Которая из них была
Правая, которая Левая, а какая Центральная, разобрать было абсолютно невозможно. Вошедший в раж Чебурашка спрыгнул с крыльца на клубок и упоенно стучал по головам ковшиком, переползая по очереди от одной к другой. Головы молча терпели издевательства домового и только обалдело моргали при каждом ударе. Илья сдернул с клубка зверствующего Чебурашку и отнял у него черпак.
– Пусти,– запыхтел, пытаясь вырваться, домовой,– они мне скажут, которая из них Центральная.
– Я,– сообщила голова с двумя симметричными фингалами под глазами.
Чебурашка дернулся за ковшиком, но Илья легонько шлепнул его пониже спины:
– Брэк! В угол ринга.
– За что? – обиженно засопел домовой, но послушно поднялся по ступенькам и встал в угол. Авторитет «папы» был непререкаем.
Илья повернулся к Горынычу и даже присвистнул от удивления. Шейный узел был тугой и плотный.
– Ну и что теперь делать с тобой будем, Горыныч? Не успели за дружбу братину хмельную опустошить, как ты сразу мордобой устроил.
Головы пристыженно молчали.
– Да-а-а,– протянул Илья,– гордиев узел развязать непросто.
– А ты возьми да сабелькою острой,– подал из своего угла голос
Чебурашка. По всему было видно, что он еще не остыл.
– Нет, ты не Наполеон,– укоризненно покачал головой капитан,– у тебя
все замашки Македонского.
– Красиво. Какие стихи рождаются,– вдруг мечтательно протянула
Центральная.– А если, скажем, так:
Гордиев узел развязать непросто Но если меч у вас наточен остро, Вам повезло...
– Кому повезло, дура,– подала голос Левая,– нас сейчас на полоски резать будут.
– За что? – искренне удивилась Центральная.
– За папу, бестолочь,– прошипела Правая.– Память отшибло? Кто его
скушать хотел?