СЕНТИМЕНТАЛЬНО О ПРОШЛОМ, НАСТОЯЩЕМ И, КОНЕЧНО, ПРО АКУСТИКА
Пора рассекретить имя моего персонажа в некоторых рассказах, а то всё: акустик, да акустик…
Звали его Фёдор. Представлялся он всем и любил, чтоб его так называли – Фёдр. Даже не Фёдр, а как-то звучнее – Фёдыр. Почему? Поймёте чуть позже.
Родом Фёдр был из Петергофа. Детский сад, школу и военно-морское училище закончил там же. Всё в его жизни было связано с этим городом и окрестностями. Ленинград (Санкт-Петербург) он считал пригородом Петергофа. Знаменитые петергофские фонтаны и дворцы – это его личное. Все, кто туда приезжал – «понаехали тут». В общем, до мозга и костей фанатично преданный своему городу человек. Вообще, он, если что любил, то – без остатка. И – по полной.
Второе, что его увлекало в жизни (уже когда мы служили) – татуирование своего тела. Он первым из всех наших, уехав в отпуск, наколол себе цветное тематическое тату. Тема рисунка, конечно, была посвящена двум своим другим увлечениям, о которых я сейчас расскажу.
Татуировкой Фёдр очень сильно гордился и, если его просили показать, то он мог даже на улице в мороз оголить своё разрисованное предплечье, тут же сорвав одежду. Долго просить его не надо было.
Много писать о тяжёлом роке не буду: он его просто любил. Когда в кают-компании за обедом транслировали попсовые песенки, Фёдр мучился и всегда говорил, что у него несварение из-за этого, а у всех нас – дурной вкус.
Ну, и самое главное увлечение в его жизни – мотоциклы. Среднестатистический мужчина (мы все, как говорят женщины, «любим глазами») испытывает чувство… Ну, скажем, нам приятно от фотографий, например, красивых женщин. У Фёдра всё было по-другому. Везде вместе с ним были мотоциклы и всё, что с ними связано. Разговоры только о мотоциклах и вокруг мотоциклов. Картинки, вырезки из изданий, перефотографированные постеры из красочных западных журналов украшали не только скромное жилище в городке, но и ограниченную площадь его околокоечного пространства в каюте подводной лодки. Он знал о мотоциклах всё! Но, как оказалось, у него самого в юности даже не было мопеда. Вот такая детская мечта жила с Фёдром в «автономках», выходах в море, торпедных стрельбах и бесчисленных часах вахты на своём боевом посту, где он вслушивался в шумы моря.
До встречи с акустиком Лариска любила Юру Шатунова, группу «Модерн Токинг» и мечтала о «девятке» цвета мокрого асфальта. После того памятного гуляния по городку, когда наша компания встретила коня, а Лариска подмигивала штурману, но провела ночь с Фёдром, её мировоззрение резко изменилось. О штурмане она забыла, Фёдра полюбила, а попсу и автомобили считала отстоем. Самое классное, что могло быть в жизни, по её новому мнению наутро, – это тяжёлый рок и мотоциклы, а Петергоф стал лучшим городом на земле. Что там Фёдр сделал с Лариской за ночь, неизвестно, но перепрограммировал её полностью – в прямом и переносном смысле.
Времена были тяжёлые, платили нам мало и нерегулярно, но Фёдр, копеечка к копеечке, сложил денежку и умчался в Мурманск покупать мотоцикл.
С мотоциклами на севере вообще-то напряжёнка была. Но он нашёл какого-то деда и купил свой первый в жизни мотоцикл советского производства марки «Иж» вместе с двумя дедовскими шлемами.
Вы видели по-настоящему счастливого человека? Я видел. Им был Фёдр, восседавший на «Иже» гордо и величественно.
Ехал он из Мурманска долго. На одном из затяжных подъемов, называемым в простонародье «тёщиным языком», тащил мотоцикл на себе, часто останавливался, чтобы остудить мотор, но доехал и с видом победителя прибыл в наш заполярный городок.
Картина была не только «маслом», но и «акварелями» – тоже. Представьте Фёдра на мотоцикле, укутанного в военно-морскую плащ-палатку, в доисторическом советском шлеме с ремешком под подбородок и в круглых дедовских очках, гордо въезжающего в город под неимоверный треск мотоциклетного двигателя. Полы чёрной флотской плащ-палатки развеваются на ветру, а сквозь очки – суровый взгляд рокера. Как только он приехал, и его увидели обыватели города, Фёдр получил кличку «Чёрный плащ».
Жил акустик на четвертом этаже типичной «городковской» пятиэтажки, гаража у него не было. Каким образом он умудрялся заносить мотоцикл к себе в квартиру, я до сих пор не понимаю. Но он его заносил, так как бросить свою «кровиночку» на улице под моросящим осенним дождём у него рука не поднималась.
Это было потом. Сейчас акустик гордо подъезжает к дому, а мы встречаем его своей циничной компанией у подъезда.
Искренние слова поздравлений прошли в дружественной и тёплой обстановке. Бегать за добавкой не пришлось: всего было в достаточном количестве. Мы разошлись, а Фёдр занёс мотоцикл на четвертый этаж.
Квартира, в которой обитал акустик, была брошена кем-то, уехавшим из городка, а предприимчивый Фёдр в неё въехал нелегально. В ней было две комнаты.В одной из них стоял диван (ложе любви, как он его называл) и хороший музыкальный центр, а во второй, посередине, – его «железный конь». Даже до появления мотоцикла у Фёдора его квартира в подъезде считалась «нехорошей квартиркой». Слава богу, что акустик много ходил в море, и в это время соседи жили спокойной жизнью. Когда же Фёдр отдыхал после изнурительных «морей», к нему ходили, стучали по батареям, жаловались во все инстанции, но Фёдр любил тяжёлый рок, и потому соседи были обречены. Любил он его ровно до 23 часов, как и положено правилами. Потом из квартиры сквозь стены слышались голоса, иногда – звуки гитары, иногда – интенсивный скрип дивана, а иногда… В один из томных вечеров, который перестал быть томным, Фёдр долго ходил вокруг своего стального коня, тёр его везде, ласкал выхлопную трубу, приговаривая: «Саме-ец!». Отвинчивал крышку бака, нюхая бензин, а потом, решил прогреть своего любимца. И – прогрел, открыв нараспашку окно. Шума, дыма и гама было много. Описывать не буду, сами понимаете.
Наутро его повстречал самый недовольный из всех соседей в подъезде. Всегда есть такие, самые недовольные, в любом доме и, нежно взяв за руку, сказал:
– Ты это… Пой, пей, но только не заводи больше его.
– Не буду, – честно сказал ему Фёдр.
В ту осень мы сдали корабль и готовились ехать в отпуск. Готовился к отбытию в родной Петергоф и Фёдр.
На мотоцикле!
Как мы его ни уговаривали не делать этого, он был не уговариваем:
– Поеду – и всё! Я сказал!
И он поехал. Через пять дней на въезде в Питер инспектор ГАИ остановил грязное чудовище на «Иже», въезжающее в уже переименованный город Санкт-Петербург. Дело в том, что когда Фёдр выезжал из своего городка, светило осеннее солнышко, а уже при въезде в Мурманск накрапывал скучный осенний дождь. Так получилось, что он накрапывал всё время по дороге в Питер. Фёдр остановился, поднял на дедовский шлем мотоциклетные очки и начал искать документы. На лице вокруг глаз было всё белое, а за границей очков не сказать, что серое,– просто грязное.
Инспектор обошел мотоцикл, и при виде номеров лицо его вытянулось.
– Слышь? Чё, правда, из Мурманска? – спросил с придыханием инспектор.
– Д-да, – ответил сведёнными от холода скулами Фёдр.
– Сколько едешь?
– П-пппп-ять дней.
Инспектор, не глядя в документы, пожал заиндевевшую руку акустика, пожелал ему счастливого пути и ещё долго смотрел, как удалялся мотоцикл, навьюченный сумками с развевающимися полами чёрной плащ-палатки акустика.
Ехал он так долго, ровно столько, сколько можно ехать из Мурманска с такой средней скоростью и возможностями стального коня на подъемах. Да и поломался два раза.
– Зато с горки шел, как «Харлей», – хвастался потом Фёдр.
Вернулся из отпуска в городок он тоже на своём мотоцикле, а через год, в тот памятный вечер с конём на площади, познакомился с Лариской. Потом была зима.
Проходя мимо его дома, можно было видеть, как из окна его квартиры полярными ночами светила мотоциклетная фара. Это Федор сидел на мотоцикле в новом шлеме, а сзади, прижавшись к нему, сидела Лариска. Им было хорошо, и они мечтали…
Вы и сейчас можете увидеть их. Приезжайте на Воробьёвы горы в Москву: там летом тусуются любители мотоциклов. Только мотоциклом даже назвать трудно его сегодняшний аппарат. Я в них ничего не понимаю, но это не тот мотоцикл, на котором сидят кверху задом, а тот, который белый, огромный, двухместный и очень красивый.
Живёт Фёдр не в квартире, а в доме. Рядом гараж, а в гараже вместе с современным мотоциклом и машиной стоит тот самый «Иж». Ухоженный – и в рабочем состоянии. Иногда он его заводит и вспоминает ту «нехорошую квартирку» на четвёртом этаже и себя – счастливого больше, чем сейчас, в современной жизни, когда у него всё есть.
Из дома, услышав знакомый треск мотоциклетного двигателя, пришла Лариска и пригласила нас на ужин.
Мы ужинали, пригубив для порядка вина из высоких бокалов. Вспоминали нашу военно-морскую юность, дружбу и безвозвратно ушедшее ощущение счастья, когда мы были нужны Родине, служили ей беззаветно, ходили в море, стреляли торпедами, ракетами, слушали океан, гоняли проклятых «америкосов». Ну, и они нас гоняли, в свою очередь. Нищие и счастливые, молодые и озорные. Всё это в прошлом.
А настоящее?
Что настоящее?
Конечно, оно есть. Никто из наших не пропал, каждый нашёл себя в гражданской жизни, но все мы потеряли тот вкус жизни, который был тогда. Теперь мы часть общества потребителей, в котором потребляем. У нас есть всё, но нет беспризорного коня на площади, ревущего мотоцикла в квартире на четвёртом этаже и света фары из окна полярной ночью, за которым два совершенно счастливых человека мечтали о том, что есть у них сейчас.
Теперь мы мечтаем о прошлом. О будущем мечтать не хочется, мечты сбылись, и всё будет хорошо. Только бы дал бог здоровья, которое многие из нас потеряли на продуваемых всеми ветрами мостиках подводных лодок, трюмах реакторного отсека, изнуряющей жары турбинного и совершенно ненормированного, на износ, рабочего времени, которое было полностью посвящено службе.
Все посиделки и гуляния – это молодость и единственный способ отвлечься от всего того, что тогда окружало нас, а мы это не ценили...
