В новой школе №8 я пошёл в седьмой класс. До восьмого класса, в основном, валял дурака. Учился очень средне, в отличие от моего брата Лёвы, который был отличником и только один или два раза за всю школу получил четвёрку.
Но одну вещь я сделал правильно: по предложению моего одноклассника Сергея Дробышева стал ходить с ним на занятия в яхт-клуб, который работал в то время совсем недалеко от нашего дома на речном Затоне. Сейчас там благоустроенная зона отдыха, а в то время это была дикая местность: там располагался тот самый огороженный простенький яхт-клуб с плавучим причалом, вокруг затона — тополиная роща и несколько старых казачьих домиков. Несколько раз в неделю мы приходили сюда и часа по два занимались греблей. Сначала на четвёрках (четырёхвёсельные ялы), потом на шестёрках. Устав на вёслах, ставили мачту, поднимали рей с парусами («разрезной фок») и выходили под парусом в реку, ходили по Кубани. Через год стали учиться ходить на настоящих парусных яхтах типа «Финн», «М» и «Дракон». Это некилевые яхты, мелкосидящие речные швертботы, с выдвижным килем. Иногда летом ходили в «дальние походы»: спускались вниз по течению на 20 километров, вручную перетаскивали на себе яхты в Шапсугское водохранилище, там целый день ходили под парусами, а потом ночью, если ветра не было, тащили с песнями, против течения, как бурлаки, на верёвках яхты до Затона. Всё это сильно укрепляло физически.
Наш тренер Юрий Фёдорович, молодой совсем человек (в то время ему было 22—23 года), всё своё свободное время отдавал нам, пацанам. Причём делал это на общественных началах, на жизнь зарабатывал тем, что работал каменщиком. Кроме управления малыми гребными и парусными судами, он научил нас работать с морскими картами и морским магнитным компасом, объяснил как прокладывать курс и многое другое. Я до сих пор с благодарностью вспоминаю этого замечательного человека.
Когда я закончил девятый класс (уже без троек), стал серьёзно задумываться, что делать после школы. Надо было выбирать: или поступать в военное училище, или в морское. Стать простым гражданским инженером мне не позволяло здоровье — слишком много я вырабатывал энергии, в кабинете или в заводском цеху мне было бы тесно. Поговорил с отцом. Он мне посоветовал не поступать в военное. Сам на военной службе так хлебнул, что мне не желал такого. Да я и не особенно стремился. Вместе решили, что надо поступать в высшее морское училище торгового флота. Но туда были всегда очень большие конкурсы, и к здоровью предъявлялись повышенные требования. Отец посоветовал мне изменить отношение к учёбе и последние два года в школе готовиться к поступлению. Он купил и подарил мне справочник для поступающих в ВУЗы. Там подробно было написано всё о высших морских училищах Союза. А их тогда было три: Одесское, Ленинградское и Владивостокское (не считая рыбных). Стало понятно какие экзамены придётся сдавать, какое здоровье понадобится и какие там есть специальности. Долго выбирать не пришлось — судоводительский факультет Ленинградского Высшего Инженерного Морского училища имени адмирала С.О Макарова. Цель была поставлена. Я изменил своё отношение к учёбе. В плане физической подготовки тоже требовалось кое-что доработать.
Чтобы завершить своё спортивное образование, мне показалось, что неплохо было бы пару лет позаниматься боксом. Но папа мне отсоветовал. Сказал, чтобы я лучше шёл заниматься спортивным самбо. К тому же добавил, что есть в Краснодаре такой выдающийся тренер по самбо Юрий Александрович Шулико. Он досконально владеет наукой самообороны, а его ребята постоянно занимают призовые места на республиканских и союзных соревнованиях. Папа знал, о чём говорил. Я пошёл тренироваться к Юрию Шулико и не пожалел об этом. Два года боролся, осваивал эту науку. Сначала не очень получалось, но через год я кое-что понял из этой борьбы. Надо сказать, что Юрий Шулико был выдающимся тренером и воспитателем самбистов. За два года он так обучил нас, что потом, когда мне пришлось выступать на соревнованиях в Ленинграде и готовиться под руководством других тренеров, то ничего нового я у них не увидел. Несколько раз в жизни самбо меня здорово выручало.
В начале шестидесятых годов, при правлении Хрущёва в стране стала ухудшаться политическая обстановка. Плохо стало с продовольствием, даже хлеба не хватало. За сахаром с раннего утра выстраивались огромные очереди. В народе ходили всякие панические слухи. Про Хрущёва сочиняли всякие анекдоты. Все чувствовали, что такое руководство страной добром не кончится. Особенно плохое настроение царило в Краснодарском крае и в Ростовской области. Здесь ещё сильны были казацкие настроения, советскую власть многие не любили. Как я теперь понимаю, вполне заслуженно. В 1961 году в Краснодаре патруль пытался задержать какого-то солдата на рынке. Тот хотел продать что-то из обмундирования и купить себе поесть. За солдата заступились гражданские, началась заваруха. Толпа штатских пошла штурмовать комендатуру. Часовой на входе в комендатуру сделал предупредительный выстрел, и пуля рикошетом убила подростка. Потом два дня происходили митинги перед крайкомом партии. Но этот случай прошёл как-то мимо меня. А вот на следующий год, летом 1962 года, в наш двор на улице Советской неожиданно въехал военный тентованный грузовик. В кузове сидело 12 солдат с автоматами. Отец приехал из военкомата сильно озабоченный, сказал нам, что в Новочеркасске произошло восстание рабочих, была стрельба и есть погибшие. Ругал Никиту нехорошими словами. Машину с солдатами, оказывается, прислал военный комендант города для нашей охраны. Она стояла несколько дней, солдаты менялись каждые 12 часов. Но всё кончилось ничем, в Краснодаре всё было тихо.
Однако настроение у народа было пессимистическое. Везде уже в открытую ругали Хрущёва и не боялись. В газетах печатали явную чепуху. Однажды, наслушавшись таких антиправительственных разговоров, я пришёл домой из школы и вечером решил поговорить с отцом обо всём этом. Отец выслушал мои возмущённые речи и сказал, чтобы я вёл себя потише и ни во что не влезал. И ещё добавил, «строго между нами!», не для оглашения, что осенью Хрущёва не будет, надо потерпеть несколько месяцев. Разговор этот состоялся весной, в конце учебного года. Я не придал словам отца особого значения. Откуда, думал я, он может знать, что произойдёт в стране через полгода? Я тогда немного недооценивал своего отца: он был офицером Генштаба, тесно общался с Краевыми партийными органами и знал обстановку в стране не из газет. В октябре того же 1964 года Хрущёва сняли со всех постов и отправили на пенсию.
Через пару месяцев после этого в армии началась «чистка». Так уж у нас принято в России: раз ты служил при Хрущёве, значит ты служил неправильно. Отправили в отставку крайвоенкома, генерала Яценко, очень порядочного и заслуженного офицера. Прислали из Москвы нового генерала. Тот собрал всех военкомов и, ещё не вникнув в обстановку, стал лаять всех подряд на русском языке. Отец к тому времени уже был полковником, 26 лет в армии, а с учётом фронтового коэффициента выслуга составила чуть ли не 40 лет. Он не стал выслушивать генеральскую ругань до конца, перебил его и сказал, что уже достаточно послужил в армии и сегодня подаст рапорт об увольнении в отставку. Повернулся через левое плечо и вышел из кабинета.
На следующий день генерал вызвал его к себе в краевой военкомат для отдельного разговора. Попросил забыть вчерашний разговор, мол, погорячился, отзывы о вашей службе, оказывается, самые лучшие, будем служить дальше вместе. Но папа не стал отступать. Лёг в военный госпиталь на обследование, и главврач, его хороший знакомый, выявил несколько диагнозов, совершенно несовместимых с военной службой. Отец с почётом вышел в отставку. Потом несколько лет работал главным инженером в «Краймедтехнике». Затем долго, до самой смерти, командовал 8-м военизированным отрядом Министерства Связи, который охранял все объекты связи и почты в Краснодарском крае.
Когда мне стало ясно, что делать в жизни дальше, примерно с 9-го класса, я серьёзно взялся за учёбу. К счастью в 8-й краснодарской школе был умный директор — бывший офицер, фронтовик, Изместьев Афанасий Андреевич. Он смог подобрать в эту школу самых лучших учителей. До сих пор с благодарностью вспоминаю учительницу математики Гладких Татьяну Ивановну, учителей физики Валентину Кузминичну и Аллу Петровну (заслуженный учитель России). Учили нас интенсивно, не так как теперь расслаблено учат в современных школах. Например, Татьяна Ивановна могла дать мне сборник конкурсных задач по математике МГУ за определенный год и приказать, чтобы к концу недели я перерешал весь этот задачник. Я решал, сидел по вечерам, исписывал формулами толстую общую тетрадь и концу недели приносил с победным видом учительнице. Если попадалась задачка, которая никак не решалась — это было для меня и моих таких же товарищей как небольшой праздник, вроде спортивного состязания. Мы придумывали варианты и ломали головы по нескольку дней. Когда кто-то из нас находил решение, он становился героем дня. Так же точно нас учили физике. Простые задачки из школьных учебников нас уже не интересовали, мы решали задачи из сборников конкурсных экзаменов МФТИ и университетов. Физичка наша Алла Петровна, симпатичная и молодая сравнительно женщина, была фанатиком физики. На её уроках бывали такие случаи: раздаст задания ребятам, они решают каждый своё, а она ходит, заглядывает в тетрадки, следит за ходом мысли. И если она вдруг увидит, что кто-то из её способных учеников допускает очевидную глупость в решении, она могла без слов схватить его тетрадку и запустить её в дальний угол класса. Или отвесить недоумку подзатыльник для освежения мозгов. Мы не обижались на неё, только посмеивались сами над собой. Зато, например, в таком престижном в то время ВУЗе, как МФТИ, была целая фракция из выпускников нашей школы.
Кроме школы, я ещё много читал. Недалеко от нашего дома была краевая библиотека имени А. С. Пушкина. По выходным, а в школе было два выходных в неделю, я целыми днями сидел в читальном зале и читал всё, что касается моря. Только романы не читал, неинтересно было.
При этом я продолжал заниматься спортом, три тренировки по самбо в неделю. Да ещё и к девушкам на свидания успевал бегать по вечерам чуть ли не каждый день. Раньше 12 часов лечь спать не получалось. Мама ругала меня, а папа только вздыхал и ничего не говорил. Его вполне устраивало, что я всё успеваю, и с учёбой у меня всё лучше и лучше.
На каникулах перед 11-м классом мой приятель Толик Дуренко предложил мне поехать с ним в адыгейский аул к его приятелю Оскару. У этого Оскара сестра выходит замуж, и будет адыгейская свадьба, причём с соблюдением местных обычаев, мол, это будет очень интересно. Я легкомысленно согласился.
Засунул в рюкзак куртку, тонкое одеяло, и мы поехали. Автобусом до Энема, потом пешком по дороге часа полтора.
Оскар с друзьями встретил нас дружески, накормили фруктами, мы немного отдохнули, а вечером, как стемнело и стало прохладнее, пошли на свадьбу.
Нас, молодых ребят, как, впрочем, и других гостей, рассадили в большом дворе вдоль забора прямо на травке. Перед каждым поставили горшок с бараниной, большой лаваш и какие-то жареные овощи. Вина не было. Стали кушать в ожидании выхода невесты с женихом.
И тут Оскар, приятель Толика, говорит: «Слышь, Володя, а вот Толик хвастался, что ты хорошо борешься. Это правда?» Я пожал плечами: «Да борюсь немного». — «А у кого тренируешься?» — «У Юрия Шулики». — «Я слышал о нём. А хочешь с нашими ребятами побороться? Мы тут все борцы с детства».
Я невольно подумал, что Толик балбес. Но отказаться мне почему-то показалось стыдно. Ещё подумают, что я струсил. Опять пожал плечами: «Да можно, если хотите». Адыгейские ребята дружно одобрили эту идею. Видимо, были в полной уверенности, что без труда покажут русскому парню, как нужно бороться по-настоящему.
Целой толпой мы вышли за забор на дорогу. Бороться решили прямо на грунтовой дороге около забора, потому что была ночь, а тут хоть какое-то освещение со двора. Но я заметил, что земля на этой дороге твёрдая как камень и вся потрескалась от засухи. Если бороться в футболках, то мы можем сильно пораниться. Адыгейцы со мной согласились и принесли из дома два старых пиджака. Первым вызвался со мной бороться рыжеватый парнишка примерно моего веса, лет семнадцати. А надо сказать, что все адыгейские ребята, действительно, были очень хорошо физически развиты, сказывалась привольная жизнь на природе и отсутствие тяги к знаниям. И все они обожали борьбу. Это у них национальный вид спорта.
Только я успел надеть пиджак, как рыжий парнишка бросился на меня как кобра. Но не тут-то было: через пять секунд он грохнулся спиной на землю — чистая победа. Я думал, что на этом и закончится спортивная часть вечера и мы перейдём к основному вопросу — к свадьбе. Ан нет. Тут же второй претендент надел пиджак и кинулся на меня. Через полминуты и он валялся в пыли поверженный. Кавказские ребята от этого пришли в сильное возбуждение и стали поочереди надевать пиджак. За какие-нибудь двадцать минут претенденты закончились, а их старый пиджак превратился в лохмотья.
Несколько минут адыгейские хлопцы стояли в полумраке в скорбном молчании, я снял пиджак и молча ждал продолжения событий. И тут Оскар, который был на два года старше меня, выше на полголовы и, к тому же, чемпион Краснодарского края по боксу среди юношей в 1964 году, говорит: «Да… умеешь… а давай-ка я попробую».
Я к тому моменту даже не особо устал. Бои были скоротечными. Опять одел пиджак, и мы стали бороться. Оскар был, конечно, очень сильным парнем, сильнее меня. Но всё-таки боксёр, а не самбист. Пришлось мне с ним повозиться. После очередного чистого броска, когда уже явно было видно, что я победил, он вскочил с земли как кошка, встал в паре метров от меня. Даже в полумраке было видно, что сам он стал бледным, а глаза налились кровью. Несколько мгновений мне казалось, что он бросится на меня с кулаками и приготовился. Я знал, как обращаться с боксёрами, Шулика нас научил.
Но Оскар сдержался, снял с себя пиджак, с силой бросил его об землю и стал нервно ходить в темноте туда-сюда. Через несколько минут он успокоился и уже спокойно сказал: «Да, ты умеешь бороться. Ладно, пошли на двор». За всё время турнира я не произнёс ни одного слова.
Мы вернулись на свадьбу, сели на свои места, я опять молча взялся за баранину с лавашом. Ребята тоже сели, но видно было, что они расстроены. Ещё бы: во всём ауле не нашлось того, кто бы справился с русским мальчишкой. А хуже всего, что некоторые взрослые сквозь забор с интересом наблюдали этот международный турнир.
Местные борцы ничего не ели, видно, пропал аппетит, переговаривались вполголоса на своём наречии. Один Толик сидел с гордым видом, как будто это он всех поборол. Шепнул мне на ухо: «Если считать вместе с Оскаром, ты десятерых поборол! Я считал».
В конце концов ребята о чём-то договорились и сообщили мне приятную новость: «Володя, мы завтра к вечеру привезём из другого аула одного борца, он далеко живёт, почти в горах. Его никто ещё не смог побороть. Ему 30 лет. Поборись с ним!»
Я опять пожал плечами: «Вот это хорошо».
Когда баранина подходила к концу, из дома вышли несколько женщин и торжественно провели невесту по двору перед гостями. И тут же завели её обратно в дом. Потом вышел отец жениха и громко стал говорить по адыгейски. Ребята мне перевели, что свадьба отменяется, потому что где-то далеко, высоко в горах недавно внезапно умер их дальний родственник, и эта скорбная весть только сегодня достигла нашего аула. Невесту показали, баранины поели — на этом закончим. Баранины ещё много, кто хочет — пожалуйста. Позже я узнал, что так на Кавказе часто делается, чтобы не слишком тратиться на свадьбу.
Мы встали и вышли со двора. Я подумал, что уже достаточно ознакомился с местными обычаями, невесту тоже увидел. Я взял свой рюкзачок, вышел на дорогу и пошёл в сторону Краснодара, мысленно поблагодарив Адыгею за гостеприимство.
Примерно через полчаса меня догоняет в темноте машина, старый «Москвич». Остановилась, из окошка выглядывает отец Оскара, инвалид без одной ноги, пожилой уже мужчина: «Володя, садись, я тебя отвезу». Я сел. Некоторое время ехали молча. Потом старик спрашивает: «Ты что обиделся?» — «Да нет, чего мне обижаться! Это ребята, наверное, обиделись». Мужчина засмеялся: «Да, здорово у тебя это получилось… Пусть учатся».
Мне не хотелось развивать эту тему. Чтобы перевести разговор я спросил его, как это он с одной ногой водит машину и где он потерял ногу. Тот ответил, что ногу потерял в войну. А водить машину научился с одной ногой, уже привык. Водительских прав у него нет, поэтому на машине он не выезжает за пределы Адыгеи. По этой причине он довезёт меня только до Энема.
В Энеме я тепло попрощался со стариком, на попутке доехал до Краснодара. Так на практике я понял, что такое кавказское гостеприимство. А Толик вернулся в Краснодар через день и всем хвастался, что мы с ним десятерых борцов побороли на адыгейской свадьбе.