Я уже делился с публикой отрывком из книги о судьбе русской китаянки Инны Ли, «Русский иероглиф». Сегодня – драматический и отчасти комический эпизод посреди ужаса подростковой революции, когда Мао запустил движение хунвейбинов, чтобы смести старое поколение элит.
Рассказывает Инна Ли. На дворе 1966 год.
«Мао Цзэдун заявил, что Пекин — очаг революции, а пламя революции нужно разжигать по всей стране. Отныне страной управляла Группа по делам Культурной революции. Она-то и продавила решение о бесплатном проезде всех учащихся Китая, любыми видами транспорта, по всей стране. Местным руководителям велели организовать бесплатное проживание и питание прибывающей молодежи на базе кампусов и (в городках поменьше, не университетских) средних школ.
Примерно с конца сентября хунвейбины стали разъезжаться по стране. Хунвейбинам было, чем заняться — они не только распространяли свет революции, но и охотно разоблачали друг друга, писали доносы, типа такой-то активист заявил, что едет разжигать революционный пожар, а на самом деле прихватил свою подружку, и они укатили непонятно куда, но понятно, зачем.
Я так засиделась в Пекине, что хотелось тоже сорваться с места, посмотреть, что происходит в стране. Но если уж куда-то ехать, то в приятной компании. Мы сколотили свою «русскую» хунвейбинскую группу: я, моя сестра Ляля и Рая с французского отделения, чистокровная китаянка, но выросшая в Москве. Выехали в двадцатых числах октября. Вокзальная площадь была усеяна хунвейбинами. В основном, учениками средней школы, с седьмого по двенадцатый класс. Ну, и, конечно, студентами. А самым младшим лет по двенадцать: даже пятые-шестые классы к тому моменту пришли в движение.
Подали состав. Все набились в него, как в фильмах о гражданской войне. Уже поздно, чуть ли не полночь; мы с трудом нашли место в уголочке, поспали несколько часов. Открываю глаза — поезд еще стоит. «Он опять поспал немножко, и опять взглянул в окошко». Таким образом, с затяжными остановками, мы за 12 часов добрались до соседнего города Тяньцзиня, сто с небольшим километров от столицы. Весь график движения был сбит этими хунвейбинскими составами.
В Нанкине — первая запланированная остановка. Сразу на вокзале — приемный пункт. Мы показали наши студенческие удостоверения, получили направление в университет, с разрешением оставаться, сколько захотим. У нас были, конечно, карманные деньги: мы с Лялей — дочери (всё ещё) привилегированного отца, у Раи папа заведующий департаментом МИДа. То есть, тоже не бедная девочка.
Но мы решили сохранять революционную сознательность; будем питаться согласно тем нормам, какие существуют в институтских столовых. На половину юаня в день на человека. Вечером сводили бюджет, если перерасходовали, то на следующий день экономили.
Но вот мы прибыли в Шанхай, который был самым европеизированным городом в Китае. Здесь даже в простеньких кафе и магазинах продавали вкусные пирожные. Самое дорогое — с кремом, стоило всего десять фыней, китайских копеек. Такое роскошество мы могли себе позволить: выпить кофе и съесть по пирожному.
Были мы, как всегда, в полувоенной форме, с повязками. Единственное, у меня не было нормальной фуражки, поскольку отец никакого отношения к армии не имел, а достать фуражку было трудно. Волосы у меня тогда были пышные, торчали, как грива, и я их прятала под отцовской кепкой (светлые волосы вызывали подозрение, с чем мы уже столкнулись в Нанкине).
Так, в хунвейбинском облачении, мы и вошли в самое пижонское кафе Шанхая, поднялись на второй этаж. Видим, публика молодая, но какая-то странная. Все одеты, вроде, как положено, в синие кители, на головах кепки. Но полагалось китель застёгивать наглухо и сидеть с прямой спиной. А они какие-то расслабленные, нога на ногу, курят, кители распахнуты, вороты рубашек видны.
Нам-то было наплевать, мы же пришли кофе выпить и пирожные съесть, но публика заёрзала. Начала как-то подбираться. Ножки складывают. Пуговички застегивают. Садятся ровно. На нас смотрят исподтишка. Ба! Они ж нас приняли за один из хунвейбиновских патрулей, которые следили за моральным порядком, что-то вроде полиции нравов.
Подходит официант, мы делаем заказ. Тут публика начинает расслабляться, напряжение спало: не патруль, а такие же мелкобуржузные элементы.
Через пару дней мы узнали от студентов института иностранных языков, что в городе пройдёт футбольный матч. Международный! Албания – Китай. Надо пойти посмотреть, развлекаться-то больше нечем. И там на трибунах мы встретили знакомого шанхайца, который играл одно время в государственной сборной по пинг-понгу, жил поэтому в Пекине и заглядывал к нам в гости.
И он спрашивает:
«А вы в шанхайское кафе ходили?» — «Ходили».
«О! Теперь понятно. Тут слух прошел, что какие-то странные хунвейбины появились в Шанхае. Заходят в кафе, заказывают кофе, пирожные, никого при этом не трогают. Я, — говорит он, — не поверил, таких хунвейбинов быть не может».
В своем блоге я стараюсь рассказывать о жизни обычных людей через реалии их времени, а также о насущных проблемах и вопросах — если Вам интересно, подписывайтесь.
