Отрывок из романа «Голова Олоферна»
Кузнецы грома
«Название коллектива впервые прозвучало в 1967 году. Группа объединила ярких, талантливых музыкантов, таких как её лидер, гитарист Валерий Письменный, солирующий гитарист и певец Игорь Гатауллин, прекрасные клавишник и ударник Сергей Шайкин и Александр Альтерман, басист Николай Гаранин. Солистка «Кузнецов грома» Валентина Белоклокова обладала сильным голосом приятного тембра и мастерски исполняла популярные композиции ведущих западных певиц. Валерий Письменный хорошо знал английский язык и современную музыку, обладал самой большой коллекцией дисков в Уфе. Он был старше остальных и являлся «цементирующим началом» коллектива.
В начале 60-х группа играла на заводе «Прогресс», затем – в клубе «Спутник».
Её продюсером был Эдуард Эпштейн (интересное совпадение: у «Битлз» – Эпстайн), во многом благодаря усилиям и энергии которого «Кузнецы грома» стали первым уфимским коллективом, вышедшим из подпольного существования практически на профессиональный уровень. Эта команда, единственная в Уфе, в конце шестидесятых дала большой концерт из двух отделений во Дворце спорта. Были исполнены сложные инструментальные композиции, песни «Битлз», Боба Дилана, что-то из репертуара Джанни Моранди. Но чтобы давать такие концерты, иметь возможность гастролировать, нужно было получить разрешение Министерства культуры. Оно и организовало прослушивание группы в Башкирской филармонии. Известные башкирские композиторы во главе с Кларой Габдрахмановной Тухватуллиной отнеслись к выступлению «Кузнецов грома» весьма пристрастно. Не успели музыканты начать играть, как Хусаин Ахметов вскочил, заткнул уши и демонстративно побежал между рядами с криками «громко, я оглохну, ну это же невозможно!» В результате вердикт Министерства культуры был таков: играть потише и поменять репертуар на советский.
Валерий Письменный песни советских композиторов играть отказался и покинул коллектив, за ним ушёл Николай Гаранин. «Кузнецы грома» распались, но Эдуард Эпштейн, перейдя на работу в авиационный институт, набрал новый состав музыкантов и предложил базой для этой команды сделать авиационный. «Кузнецы грома» стали банальными «Романтиками», некоторое время в группе играли Игорь Ефимов и Борис Родионов, пришедшие из распавшихся «Эльфов». «Романтики» гастролировали по городам Башкирии, но просуществовал коллектив недолго. Игорь Гатауллин уехал в Москву, став солистом небезызвестных «Весёлых ребят», Александр Альтерман отбыл в Молдавию, Сергей Шайкин – в Ленинград. (Из книги Наиля Махмутова «По «следам» легенд уфимского рок-н-ролла»)
Каждые тридцать лет в Уфе погибает поколение творческих людей. Кого-то бьют на старте, в двадцать лет, кого-то позже, но железная рука достаёт до каждого и конец всегда один.
Почему так происходит? Что такое заложено в природе Уфы, что заставляет её пожирать своих самых талантливых детей, а те, кто чудом спасся, убегают насколько возможно далеко, чуть ли не на другой конец планеты?
Валерий Письменный после разгрома рок-группы «Кузнецы грома», после многих лет занятий в клубе филофонистов, при первой возможности уехал в Москву, а оттуда уже – в Америку.
Через год или два после нашей встречи он приезжал в Уфу, мы с ним встречались – я издал для него книжку, в которой он описывал новый способ обнаружения живых людей под завалами. Дело это нужное, такой прибор ещё не создан, надеюсь, что работа Валерия Михайловича будет ступенью на пути к созданию его.
Валерия Михайловича удивило здание торгового центра «Мир», он восхитился тем, как из советского унылого фабричного здания было создано современное красивое сооружение, куда приятно зайти.
Мы ещё долгие годы переписывались с ним как хорошие знакомые и приятели.
Увы, 20 января 2013 года он ушёл из жизни в возраст 66 лет.
Последние годы он болел, у него был рак.
Послушное искусство
Вам двадцать два года, вы музыкант, играете в ансамбле. И вдруг какие-то люди говорят, что надо играть потише и вообще петь песни только советских композиторов. Это был 1968 год, за это могли и посадить, но вот обошлись как-то милосердно, что удивительно.
В похожей ситуации лет пятнадцать спустя Юрия Шевчука просто ударили кирпичом по голове. В результате Шевчук уехал в Питер за новой музыкой, как говорит Шамиль Валеев. А кирпич был чем-то вроде яблока для Ньютона, так, забавная деталь биографии.
Но Валерий Письменный, это вообще-то о нём речь, стал принимать активное участие в жизни клуба филофонистов. Сперва они собирались в здании Хорового общества, а потом, когда их оттуда выгнали, – в ДК РТИ.
Удивительно, правда – какие-то люди пришли и стали говорить – «вы не то слушаете, уходите отсюда». Но это Уфа.
Так что неудивительно, что как только появилась возможность, Валерий Письменный уехал. Сперва из родного города, а потом из страны.
В последние годы я думаю о том, что в Уфе надо создать какой-то особый уголок для людей творческих, чтобы туда никто не мог придти и сказать – не то вы делаете. Чтобы эти люди могли работать на другие города, на всю страну, если уж здесь востребовано только послушное искусство. Нашему городу нужно гетто для талантов, а без этого ждать расцвета культуры просто не приходится.
Оборотная сторона земли
Очевидно, что, когда вы покидаете некое место и прибываете в иное, вам кажется, что здесь всё наоборот. Есть такое психологическое явление, когда мозг хочет обратного тому, что было.
И, на мой взгляд, именно это произошло с Ларри – так называл себя Валерий Михайлович в Америке для удобства местных жителей. Он решил, что вот тут есть настоящая свобода и человек человеку друг, а не наоборот. И раз у него есть деньги, то надо поддерживать местную экономику, да и самому подзаработать, да побольше! Он стал играть на бирже, думаю, что на первых порах у него это даже получалось. Но потом, в один прекрасный день он ехал на своей машине по Нью-Йорку и вдруг увидел странное зрелище: по обочине шла женщина и несла в руках какой-то круглый предмет, похожий на футбольный мяч. Присмотревшись, Валерий Михайлович похолодел, и это чувство не оставило его до самой смерти. Это чувство и вызвало в нём болезнь, от которой он так рано покинул нас.
Довлатов, просто Довлатов
Однажды в компании один из моих знакомых стал рассказывать о фильме, который он недавно посмотрел. Меня кольнула ревность – этот фильм мне нравился, он, словно красивая игрушка, «лёг в руку» и его не хотелось отпускать, казалось, что это моё и только моё. Так порой отталкиваются друг от друга люди, которые очень похожи, словно два полюса магнита, одинаково заряженные.
Довлатовым хотелось делиться, он общий, его хочется подарить, передать из рук в руки.
Все книжки Довлатова, которые у меня были, кто-то взял почитать и не вернул.
– У тебя всегда есть хорошая книжка, дай почитать, – эта фраза меня уже давно не радует, потому что за этим что-то из дома исчезает навсегда.
Так что по мере сил я пропагандировал Довлатова и очень рад, что он органично вошёл в пантеон уфимских великих людей, что уже есть улица его имени, что повесили памятную доску, правда, с ошибками и не торопятся их исправлять, что его цитируют, вешают баннеры и проч.
Разумеется, нашлись люди, которые стали говорить – а что такого сделал Довлатов для Уфы и республики, но эти голоса быстро замолчали, потому что фигура писателя оказалась не только для уфимцев, но и для всех россиян родной и близкой.
Почему же так случилось? В чём секрет обаяния творчества Сергея Довлатова?
Мы все как-то очень быстро забыли важность и напыщенность советского времени, те страшные котурны, взгромоздясь на которые власть изрекала чушь и пустозвонство крутого перелома, в то время как космические корабли бороздили всё то же космическое пространство и уже должны были зацвести яблони на Марсе.
И тут скромный советский журналист, которого выгнали за пьянку, рассказывал в подпитии анекдоты про уважаемых людей.
Вот Александр Глезер:
– Господа, как вам не стыдно! Я борюсь с тоталитаризмом, а вы мне про долги напоминаете!
Тут раздаётся смех, который записан на Маппет-шоу.
А вот другой анекдот:
Дело происходило в газете «Новый американец». Рубин и Меттер страшно враждовали. Рубин обвинял Меттера в профнепригодности. (Не без основания). Я пытался быть миротворцем. Я внушал Рубину:
– Женя! Необходим компромисс. То есть система взаимных уступок ради общего дела.
Рубин отвечал:
– Я знаю, что такое компромисс. Мой компромисс таков. Меттер приползает на коленях из Джерси-Сити. Моет в редакции полы. Выносит мусор. Бегает за кофе. Тогда я его, может быть, и прощу.
В такой ситуации невозможны корабли, которые бороздят космос, тут даже комбайны с их многопудьем урожая гомерически смешны и нелепы.
После всего этого, конечно же, Довлатов не мог приехать в Уфу. Зачем? Увидеть Сипайлово? Побывать на нефтезаводах? Встретиться с коллективом швейной фабрики имени 8 марта? Для него Уфа осталась местом, где его мать встретила на улице Андрея Платонова, который благословил младенца Серёжу. Это куда возвышенней, чем местечко, в котором он жил в окружении колхозников латиноамериканского и ближневосточного происхождения.
Человек нуждается в божественном, высоком, невообразимо прекрасном, неземном. Иначе в его теле мускульная ткань превращается в жировую и он, как точно сказано в поговорке, заплывает жиром и умирает – сначала духовно, а потом телесно.
Что же было святым для Сергея Довлатова? Как бы это ни звучало, но, несмотря на то, что он прожил в Уфе всего три-четыре месяца, Довлатов всё-таки хлебнул уфимского воздуха и стал уфимцем, потому что для него святым было уважение к начальству. Странно звучит? Конечно. Но это чистая правда.
Довлатов стремился стать писателем не просто так, для него это было то особое состояние не духа, но тела, в котором у тебя есть корочка, есть особое к тебе отношение помимо тех благ, что прилагались к ней.
Ну если не писатель, то хотя бы журналист!
Повесть «Компромисс» как раз об этом. Что только не делал Сергей Довлатов, чтобы стать писателем или журналистом, на какие унижения не шёл! Всё это есть в его биографии.
Почему же это не помогало?
Если мы посмотрим внимательно на творчество Довлатова, то увидим, что наш автор с большой любовью относится к своим героям. С очень большой любовью, несмотря на то, что пишет о них нелицеприятные вещи. Причём эти нелицеприятные вещи появляются сами собой, не потому, что он хочет их обидеть, а потому что это естественное движение души его героев, и как, любя их, не рассказать о них?
Это как Библия, которая полна ужасов, но что делать, если боги и люди так себя вели? Это же не советская литература, из которой мы не узнали ничего предосудительного.
Он вглядывается в них, бережно приводит их слова, он очарован своими героями. Чтобы их возвысить, он не щадит самого себя.
Известно его отношение к поэту Бродскому. Достаточно рано Довлатов стал считать его гением, что не столь характерно для окружения нашего нобелиата. Да, Довлатов был один такой вообще-то.
Вот эта любовь, доходящая до самоуничижения, и была движущей силой Довлатова. Оборотной стороной этого состояния было ощущение страшного бессилия и подавленности, которое можно было вылечить либо медикаментозно, либо запоем. И ещё – ясным, трезвым взглядом на своих героев. Очарование – разочарование, вот стратегия жизни Сергея Довлатова.
И поэтому же его не брали в «советские писатели», как в КГБ не брали инициативников. Кто очарован, тот разочаруется, кто любит насильно, тот и разлюбит. А в советские писатели нужны были циники до мозга костей, которые не очарованы, но и не разочаруются никогда.
«Иосиф, унизьте, но помогите», – эти слова Довлатова, обращённые к Бродскому, очень хорошо характеризуют не только адресата.
Мог ли в таком случае Довлатов дожить до старости? Увы, я думаю, что нет. Жить таким образом никакого здоровья не хватит.
До революции 1917 года такой стиль поведения называли «искательство». От того, что в Довлатове столько любви и уважения, что это зашкаливает на любых измерительных приборах, факт остаётся фактом. Но в СССР это не работало никаким образом.
Сергей Довлатов как трагическая фигура
Есть в книге Клода Леви-Стросса «Печальные тропики» эпизод встречи двух племён дикарей. «Вы плохие, вы нас ненавидите», – повторяют одни. «Нет, мы хорошие, мы вас любим», – повторяют другие. И так почти весь день, пока ситуация не разрядится, к удовольствию обеих сторон, хотя порой такие встречи перерастали в настоящие войны.
Биография Сергея Довлатова работы Валерия Попова (В.Г. Попов. «Довлатов». – М.: Молодая гвардия, 2010.) странным образом мне напомнила этот эпизод, прежде всего настойчивым бормотанием автора. Словно ритм в современной музыке, словно бесконечное «тыц, тыц, тыц», повторяется одно утверждение – «Довлатов был плохой, все делал ради славы». Книга начинается с утверждения, что слава его ждала и – с опозданием в двадцать лет – настигла. Книга и заканчивается апофеозом «довлатовщины» – слава пришла уже навсегда. А посередине – история о том, как «Серёжа» всех использовал, как добивался и добился своего.
Как говорится, почему бы и нет? Что мешает поверить человеку, который жил рядом, был если не другом, то приятелем, и говорит обо всём как очевидец? Странным образом мешает герой повествования, его судьба, которую нам излагают шаг за шагом. Что же не так, что не даёт согласиться с предложенной версией событий?
Окончание следует…
ПРЕДЫДУЩАЯ ЧАСТЬ
Автор: Айдар Хусаинов
Издание "Истоки" приглашает Вас на наш сайт, где есть много интересных и разнообразных публикаций!