-Алеша, ты спишь? Неужели ты можешь спать в такую ночь? Смотри, звезды, как сумасшедшие, лучи тянутся в окно, вот-вот коснутся. Вставай, пошли в сад, воздух пьяный, как вино хорошее. Пошли.
Алешка вскочил, аж сердце заколотилось от неожиданности, споткнулся об сумку, уже приготовленную к отъезду, хотел было включить свет, но его рука была поймана прохладной нежной ладошкой.
-Не включай. Разрушишь волшебство. Одевайся, я жду.
В Машиных глазах отражалась луна, и от этого они сами казались лунами, вернее звездами, сияющими серебристым светом. Волосы тоже светились золотисто и тепло, от них пахло ночной фиалкой, не так, как раньше, холодноватым ландышем, а страстно, нежно, сладко. Алешка, как заколдованный, повинуясь этому колдовскому зову, оделся, вышел во двор следом за Машей, и уже через несколько минут они оказались в саду. Сад у Машиной семьи был потрясающий. Огромный, ухоженный, с цветочным клумбами среди деревьев, мощеными дорожками и даже лавочками, настоящий парк, не сад. Огромные, с мужской кулак груши клонили ветви до земли и в неверном свете луны казались нереальными, фарфоровыми. Маша опять схватила Алешку за руку, протащила по тропинке к беседке, увитой виноградом, потом вдруг остановилась, подумала и протащила дальше, к обрыву. Сад кончался у самого края этой небольшой пропасти, был отгорожен от нее невысоким каменным парапетом, на котором кто-то отчаянный установил деревянные скамьи. Маша перешагнула через парапет, уселась на лавку, потянула Алешку.
-Садись. Будем смотреть на звезды. Знаешь, это они меня вернули к жизни. Каждую ночь здесь сижу, сплю на этой лавочке. И видишь, почти поправилась. Свет заезд целителен, Алеша, он сильнее любых лекарств. Только надо уметь его впитывать. Всей кожей. Смотри.
Маша встала, скинула с себя лёгкую накидку и совершенно голая встала на лавку, раскинула руки, вся вытянулась тоненьким телом и стала клониться вниз, прямо в бездну. Алешка в панике протянул руки, стараясь поймать её, и она упала прямо в них, задурманив его голову пряной сладостью, лишив воли и ума.
-Алеша, вы даже не представляете, как мы рады, что вы решили задержаться. Сколько вы не прогостите у нас, все будет мало, поэтому лучше оставайтесь насовсем. Вы умница, знающий, у нас в селе такие ценятся, да и в нашей семье вам будет чем заняться. И Маша окрепнет, вон у неё глазки, как заблестели снова. Благодаря вам.
Машина мама, Дарья Ивановна, - весёлая, кучерявая, рыжая, на удивление молодая женщина тараторила не умолкая, усатый, как гвардеец, отец согласно кивал, а Маша прижималась к его боку, льнула, жмурилась, чуть не мурлыкала котёнком, и Алеша чувствовал от всего этого странную радость, покой, тепло и истому.
Телеграмма из Алешкиного села пришла в конце ноября. Уже шли бесконечные дожди, превратив ещё недавно ласковую и бархатную землю в непролазное месиво, дули пронизывающие ветры, вздымая на сером полотне Кубани сизые волны, но в доме Маши было тепло и уютно, пахло печным дымком, пирогами, мёдом и айвовой пастилой и ничего не предвещало беды. И эта телеграмма бабахнула, как выстрел, хоть и состояла всего из пары фраз.
"Выезжай срочно тчк Мужа Митрофана запорол кабан тчк Отец Митрофан помер тчк Председатель"
Алешка почувствовал, как ослабли его пальцы, держащие страшный лист, Маша ловко выдернула телеграмму из его рук, прочла.
И Алёшка с неприязнью заметил, как она чуть улыбнулась краешком губ, еле слышно прошептав:"Это все упрощает".