустились, с жадностью оглядывая мой карман, как я обхватил его шею руками, а его ноги своими, повалив на землю, стал душить. Хилый немец попался, быстро затих, каска слетела головы, а вот автомат он до последнего держал крепко. Когда меня вели в эту землянку, то надвинули шапку на глаза, кроме своих сапог я ничего не видел. Оглядев поверженного врага, я решил переодеться. Хороший из меня получился немец, только слегка располневший из-за ватника, его снимать я не стал, а вот шапку и сапоги пришлось оставить. Выйдя из землянки, повесил на шею автомат, на немецкий манер, огляделся. Оказалось, что я попал не в строевую, а в тыловую часть. Правее меня что-то варили в большом чане, повар тщательно размешивал варево, напевая весёлую песенку. За ним, в метрах десяти, двое наматывали провод на катушку, у нас почти такие же у связистов, с другой стороны группа солдат копала землю, теперь нужно определить в какую сторону идти. Посмотрев на солнце, решил обогнуть маленький домик больше напоминающий сарай, а там уже и до леса недалеко. Идя по тропинке, протоптанной в неглубоком снегу, услышал за спиной голос, кто-то у меня что-то спросил. По голосу я понял, что это была больше шутка, чем вопрос, не оборачиваясь до конца, я отмахнулся от шутника, раздался смех. Подойдя к сараю, заметил большую щель, проявив любопытство, заглянул через неё внутрь. Вот что тут, туалет устроили. Устроившись на доске, сняв портки и покуривая, сидел тот самый офицер. Я огляделся, рядом никого, повар далеко, да и не до меня ему, связисты тоже делом заняты, за сараем видна землянка, но там тихо, а сам сарай скрывал меня от копарей. Я решил не возвращаться с пустыми руками.
Дождавшись, когда офицер оденется и станет выходить, я с силой рванул дверь на себя, офицер вылетел из строения прямиком мне в руки. Оттолкнув его за сарай, приложил палец к своим губам, а второй рукой сдавил его шею, меня поняли без слов. Освободив его кобуру от пистолета, закинул автомат за спину, указал стволом в сторону леса, офицер лишь кивнул. Через два часа мы были у леса, где пилили дрова, только зашли с другой стороны. Обходя опушку, услышал окрик, наши, по русски окрикнули. Скинул немецкую шинель и каску, поднял руки, а то пальнут чего доброго! Когда добрались до штаба, доложил о своём приключении, за «зыка» получил благодарность, а бойцы ещё долго подшучивали надо мной, спрашивали, пойду ли я ещё за дровами?