Живопись — это искусство любить. Это умение обращать спонтанное чувство на службу профессии.
Вдохновение посещает многих. Но подолгу задерживается в гостях лишь у тех, кто умеет с ним обращаться. Нет ничего проще, чем влюбиться в образ, ландшафт, совокупность ощущений... Гораздо труднее найти в себе силы отделить от потока эмоций своё авторское «я». Стать своего рода линзой, собирающей невидимый свет вдохновения в луч идеи. И направить его на полотно таким образом, чтобы сделать эту светлую красоту явной и яркой.
Александр Семёнов был безнадёжно влюблён в Петербург. Да, его время от времени посещала ностальгия. И тогда он отправлялся на малую Родину, радуя зрителей живописными видами лесов и полей, городов и сёл Тверской области. Вот только мы подметили одну особенность: чем дольше художник проводил время на пленэрах вдали от города на Неве, тем более смягчались тона, углублялась перспектива, дрейфовали куда- то за пределы реальности очертания ландшафта...
Но даже свою неизбывную печаль от неизбежных перемен, касавшихся людей, природы, архитектуры милого сердцу края, художник умел поставить на службу искусству. Чем больше тосковал по ушедшим родным и друзьям, тем выразительнее становились полотна. Отточенная годами техника умножались на пронзительную ностальгию. Добавляла в палитру настроения оттенки светлой печали, полной мечтательных интонаций.
Эту особенность можно не осознавать, но трудно не ощутить. Ведь именно ей тверские циклы Александра Михайловича Семёнова обязаны богатым эстетическим «послевкусием», надолго остающемся в памяти зрителя.
Возвращаясь же в обожаемый всем сердцем Ленинград, наш герой буквально преображался. Когда-то, в самом начале карьеры, горячая любовь к этому удивительному городу стала «точкой кристаллизации» его творческого почерка. Стремительного, широкого и обобщённого, но внутренне стройного и гармоничного. Изобилующего неожиданными, но правдивыми цветовыми схемами, в рамках которых комплиментарные сочетания прекрасно чувствовали себя рядом с классическими триадами оттенков. А богатейшая фактура мазка становилась ещё выразительнее под влиянием мастихина.
Со временем всё это разнообразие методик и приёмов, используемых Александром Семёновым, обрело единую структуру. Стало инструментом точного следования замыслу картины. Юношеская влюблённость в проспекты и каналы, мосты и парки, дворцы и улочки Петербурга «повзрослела» вместе с профессиональным мастерством нашего героя. Страсть превратилась в живописную концепцию, как расплавленный металл стараниями мастера способен обратиться в драгоценное украшение.
Да, Семёнов навсегда сохранил присущую раннему творческому периоду свежесть восприятия и ощущение величественной и гармоничной красоты Северной столицы. Но его картинам ни за что не удалось бы покорить взыскательную публику, не сумей он «выковать» из своей любви к Ленинграду концептуальную стройность, реалистическую достоверность и тонкий артистизм живописной техники. Не прибавь он к врождённому таланту и вдохновению трудолюбие, наблюдательность и умение «перешагивать» рамки живописных стилей и течений. Смешивать их в нужной и очевидной лишь ему одному пропорции.
С другой стороны, наш герой не терпел «открыточности», формального подхода и простой констатации реальности. Для него не существовало мастерства живописца как чего-то оторванного от эмоции, динамики и контекста. Его ленинградские виды — это в первую очередь пейзажи настроения, где реальность есть сосуд, а чувства — его наполнение. Ибо живопись — ничто без любви к предмету своего исследования. Но если саму любовь не облекать в форму искусства, неустанно совершенствуя мастерство — Время этого не простит. И прекраснейшие мгновения прошлого уже никогда не предстанут глазам новых поколений зрителей во всей своей красе.
Надеемся, Вам, дорогой читатель, понравятся эти работы.
Автор: Лёля Городная