Историческая нагорная Адыгея (Черкесия), которую населяли такие субэтнические группы, как натухайцы, шапсуги, абадзехи и убыхи, была весьма децентрализованной областью. Однако же все адыгские субэтносы весьма тесно взаимодействовали между собой и обсуждали общие интересы на больших съездах. В специальной литературе натухайцев, шапсугов и абадзехов, покончивших с институтом княжеской власти на своей земле, называют «республиканцами» и «демократами». Несколько контрастируют с ними убыхи, всё ещё сохранявшие сильное аристократическое начало, имевшие свой, особый язык (который, впрочем, стремительно вытеснялся адыгским), свою иную военную организацию и пр. Тем не менее, именно на территории убыхов проводились многие общеадыгские собрания. И именно убыхи были мощной движущей силой адыгского сопротивления царской России в период Кавказской войны.
Вместе с тем, в рамках этой относительно целостной адыгской среды, существовало весьма анархичное и экстремальное общество, живущее поодаль и в стороне от всех остальных. Данное общество было известно под названием «хакуч», а его представители, соответственно, именовались «хакучинцами» или просто «хакучами». Оно складывалось из представителей разных адыгских субэтносов, которые, по тем или иным причинам, были вынуждены покинуть свои родные селения. Вместе с тем, в него вливались беглые казаки и солдаты. Очевидно, что хакучи составляли отдельное общество довольно долго, благодаря чему появились такие гидронимы, как р. Хакучипсы (приток р. Псезуапсе) и р. Хакуч (приток р. Аше). Более того, успел сложиться особый хакучинский говор шапсугского диалекта адыгского языка.
Участники Кавказской войны с большим интересом относились к хакучам, воспринимая их как представителей крайне замкнутого и аномального пиратского сообщества. Так или иначе, хакучи составляли крайне малочисленное и, в то же время, весьма сплочённое и воинственное черкесское общество, проживавшее в самых суровых и сложных для ведения сельского хозяйства высокогорных условиях. Их путь в Россию был несколько иным, нежели у других черкесов, оставшихся на своей территории или выселившихся на равнины по рекам Лаба, Фарс и др. по итогам Кавказской войны. В отличие от них, хакучи начали своё противостояние с частями Кавказской армии уже после завершения Кавказской войны и длительное время, вместе с примкнувшими к ним шапсугами, оказывали самое непримиримое сопротивление продвигающимся в их горы российским войскам. Впрочем, хакучи и шапсуги, впоследствии, смогли договориться с представителями кавказской администрации, которая в течение второй половины 60-х годов XIX в. стремительно обновлялась, и из военной всё больше превращалась в гражданскую. К 1870 году они вышли из своих горных укрытий и дали начало черкесским селениям на побережье современного Краснодарского края. Но, обо всём по порядку…
Что представляло собой общество хакучей в глазах современников? Офицер Пшехского отряда К.К. Гейнс, участвовавший в Кавказской войне в 1862-1864 гг., про хакучей писал следующее: «Из внимательного вслушивания в нескладные рассказы можно было вывести, что все едва проходимые горы и леса по обеим сторонам реки Аше с давних пор были заселены семействами различных племен: там жили убыхи, абадзехи, шапсуги и другие, к которым впоследствии присоединились вышедшие из России старообрядцы и составили между собою особенную федерацию, связанную одним образом жизни и одними интересами, обусловленными местностью». К.К. Гейнс отмечает, что хакучи были умелыми и энергичными разбойниками и считались «опасными соседями» даже для весьма воинственных шапсугов и убыхов. Спускаясь со своих суровых горных вершин, хакучи делали набеги на других черкесов и, как пишет тот же К.К. Гейнс, «захватывая богатые добычи, они хорошо умели пользоваться до невозможности пересеченной местностью и общими силами выступали против хозяев ограбленного имущества, пытавшихся силою оружия возвратить пропажу, причём почти всегда отстаивали своё приобретение».
Весьма сходным образом характеризовал хакучей командовавший Даховским отрядом генерал В. Гейман: «Хакучи никогда не представляли собою отдельного племени. Это сброд, отовсюду из гор, людей, которые по различным причинам не уживались в своей прежней среде. Здесь много абадзехов, шапсугов и бывших наших казаков и солдат». И далее: «Удалившись издавна в котловины верховий Псезуапе, обставленные со всех сторон горами, суровее которых трудно себе что-нибудь представить, они образовали, как бы отдельное, небольшое гнездо, жившее совершенно особою жизнью».
Таким образом, хакучи были очень закрытым обществом, о представителях которого соседние им шапсуги и убыхи говорили: «Вот выложи хакучинцу хоть сто рублей, да всё мелким серебром, он и тогда не решится передать, что и как у них делается». Однако некоторые особенности образа жизни хакучей, резко выделявшие их среди других черкесов, всё же были зафиксированы современниками. Про одну из них К. Гейнс пишет: «Старшин у них никаких не бывало, а старики не имели особенного голоса. Общество это было скорее разбойничья республика, без признаков правления, чем общество на патриархальных началах». Вместе с тем, генерал В. Гейман отмечал: «такая замкнутость хакучей обусловливала и их внутреннюю жизнь. Они в одно и то же время ставили на полях и на кладбищах кресты, и исполняли различные магометанские и даже языческие обряды». Действительно, изолированные в своём высокогорье хакучи, почти не поддерживавшие никаких контактов с турками-османами, лучше всего сохраняли старые языческие верования адыгов (в отношении которых некоторые историки считают применимым термин «друидизм»), сдобренные памятью о христианстве. В этом контексте небезынтересно замечание того же К. Гейнса: «У них от христианской религии остался только крест, который встречали мы и на дорогах, и на некоторых могилах; но значение его они уже забыли и кланялись ему как истукану».
Рис. 1. Дуб, почитаемый черкесами. 1909 год.
Весьма примечательно, что во время Кавказской войны хакучи держались в стороне от военных действий, и уже после неё оказали бескомпромиссное сопротивление колоннам царских войск, начавшим действовать и против них. В связи с этим К. Гейнс писал: «Трудно сказать, что руководило их действиями, но нельзя отнять их достоинства: они были воинственны и крайне единодушны: ни одного лазутчика, ни одного проводника не являлось к нам с их стороны; ни одного парламентера не высылали они с просьбой о мире».
Следует отметить, что перед началом специальных экспедиций против хакучей, их суровые места обитания уже населяли не только они сами, но и совсем недавно примкнувшие к ним беженцы от разных субэтносов: «туда – писал Гейнс – сбежались разные бездомные особняки всех племён, которым разбой нравился больше всего на свете; они-то и сделались главными нашими противниками, а для страны – неограниченными деспотами, угрожая смертью всем, кто только захочет переселиться либо в Турцию, либо в Россию». Совершенно очевидно, что утверждения Гейнса относительно притока к хакучам исключительно отъявленных разбойников преувеличены и приукрашены, т.к. среди примкнувших к ним черкесов, в большом числе, были разоренные войной и доведённые до крайности люди, ни имевшие никаких средств для выселения в Турцию. Именно это предполагал и ген. В. Гейман, который писал, что к хакучам стали прибывать те черкесы, которые сначала хотели выселяться в Турцию: «Большая часть их была уже на берегу моря, в готовности отплыть в Турцию, но или израсходование всего довольствия, в ожидании судов, или, что скорее всего, слухи о том, что в Турции не предстоит ничего привлекательного, что земли там скудны, обращение властей дурно и требования правительства велики, заставили их возвратиться восвояси». И далее: «Встреченные сначала недоброжелательно, они мало по малу сжились с хакучами, и, наконец, составили с ними одну горсть. Многие из пришельцев устроились в земле хакучей, а многие около, в верховьях рек Аше, Псезуапе и в окрестностях». Таким странным образом, традиционно находившиеся в конфронтации с остальными черкесами хакучи стали консолидационным ядром черкесского сопротивления России, которое, впрочем, уже было локализовано и носило партизанский характер.
Военные действия против хакучей развернулись после 21 мая 1864 г. – официального дня окончания Кавказской войны. Первый удар хакучей пришелся на шесть рот Таманского пехотного полка, 11 июня 1864 г. поднявшихся в верховья р. Аше для их выселения. При отряде был Заурбек – старшина шапсугов-гуае, проживавший на р. Псезуапсе, покорившийся русским с тем, чтобы выселиться в Турцию. Участник событий С. Духовский, состоявший в Даховском отряде Геймана, так описывает дальнейшие события: «Заурбек вызвал нескольких местных стариков; им объявлено было требование немедленно собираться к берегу моря». Однако вместо этого «со всех сторон стали сбегаться горцы, видно было, они обнажали свои винтовки». Завязалась перестрелка, и роты Таманского пехотного полка начали отходить: «Все время, пока войска шли по Ашше, – пишет С. Духовский – горцы провожали их пальбой; по временам бросались в шашки. Роты, где было удобно, останавливались, устраивались, давали отпор. Войска вернулись в лагерь с потерей более 20 человек раненых и убитых».
Вскоре против хакучей с разных сторон были направлены силы Пшехского и Даховского отрядов. С. Духовский писал, что 23-24 июля 1864 г., В. Гейман, с семью ротами, совершил экспедицию против хакучей и характеризовал военные действия следующим образом: «В оба дня движения его небольшого отряда перестрелка не прекращалась. В местах наиболее пересеченных и закрытых хакучи небольшими группами настойчиво наседали на арьергард, делали по авангарду из засад залпы и бросались в шашки». И далее: «Но больше всего вредили отдельные горцы, по одному, по два незаметно подползавшие к колонне; они давали выстрелы, иногда почти в упор, и сейчас же скрывались в трущобу». Хакучи наносили продвигающимся в их горы войскам значительные потери, и С. Духовский с досадой писал: «Общая сумма потери при действиях против хакучей превосходила всё, что выбыло из строя в отряде убитыми и раненными в течение 1864 года. И как назло от пуль хакучей погибали все лучшие люди».
Сходным образом описывает действия хакучей против русских отрядов в июле 1864 г. и К. Гейнс: «Залегая шагах в тридцати от дороги, они на выбор убивали кого-нибудь из проходящей колонны. Такие внезапные убийства встречались почти через день. Солдаты наши до того верили в серьезное значение хакучинских выстрелов, что где ни заслышат, бывало, звук черкесской винтовки, тотчас же и заговорят “Видно, ещё кого-нибудь зацепили”. И редко ошибались». К августу 1864 г. хакучи, под натиском царских войск, были рассеяны, но продолжали вести партизанскую войну: «Понимая всю слабость свою, хакучинцы рассыпались по трущобам: скрываясь удобно не только вдали от войск, но и около нашего расположения, они выжидали оплошных одиночных людей и убивали их в упор».
Частям Кавказской армии так и не удалось вытеснить всех хакучей, вместе с другими примкнувшими к ним черкесами, из их суровых горных высот. Выживание хакучей, годами скрывавшихся в горах и после Кавказской войны, изначально было возможно отнюдь не благодаря разбоям, но благодаря продуктивному сельскому хозяйству, которое, в весьма сложных условиях их проживания, требовало особенной сноровки и трудолюбия. Эффективность сельского хозяйства черкесов (включая и хакучей) отмечали и названные участники Кавказской войны, и прибывавшие на Западный Кавказ уже после неё агрономы и почвоведы, исследовавшие недавно опустевшие земли.
Так, К. Гейнс был поражён способностью хакучей возделывать землю «по скатам, крутизною до 50°», и солдаты Пшехского отряда, встречая «подобные места со спелым овсом» удивлялись и недоумевали: «каким способом обделывали горцы землю?». Далее К. Гейнс пишет: «встречались целые горы, засеянные по преимуществу овсом, кукурузой и просом: в изобилии попадался нам также обыкновенный горох, а около некоторых аулов были довольно обширные огороды с капустой, огурцами, луком, чесноком и картофелем». Для того чтобы вынудить хакучей к выселению, их поля и огороды разорялись. Вместе с тем, целенаправленно подрывалось и скотоводство хакучей: в ночь на 1 августа 1864 г. Пшехским отрядом было отбито «170 штук разного скота». На следующий же день отряд, в результате неожиданного нападения на ряд селений, смог «захватить порядочное количество скота и уничтожить посевы на огромном пространстве». Но эти жестокие меры не привели к желаемым результатам…
Весьма любопытны и примечательны свидетельства И.С. Хатисова, который в 1866 г. побывал на Западном Кавказе и исследовал прибрежный участок от Туапсе до Бзыби. Относительно р. Хакучипсе – притока р. Псезуапсе – И. Хатисов писал: «места эти ещё обитаемы хищническими партиями не выселявшихся горцев хакучинского племени, против которых мы взяли прикрытие из 100 отчаянных черноморских пластунов». Вместе с тем, описывая ущелье р. Хакучипсе, исследователь отмечал, что оно «узко и круто», но, не смотря на это «на склоне много хлебородных участков», которые «местами были засеяны оставшимися в горах хакучинцами кукурузой и гоми». И далее: «Поля эти находились на самых неприступных местах, которые с первого раза могут показаться совершенно невозможными для культуры. Нахождение хозяйственных посевов на подобных крутизнах заставляло нас верить рассказам многих бывалых здесь прежде офицеров, сообщавших нам разные сведения о хозяйстве горцев, которые казались как будто невероятными; многие из них говорили нам, что горы эти когда-то сверху донизу были покрыты прекрасными полями, и что горцы всегда имели большой запас хлебов, и при удобном случае доставляли к морскому берегу и сбывали турецким торговцам». И.С. Хатисов делает вывод: «В руках таких обитателей, нет сомнения, что и эти крутые возвышенности, с богатой почвой, в состоянии производить и хлеба и кукурузу. Но едва ли найдётся в России или в западной Европе хоть одно племя, которое в состоянии было бы обработать эти горы; а потому для будущего поселения, места эти могут иметь значение только пастбищ и то для мелкого скота, как козы и овцы».
Любопытно, что при спуске к урочищу Бабук-аул, в верховьях р. Шахе, комиссия и сопровождавшие её казаки, столкнулись с оставшимися в горах хакучами. Как писал сам И.С. Хатисов, «мирной земледельческой экспедиции пришлось открывать батальный огонь против негостеприимных горцев. Целый день провели мы в набегах и перестрелках с партией в 60 человек хакучинцев, хотя и без особых блестящих результатов».
Постепенно хакучи стали выходить из своих горных укрытий. Их расселяли дисперсно, отдельными семьями по станицам между Туапсе и Геленджиком. В 1867 г. в этих станицах проживало 238 черкесов. А с 1870 г. черкесам было разрешено селиться самостоятельными аулами. Большая часть хакучей и шапсугов, насчитывавшая 107 семей, покинули свои горы только к этому времени. На новых – старых местах своего расселения, черкесы демонстрировали высокий уровень культуры жизнеобеспечения.
Рис. 2. Черкесская сакля близ Туапсе (вт. пол. XIX в.)
Один из прибрежных черкесских аулов засвидетельствовал В. Борисов в своих «Сельскохозяйственных очерках восточного берега Черного моря» в 1873 г., который пишет: «Я видел один аул, который водворился на настоящем его месте всего только два года: черкесы совершенно обстроились, у них вполне готовы сакли, амбары, базы (загоны для скота), они возделывают кукурузу на больших пространствах, так что не только прокармливают себя, но и имеют избыток для продажи».
Примерно в то же самое время, А.В. Верещагин, в своих «Путевых заметках по Черноморскому округу» от 1874 г., оставил любопытные свидетельства, относительно поселения Лесного (адыгское название «Псахо») в верховьях р. Кудепста, куда было поселено 59 черкесских семей, недавно вышедших из гор. Он также отмечает: «Материальное состояние черкесов нельзя назвать дурным; напротив того, они, по отзывам местных жителей, весьма бережливы, скупы и ни в чём особенно не нуждаются». Про земледельческие навыки черкесов А.В. Верещагин пишет: «Черкесы мастера обращаться и с своими полями: те места, которые они обрабатывают, мудрено кому-либо другому обработать; они лепятся большею частью на возвышенных скатах, на которых казалось бы и сама обработка невозможна». Горное земледелие черкесов было весьма продуктивным и носило интенсивный характер: «обработка на таких местах производится ими только ручная, но эта работа так тщательна, что черкесы, по отзывам, и прежде не знали неурожаев».
Рис. 3. Шапсуг со старинным плугом (нач. XX в.)
А.В. Верещагин приводит данные о скотоводстве черкесов, согласно которым на «241 душу обоего пола», проживавших в Лесном, «черкесы за 1872 г. имели: лошадей 57, рогатого скота – 123, овец – 155 и коз – 469 штук».
Эти описания прибрежных черкесских селений вт. пол. XIX в., прекрасно дополняют сведения известного агронома И.Н. Клингена, представленные в его труде «Основы хозяйства в Сочинском округе» (1897 г.). В это время в Сочинском округе находились аулы Красноалександровское (45 дворов) и Кичмай (был основан бывшими жителями Лесного на р. Кудепста и составлял 31 двор), жители которых, большею частью, являлись хакучами. И.Н. Клинген пишет: «черкесы обоих аулов ведут обширное скотоводство (более всего овец и коз), сеют кукурузу и пшеницу, занимаются немного шелководством, а женщины выделывают сукна, бурки, чувяки и полотна, так что из одежды черкесы ничего не покупают. Кроме того они собирают грецкие орехи и каштаны (по 60-70 п. на двор) и продают их в Туапсе по рублю. Черкесы все записные охотники и убивают зимой до 500-600 куниц под главным хребтом». И далее: «Их аулы представляют собой самые богатые селения в крае; редкий черкес не имеет двух-трёх тысяч рублей капитала».
В 1891 г. в Черноморском округе насчитывалось семь черкесских аулов: Псыбэ (25 дворов, 178 чел.), Большое Псеушхо (42 дворов, 267 чел.), Малое Псеушхо (17 дворов, 119 чел.), Карповка или Агуй (60 дворов, 431 чел.), Красноалександровское (44 двора, 317 чел.), Божья вода или Тхагапш (16 дворов, 105 чел.), Кичмай (47 дворов, 309 чел.).
Рис.4. Шапсугская девочка качает колыбель с ребенком. 1909 год.
Рис. 5. Шапсуги из долины реки Аше. 1910 год.
Рис. 6. Шапсуги из долины реки Аше. 1910 год.
Рис. 7. Шапсуги из долины реки Аше. 1910 год.
Рис. 8. Хаджи Тлиф Татлюстен Савчахович и Черен Ибрагим Закериевич. 1922 год. Аул Тхагапш.
В 1924 г., в рамках новой национальной политики, проводившейся Советской властью, черкесские анклавы на Черноморском побережье (т.е. селения шапсугов и не отделявших себя от них хакучинцев) были объединены в Шапсугский национальный район, который существовал до 1945 года. И в 1930 г., ещё во время существования этого нового национального субъекта, черкесские прибрежные селения с этнографической экспедицией посетил известный историк Л.И. Лавров, зафиксировавший интересные факты из жизни местного населения.
Рис. 9 и 10. Дома нового типа у приморских шапсугов. 1912 г.
Л.И. Лавров свидетельствовал, что хакучинский говор был распространён в селениях Красноалександровское, Мохортова поляна (аул Шхафит, появившийся в 1927 г.) и Кичмай. Кроме того, шапсуги уверяли его в том, что говор жителей Псебе также «ближе к хакучинскому».
Прибрежные черкесы в значительной степени сохраняли даже самые архаичные пласты своей духовной культуры. Один из первых вопросов, которые Л.И. Лавров задал кому-то из шапсугов, был следующим: «Не приходилось ли Вам слышать от стариков о том, что в старину шапсуги поклонялись деревьям?». Ответ его весьма удивил: «У нас много деревьев и целых рощ, которым и теперь поклоняются многие». Л.И. Лавров делает новаторский для своего времени вывод: «До сих пор считалось, что самые яркие следы кавказского язычества сохранились у абхазов и осетин. Теперь стало ясно, что это в такой же мере относится и к черноморским шапсугам».
В причерноморских черкесских селениях Л.И. Лавров засвидетельствовал довольно высокий уровень жизни и крепкие хозяйства местного населения: «Черноморские шапсуги занимались преимущественно садоводством, причём большая часть их садов находилась в лесу без ограды. Деревья во дворах увивали виноградные лозы. Зерновые были представлены кукурузой и просом. Выращивали, кроме того, помидоры, фасоль, редьку, огурцы и в незначительном количестве – картофель, а также арбузы. Из домашних животных преобладали козы. Держали также коров, овец и лошадей. В пчеловодстве все ещё пользовались в основном плетёными ульями».
Рис. 11. Ульи на пасеке приморских шапсугов. 1912 год.
Про садоводство, которому, по словам Л.И. Лаврова, черкесы отдавали приоритет, нужно пояснить подробнее. Дело в том, что садоводство – старейшая отрасль черкесского хозяйства. По всей горной полосе Северо-Западного Кавказа существовали (а кое-где сохраняются и поныне) большие лесосады, с черкесскими сортами яблок, груш, абрикосов и др. Л.И. Лавров сам «видел в лесу не успевшие одичать яблоки; оставшиеся от населения, которое покинуло родину после Кавказской войны». И черкесы продолжали, по возможности, свои богатые традиции садоводства, хотя стремительно деградировавшие лесосады, на огромных и всё ещё пустующих территориях Западного Кавказа, были обречены. Вместе с тем, советская наука не оставила черкесское садоводство без внимания. Любопытно, что Л.И. Лавров, во время своей экспедиции, застал в ауле Красноалександровском одного из аспирантов биолога и селекционера Ивана Владимировича Мичурина, который «приехал в Шапсугию, чтобы собрать образцы фруктов в покинутых адыгейских садах». И не менее примечательна встреча Л.И. Лаврова с шапсугом Нухом Тхагушевым, уже в это время прилагавшим большие усилия для исследования старых садов Западного Кавказа и систематизации черкесских сортов фруктов. Через 26 лет (т.е. в 1956 г.) Н.А. Тхагушев, ставший доктором сельскохозяйственных наук, пришлёт Л.И. Лаврову свою книгу «Адыгейские (черкесские) сады».
В настоящее время в прибрежных черкесских селениях проживает около 10 тыс. шапсугов. Их численность возросла, но, тем не менее, они составляют «этнографический островок» в многомиллионном регионе-курорте. Поэтому шапсуги неизбежно испытывают сильнейшее влияние процессов глобализации. Однако язык, культура и национальное самосознание шапсугов выстояли и сохранились.
Подписывайтесь на Кавказские истории