-Вот возьми, - на ладонь легла увесистая связка ключей с плюшевым брелоком в форме сердечка. -Квартира полностью в твоем распоряжении. Я ее отписала на твое имя.
Лариса Николаевна виновато опустила глаза. Жизнь под одной крышей со старшей дочерью невыносима. А ведь прошла всего неделя. Никогда им уже не стать родными людьми. Самое отвратительное, что Ленка вела себя вполне приемлемо. Помогала по хозяйству, все остальное время строчила в гостиной на своей швейной машине, в разговоры практически не вступала, была как всегда предельно вежлива. Однако ее молчаливость и замкнутость угнетали. Что у нее на душе? Оставалось только догадываться. Лариса Николаевна, конечно, понимала, что жизнь у дочери не сложилась. Но кто виноват?! Ладе бы такие исходные! Днями напролет она пыталась Ленку вразумить. Ведь нельзя таких ошибок допускать! А что дальше? Родит она и как одной ребенка растить? Лена продолжала упорно молчать. Она не защищалась, не объясняла своих дальнейших поступков, просто молча слушала монолог Ларисы Николаевны. Стоит отметить, что зачастую монолог выходил очень эмоциональным. А может она вообще не слушала? Как раздражает молчание! Скверный характер достался старшей.
Младшая тоже была от гостьи не в восторге. Она старалась навести шума, привычного веселья в доме, шутила, подбадривала мать, но общества сестры избегала. Подругами они может и были когда-то в детстве, но это было давно. Сейчас Ладу беспокоил Ленкин растущий не по дням, а по часам живот. Как бы мать чего доброго не размякла перед новорожденным и не внесла поправки в кое-какие юридические документы. За чашкой чая перед сном она снова и снова шепотом напоминала Ларисе Николаевне о безрассудствах сестры.
Решение отдать квартиру старшей созрело очень быстро. Так даже лучше. Пусть никто не упрекает ее в том, что она несправедлива к дочери. Четырехкомнатная квартира в Медном - достаточно щедрый жест.
Алена расплылась в благодарной улыбке. Бабкина квартира в загибающемся городишке поселкового типа - не Бог весть какое богатство. И все же… квартира дорога как память о бабушке, детстве и к тому же целиком и полностью в ее распоряжении. Сладкое чувство независимости ободряло.
*****
Она добралась до своего нового дома за 2 часа на рейсовом автобусе. Сердце испуганно сжалось при виде двухэтажной постройки 50-х годов с ободранной рыжей краской на стенах. Когда она здесь была в последний раз? И не вспомнить.
Дом казался слепым стариком из-за окон на верхнем этаже, заколоченных досками. Жильцы съехали. Как выяснится позже,из 20 квартир заселены были только 4.
Дрожащей рукой Алена провернула ключ в замочной скважине. Дверь со скрипом распахнулась.
В комнатах было темно и сыро. Женщина поспешила раздвинуть шторы. Яркие солнечные лучи прорезали столпы пыли. Мебели осталось совсем мало. На диван и стол были наброшены некогда белые простыни. Алена провела пальцем по дверце шкафа. На глянцевой поверхности осталась черная дорожка.
Не так она представляла себе возврат к истокам. Запустение, разруха, одиночество. Она чихнула. И пыль. Кругом пыль. И паутина.
Вдруг под столом она увидела коробку. Швейная машина. Бабушкина. Алена опустилась на колени и потянула на себя тяжёлый короб. От инструмента пахло машинным маслом и чем-то ещё специфическим, похожим на лак. Одним словом - детством. Она покрутила блестящее металлическое колесо. Надо же! А мама говорила, что машинку выбросили. Под столом также обнаружились какие-то деревянные конструкции. Девушка улыбнулась. Скрещенные палки бабушка называла воробушками. Предназначались они для наматывания пряжи. Как-то забылось, что она не только шила, но и вязала легкие теплые паутинки. Алена села поудобнее на полу и заплакала. Тихо, горько.
Только кажется, что для счастья нужно совсем мало. Нужно очень много. И с чего она взяла, что радость выпала на долю именно ей?! Она как и все: далеко не безупречна. Алена вытерла слезы. А может счастье вообще понятие эфемерное? Человек просто одинокая песчинка. И не сцепляются между собой эти песчинки. Они так и остаются ничтожно маленькими и бесконечно одинокими.
Бог с ним с счастьем! Ей бы спокойствия. А спокойствие начинается с порядка.
Вооружившись тряпками она принялась за уборку. Долго не поддавались деревянные рамы, пока наконец со скрипом не распахнулись. По комнатам заструился холодный свежий воздух. И над ведром с теплой водой поплыло облачко пара.
-Кто здесь? - грозно спросили из прихожей.
Алена повернулась. Высокая пожилая женщина уже прошла в гостиную и сурово смотрела на девушку. Ее некогда красивое лицо украшал густой макияж. Особенно выделялись дряблые губы под толстым неровным слоем кирпичной помады. Волосы были обесцвечены и на макушке прикреплен белый шиньон, свалявшийся на кончиках. Алена, раскрыв рот, разглядывала платье гостьи. Шерстяное, насыщенного фиолетового цвета, с облегающей юбкой и пышной баской на тонкой талии. Оставалось только догадываться, сколько лет этому раритету. И речь в данном случае о женщине тоже. Завершали образ потертые ботильоны на толстом массивном каблуке.
-Неужели купили квартиру? - удивленно всплеснула руками старушка. -Чего молчишь, зайка?
Алена смогла только улыбнуться странному созданию. Под сеткой морщин внезапно воскресли знакомые черты. Вера из квартиры напротив. Бабушка с ней особо не общалась. С ней вообще мало общались. Веру осуждали за веселый для вдовы нрав, за несколько иное отношение к жизни, чем у других. Она не заморачивалась на тему общественных устоев. Крутила любовь с участковым. Вместо того, чтобы выстаивать длинные очереди за дефицитом, пропадала в художественной мастерской. Яркая как бабочка, всегда при макияже, в модном платье и на каблуках.
Алена покачала головой и почему-то снова заплакала. На удивление легко Вера наклонилась к ведру с водой и без лишних слов начала орудовать тряпкой.
*****
Из-под зелёного абажура струился непривычный свет с зеленоватым оттенком. Они сидели за кухонным столом и пили чай. Вера изящно сжимала пальцами витой янтарный мундштук и с улыбкой наблюдала, как Алена уплетает ее маковый пирог.
-Поторопилась зима в этом году, - пожилая женщина осторожно выпустила колечко дыма.
Девушка невольно бросила взгляд на окно, за которым медленно кружились крупные снежинки.
-Хорошо, что квартира ожила, что ты вернулась домой. Только что тебе тут делать? Ты ведь молодая.
Алена задумчиво улыбнулась.
-Где супруг твой?
Ребенок ощутимо толкнул под ребро. Теперь она уже не сомневалась в его существовании.
-Не знаю, - ответила Алена. - Я вообще не знаю, как жить дальше.
-Просто жить, - после долгой паузы ответила Вера. - С мужиками легко не бывает. Да в общем-то с любым человеком не просто, когда пытаешься стать ближе. Надо принять тот факт, зайка, что ты можешь остаться одна в любую минуту. Или случайно разбогатеть, взяв на сдачу самый дешёвый лотерейный билет. Не планируй ничего. Прожили день и достаточно.
Алена улыбнулась и вдруг, поддавшись порыву, погладила жилистую ладонь женщины, лежащую на столе.
-Я думаю о нем постоянно. С трудом заставляю себя что-то делать. Хочется просто замереть.
Вера прищурила зеленые глаза и сжала пальцы девушки в ответ.
-Хочется - замри. Смотреть в потолок быстро надоедает. - Она снова выдохнула пару колечек дыма и добавила:
- Вытаскивай себя, зайка. Вытаскивай! Сама. Помочь себе можешь только ты.
На следующее утро, пока кофе размеренно булькал в мельхиоровой кофеварке, Алене пришла в голову неожиданная мысль. А ведь она никогда не была одна. Родители, муж, новый муж. Она не оставалась одна ни на день, ни на минуту. Она не принимала единолично решения. А может вовсе не обстоятельства тому виной, а страх одиночества, слабость и безволие? Алена жила так, как диктовала ситуация и другие люди. Женщина тяжело вздохнула. Все что ни делается - к лучшему. "К лучшему", - несколько раз повторила она про себя и решительно сняла кофеварку с плиты.