- Бывают фотографии, побуждающие к сотворчеству. Они настолько заразительны, густы и одновременно зыбки, от них исходят неведомые флюиды, заставляющие бурно обсуждать не столько изображенное, сколь саму реальность; последняя, как известно, плохо поддается сухому языку отчетов и, чтобы проникнуть даже на второй (из многих) скрытый уровень ее, язык поэзии и метафор оказывается более действенным. Или язык кино, он тоже вполне может подойти для путешествия вглубь такой фотографии.
- На фильме, как в путешествии, случается мириад историй. Чем острее память и лучше слог путешественника, тем с большим удовольствием слушают рассказы вернувшегося. То же с фотографиями с фильма: острота наблюдений и множественность наглядных эпизодов «как делается кино» не утомляют, бередят любопытство зрителя.
- Забрину удалось запечатлеть как на фильме “Монгол” сопряглись времена и жанры. Как под воздействием натуры и воздуха сквозь современников фотографа начинало говорить время прошедшее. Обычно абсурдистски забавные “сценки встреч” костюмированных персонажей и персонала фильма в павильоне, на пленэре у Забрина обрели значительность диалога времен. И конечно же свет и цвет. Пронзительная резкость будто выписанных минеральными красками танок – это живой колорит “Монгола”, фильма и собрания фотографий Александра Забрина.
Не прокатился ли автор фотографий втайне ото всех на машине времени?
Георгий Колосов
Бывают фотографии, побуждающие к сотворчеству. Они настолько заразительны, густы и одновременно зыбки, от них исходят неведомые флюиды, заставляющие бурно обсуждать не столько изображенное, сколь саму реальность; последняя, как известно, плохо поддается сухому языку отчетов и, чтобы проникнуть даже на второй (из многих) скрытый уровень ее, язык поэзии и метафор оказывается более действенным. Или язык кино, он тоже вполне может подойти для путешествия вглубь такой фотографии.
Все говорят, что фотография, старшая сестра кинематографа, в прошлом веке развивалась под сильным влиянием фильмы. В результате, общим местом стало, что фотография как бы подчинена и сопровождает старые виды искусств театр, литературу и новый вид, кино. Но природа фотографии иная, она соприкасается с изобразительными искусствами, но и режиссерское начало ей не чуждо. Возможно, метафора современной фотографии – воздух или поэзия, разлитая повсюду, она так же влиятельна как магия слова, а лучше мифа.
Язык фантастических баек (только не пытайтесь «языком фактов» пересказать историю теней на экране или во время съемок фильма, или во время съемок на съемках кино) подходит для описания сюжета этой книги.
Перед вами книга фотографий, точнее, общедоступный каталог визуальной истории фильма «Монгол». (На первый взгляд, это продолжение общеизвестного сюжета «фотография сопровождает кинематограф»).
Но книга эта больше, чем привычные сегодня «проекты», у которых есть начало, но и конец; и для зрителя они – вполне завершенный и выстроенный продукт. Внятный. Здесь все не так. Автор фотографий, он же автор и идеолог издания Александр Забрин рассказывает протяжную, со множеством ответвлений и деталей историю. Она завораживает ритмами цветных диагоналей и остановками крупных планов. Это книга и фильм внутри себя. Забрин – автор, рассказывающий о других художниках, с которыми сводит его жизнь.
В этой книге длинные пространные эпизоды, главы, ряды фотографий, их малейшие изменения не столько дополняют друг друга, сколько создают вибрацию. Трепетность смыслов. Так акын поет длинные-длинные строфы. Они рождаются во время пути, и они же путь наполняют.
Где-то далеко в степях Азии в 12 веке родился мальчик. Степи и небо, прозрачный воздух и золотые поутру полосы рек – все осталось неизменным с тех времен. «Не презирай слабого детеныша – он может оказаться сыном тигра», шелестели степные ковыли. У колыбели младенца боролись счастье и горе: кого из них в его жизни будет больше. Пройдя свой путь, усеянный знаками судьбы, тот ребенок стал великим воином и полководцем. Он стал, в конце концов, Чингисханом.
Спустя почти девять веков в области северного Китая, где пролегли пути Тэмуджина – Чингисхана, пришли люди, чтобы поведать историю его жизни, сплетая предания, были и фантазии. На этом фильме исторические эпохи соединились буквально и метафизически: съемки шли там, где время течет медленно, и ландшафт немногим изменился за последнюю тысячу лет; там, где традиции человеческих отношений и образ жизни претерпевали изменения, но, вглядевшись в них, можно рассмотреть, какой была повседневность исторических героев века назад. Люди, которые пришли делать кино о великом Чингисхане, собрались из разных частей света: казахи, русские, китайцы, американцы, – да кого только не было на этом фильме! И каждый, как волхв в пути, принес на картину свое лучшее знание.
Александр Забрин снимал хронику того фильма. Сделал выставку. Теперь – книгу. Она продолжает знакомство зрителя с богатым визуальным наследием «степного года» [года съемок] «Монгола». В ней собраны под одной обложкой фотографические миниатюры как завершенные истории (древние хронисты писали так – от одного сюжета, к другому, от жемчужины к жемчужине, – этот путь вития и повторов немногим отличается от сюжетной вязи Шахерезады). Посвященная фильму, книга фотографий как будто нарочно ставит себя в зависимое положение: ее многообразие продиктовано сюжетом многотрудного и долгого пути съемок.
На фильме, как в путешествии, случается мириад историй. Чем острее память и лучше слог путешественника, тем с большим удовольствием слушают рассказы вернувшегося. То же с фотографиями с фильма: острота наблюдений и множественность наглядных эпизодов «как делается кино» не утомляют, бередят любопытство зрителя.
Вот режиссер, Сергей Бодров, он зорко наблюдает за работой. Так военачальник скупыми жестами управляет своими войсками на поле боя. Фотографии – за пределами фильма – свидетельство того, как он соединил мастерство живописца-композитора Верещагина и композиторов батальных сцен русского кино старой школы Эйзенштейна, Бондарчука. Фотограф следует за взглядом режиссера, останавливается там, где останавливается он. Выражение лиц, жесты, – все то, что делает байопик эмоциональным, напряженным и человечным. Но видит фотограф и большее, то, что на съемках кажется само собой разумеющимся, внутри чего на фильме просто живут: декорации, натура. Как они врастают друг в друга, как становятся единым целым, не тождественным частям, но превосходящим их образом, - в этом работа художника фильма. Даши Намдаков соткал в степях мираж средневекового восточного города, базаров, ворот, глухих стен; из снов и археологических свидетельств слепил костюмы воинов и торговцев, рабов и горожан. Кажется, они просто вышли из темноты, где обитает прошлое, щурясь от софитов фильма.
Актеры – и знаменитости, и те, кто таковыми стал после «Монгола», и местные жители, включившиеся в процесс естественно, будто примкнув к ритуальной процессии в память о великих предках, – перевоплотились, стали немного духами, немного теми, кто духов одолевает. В ночных и дневных сценах их лица превращаются то в бронзу, то в золото, то в камень. Забрин следит за ними, за рельефом скул, за стрелами взглядов; он работает цветом, чтобы сделать трансформации из камня в металл, от состояния войны к состоянию покоя явными зрителю.
Фотограф Александр Забрин попал на фильм, когда он только расставлял шатры и трейлеры в степи накануне съемок. В сотнях отобранных в архив фотографий остались запечатленными ландшафты и жизнь местного населения - рамка для основного сюжета «как снимается кино»; в его кадрах люди, фильм снимающие и работающие на него за пределами кадра, гримеры, костюмеры, постановщики трюков; на снимках собственно процесс работы над сценами фильма и перерывы между ними. Последняя глава - тот кусочек сюрреалистической реальности, который знаком всем, кто бывал на съемочной площадке, - когда костюмированные фигуры встречаются [в кадре фотографа - наблюдателя] с фигурами в кепи и дождевиках, когда убитые [перед камерой] пьют воду [между дублями съемок]…
У Забрина сочетаются два редких качества, родословную которых можно вести от советской кинематографической фотографии (был такой важный и любимый народом вид творчества). Это объективность, стремление создать масштабную картинку происходящего и интонация личного соучастия, свидетельствования о том, во что фотограф погрузился, что стало дорого ему на съемках.
Сплетение двух начал, монументального и личного, завораживает в ночных видах спящего лагеря кинематографистов; бои у Забрина сняты будто падающим воином из-под живота своей лошади; и рядом зарисовки трансформации: в кадре только руки гримера и лицо, преображающееся в историческую парсуну.
Забрину удалось запечатлеть как на фильме “Монгол” сопряглись времена и жанры. Как под воздействием натуры и воздуха сквозь современников фотографа начинало говорить время прошедшее. Обычно абсурдистски забавные “сценки встреч” костюмированных персонажей и персонала фильма в павильоне, на пленэре у Забрина обрели значительность диалога времен. И конечно же свет и цвет. Пронзительная резкость будто выписанных минеральными красками танок – это живой колорит “Монгола”, фильма и собрания фотографий Александра Забрина.
В январе 2022 года ожидается выход книги Ирины Чмыревой "Лексикон русской фотографии. Сборник эссе о фотографах". Текст об Александре Забрине войдет в это издание. Предварительный заказ книги на сайте Ирины Чмыревой.