Мужчина стоял за стволом огромного, раскидистого дуба. Дерево стонало под напором сильного, пронизывающе-холодного ветра. Небо, набухшее серыми, тревожными тучами, того и гляди могло разразиться затяжным, обжигающе ледяным дождем.
Пожухлая, смятая трава с торчащими кое-где сухими соцветиями, которые, словно кресты, возвещали о гибели жаркого лета, источала слабый аромат.
Мужчина наблюдал за участком, обнесенным старым, заваливающимся забором. Доски давно прогнили и держались только на обвивших их когда-то стеблях разросшегося хмеля.
Сам участок, когда-то подстриженный, с разбитыми вдоль дорожек клумбами, корявыми яблонями и пушистыми кустами жасмина, сейчас грустно нахохлился, ощетинился голыми колючками боярышника. Листья, рваными клочьями носившиеся по двору, не могли скрыть гиблого, потерянного урожая, лежащего на земле.
Дорожки из бетонных плиток зарастали травой, жадно поглощающей все, к чему она прикоснется. Пройтись бы лопатой по стыкам плит, отчистить дорожки, привести в порядок заброшенные лужайки... Да видно некому.
Дом с темными окнами, поросшей мхом крышей и торчащей из нее мертвой трубой стоял в дальнем углу участка. Он был мертв, как и всё вокруг. Такие участки есть в каждом садоводстве, они долго мозолят глаза начальству, а потом идут с молотка…
– Заброшка, – мелькнула радостная мысль. – Можно переночевать, а там разберемся!
Холод пробирался под тонкую кожаную куртку, цеплялся за руки, заставляя прятать ладони в карманы. Мужчина еще раз воровато огляделся и осторожно пробрался через дыру в заборе.
Набежавшая туча превратила вечер в черную, смолистую, мокрую хлябь.
Незваный гость быстро подбежал к окну, разбил стекло и пролез внутрь дома. Когда глаза немного привыкли к темноте, мужчина стал осторожно продвигаться по узкому коридорчику, выставив перед собой руки. Коридор был заставлен стеллажами. Высокие полки, уходящие под самый потолок, были заполнены книгами. Мужчина невольно остановился и вдохнул их аромат…
… Тогда, в библиотеке, много лет назад, он тоже чувствовал этот запах. Немного сладковатый, наполненный шуршанием и легким треском спрессованных страниц. Тишина, висящая в воздухе, обволакивала и уносила с собой, заставляя забыть о времени.
Кирилл приходил в библиотеку рано утром, перебирал карточки, выхватывая те, что были необходимы, а потом начиналась магия. Книги, раскрываясь перед ним, захватывали, погружали в свои недра, останавливая внутренние часы, набрасывая полог на циферблаты и зашторивая окна. Когда Кирилл поднимал, наконец, взгляд, то за окном было уже темно, а посетители один за другим покидали читальный зал.
Диссертация, страница за страницей, день за днем подходила к своему завершению...
... Кирилл вздохнул. Да, обонятельная память, говорят, самая сильная. Связав однажды какие-то чувства и запахи, она не разлучит их никогда... Но сегодня к тому ощущению торжества научного знания, рожденного в стенах библиотеки, колючим репейником пристало разочарование, горечь потраченного, передержанного времени. Та работа ушла в песок, степень кандидата наук, столь долгожданная, теперь не значила ничего, потому что сама эта наука в том разрезе, в котором ее изучал мужчина, давно умерла…
… Коридор старого дома вдруг разделился надвое. Одна часть, уходящая влево, заканчивалась дверью, вторая выходила в большую, темную комнату. Мужчина направился туда.
– Неплохо для ночевки! – подумал Кирилл. – Сухо, даже диванчик, вроде, в углу стоит.
Мужчина, потирая руки, двинулся вперед, но вдруг резко остановился. В кресле, повернутом спинкой ко входу, кто-то сидел.
Сердце бешено застучало, ладони вспотели. Кирилл сглотнул и сделал шаг назад.
– Нет, не уходите! Что же вы? – раздался женский голос. – Зачем разбили стекло? Теперь моя кошка убежит на улицу и замерзнет!
В этом звонком, мелодичном голосе не было слышно страха. Женщина говорила уверенно и спокойно, как будто ничего не произошло, как будто Кирилл, словно ночной вор, не проникал в ее дом, всем своим существованием источая опасность.
– Я... Извините, я думал, дом заброшен. Света же не было уже давно. Я... Мне только переночевать, я ничего не возьму...
– Ах, да! Свет! Там, справа, выключатель. Возможно, он еще работает. Ну, смелее!
Она как будто посмеивалась над ним.
Кирилл протянул руку и нащупал на стене тумблер. Комнату залил теплый, желтоватый свет. Тени расползлись по углам и притаились там, наблюдая за происходящим.
– Ладно, я лучше пойду! – Кирилл, внутренне кляня себя за оплошность, уже собрался вернуться на улицу, но не знал, где выход. Женщина, как будто прочтя его мысли, тихо сказала:
– О! Успокойтесь! Все нормально. Отдохните, погрейтесь. Я не против. Дочь приедет только завтра утром, а мне одной порядком надоело сидеть в этой глуши. Располагайтесь, где вам удобно.
– Она ненормальная, что ли? – подумал мужчина. – Мужик разбил стекло, зашел к ней в дом, а она ему хлеб-соль предлагает...
Находиться с сумасшедшей под одной крышей ему вовсе не хотелось, но тут, как будто специально, ливень ударил в окна, рисуя на них змеящиеся, переплетающиеся дорожки.
– Вы, что, не боитесь меня? – хрипло спросил он.
– Нет, отчего же... Немного боюсь, но лишь самую малость. Потом, не думаете же вы, что у меня нет оружия! – она засмеялась. – Хотя, вы скорее жалок, чем опасен. Вы сами не верите в то, что способны причинить мне вред.
Кирилл растерянно шагнул вперед. Ковер поглотил звук его шагов. Женщина даже не привстала, чтобы разглядеть гостя.
– Снимите, пожалуйста, обувь. Ковер будет трудно отчистить!
– Хорошо, – усмехнувшись, Кирилл выполнил просьбу хозяйки.
– Садитесь в это кресло, снимите куртку. Обогреватель работает хорошо, скоро согреетесь.
Только сейчас Кирилл заметил, что комната, в отличие от темного коридора, действительно, была наполнена теплом. Немного душный, сухой от работы радиатора воздух сушил губы, щекоча ноздри запахом нагретой пыли.
Мужчина положил куртку на стул и прошел к креслу. Он внимательно наблюдал за головой женщины. Та лишь немного обернулась, слушая его шаги.
Еще немного, и Кирилл оказался прямо перед ней.
– Я не хотел пугать вас, не хотел портить этот вечер, я...
Горло сдавил спазм, вдох, застряв где-то на уровне диафрагмы, заставил закашляться.
Женщина смотрела куда-то мимо. Ее широко распахнутые, в сеточке морщинок, глаза были пусты.
– Ох... – Кирилл отпрянул назад. Понимание того, что перед ним абсолютно слепая женщина, ударило по голове, заставив покачнуться.
– Вы опять испугались? – женщина миролюбиво покачала головой. – Не стоит. Со мной все в порядке. А вот вы далеки от этого! Так, для начала давайте напоим вас чаем и накормим. Пойдемте со мной, поможете.
С этими словами она уверенно направилась в другой конец комнаты, открыла дверь и прошла на кухню.
Воздух наполнился ароматом свежей выпечки.
– Хлеб как раз испекся, давайте я вам бутерброды сделаю. Будете? – она обернулась, но смотрела чуть вбок.
– Не надо, правда! Я лучше пойду! – Кирилл мечтал уйти отсюда, провалиться сквозь землю, раствориться в воздухе, лишь бы только не видеть этих глаз.
– Зря! Вы себе даже не представляете, как вкусен свой хлеб, как хрустит его румяная корочка, как мякоть, еще дымящаяся жаром, рыхло сжимается под натиском ножа...
С этими словами она ловко схватила прихватки, открыла стоящую на столе хлебопечку и вынула формочку с хлебом. Буханка выскользнула из своего раскаленного плена и опустилась на полотенце.
– Я добавила немного тмина и семян подсолнуха. Сейчас попробуете и скажете, вкусно ли! – женщина взяла нож и осторожно отрезала кусок. В воздух поднялся завиток пара.
– Как вас зовут? Я оплачу ремонт стекла, я не хотел! – словно виноватый ученик, Кирилл мялся с ноги на ногу в проходе кухни.
– Я Лена. Ничего не надо оплачивать. Да и нет у вас денег. Вот бутерброды, садитесь!
Она поставила на стол тарелку с красиво нарезанными бутербродами и налила гостю чай.
– Откуда вы знаете? - злее, чем хотел, спросил Кирилл.
– Ну, это сложно объяснить. У вас запах, извините, неудачника.
– Бред какой-то! - Кирилл в сердцах брякнул ложкой об стол.
– Нет, не бред. Я, когда была зрячая, этого всего не замечала, а теперь словно прозрела, но только внутренним оком, что ли. Вы и двигаетесь как-то так, ноги ставите неуверенно, как будто они у вас устали. И дышите как человек в беде...
Она была права. Целиком, каждое слово было правдой. Дела Кирилла стали совсем плохи несколько месяцев назад. Зарплату не платили, его проекты никого не интересовали, росли долги по кредитам. Черная полоса, разлившись, лопнув зловонным нарывом, залила его жизнь, впитываясь в каждую клетку тела своего хозяина.
– От вас пахнет безысходностью, – вдруг продолжила Елена. – Это зря. Неужели все настолько плохо? И как вы оказались в наших краях?
– Я просто ушел. Не знаю, наверное, повредился рассудком. Слишком много проблем. Денег все равно нет и не будет. Я кругом должен. Жизнь жестокая штука, знаете ли. Одним все, а другим...
Тут он осекся, вспомнив, что перед ним сидит совершенно слепая женщина.
– Извините...
– За что? – она пожала плечами. – Вы напрасно жалеете меня. А сколько вам нужно денег?
– Много. Я хочу хорошо жить. Я не хуже других, я старался, учился, от многого отказался в молодости. А теперь никому не нужны ни мои знания, ни мой авторитет. Смели, растоптали, выкинули. На мое место пришли дельцы похитрее, вот и вся песня. Вы, я смотрю, тоже живете не ахти как!
– Знаете, – она немного помолчала и продолжила. – Я тоже когда-то хорошо зарабатывала. Высокая должность, денег было много, я могла позволить себе отдыхать в лучших отелях, заказывала еду из ресторанов. В общем, не бедствовала. Но это все мишура. Скомкать и забыть!
– Почему?
– Потому что за деньгами нет теплоты и добра. Они бездушны. Я это только потом поняла. У меня был роман. Он – женатый мужчина, как водится, – Лена улыбнулась. – Красавец, галантный такой. Мы работали вместе. Ну, я забеременела. К слову сказать, специально. От него мне ничего не было нужно. Только чтоб ребенок был. Мой ребенок. Всю беременность врачи пугали меня. Если сделать кесарево, то я могла умереть на операционном столе из-за проблем с кровью. Рожать как все, ну, вы понимаете, было тоже опасно, потому что зрение и так слабое... Знаете, последнее, что я видела, это улыбка моей новорожденной дочери. Она была такая милая, сладкая... А потом наступила чернота. Было страшно, очень. Но я ни о чем не жалею. Я осталась жива, моя дочка не сирота. Я обнимала ее, пела колыбельные, гладила животик, когда были колики. Она звала меня по ночам, когда было страшно, и я приходила. И это счастье. Я не вижу, какой красавицей она выросла, но я чувствую, что она прекрасна. Ее улыбка до сих пор снится мне по ночам. Та, младенческая, самая первая. Она радовалась, что появилась на свет и что мама рядом...
Кирилл замер, слушая рассказ этой странной женщины.
– Но разве вы не держите зла на врачей, что не помогли вам? Неужели, ничего нельзя было предпринять? Они сделали вас калекой! Да это просто халатность! На вас махнули рукой, теперь вы инвалид.
– Раньше да, мне было горько от того, что со мной стало. Я долго училась быть слепой среди зрячих. Трудно было начинать все с самого начала. Читать, писать, передвигаться по дому. Мама помогала. Спасибо ей... – Лена вздохнула. – А потом злость на судьбу ушла. Некогда стало злиться. Я как-то адаптировалась. Опять появились дела. Я добилась многого из того, что положено слепым. Обращалась в фонды, консультировалась, училась.
– Но теперь вы сидите здесь, в этом старом, прогнивающем доме, одна! Слепая, жалкая и никому не нужная! Я же вижу! Сад заброшен, к вам никто не приехал, хотя сегодня выходной. Судя по вашему виду, вы, извините, давно не были в салоне красоты. Вы живете в иллюзии, что все хорошо, что счастливы, и больше вам ничего не нужно. А на самом деле вы давно потерялись, вас затоптали, как и меня! Отец не захотел больше помогать мне. Сказал, чтоб я добивался всего сам. А ведь мог, не обеднел бы! И теперь я таскаю чужой металлолом, залезаю в чужие дома и жду, когда, наконец, меня посадят. Это и есть правда. Жизнь несправедлива, жестока, она сметает, сжимает, а потом выплевывает на обочину.
Он скомкал салфетку и с силой бросил ее на пустую тарелку. Злость и бессильная обида захлестывали разум, заставляя метать слова как дротики.
– О! Сколько в вас обиды! Я не знаю вашего отца, не могу ничего сказать, прав ли он был. Я знаю одно – жизнь, ну, или, Господь, если вы верующий, никогда не дает нам испытаний больше, чем мы можем выдержать. А уж как мы выйдем из положения – целиком зависит от нас. Этот дом я люблю. Здесь есть все, что мне нужно, не более, но и не менее. Я люблю сидеть в комнате и слушать, как за окном падают яблоки, шелестит листва, как шустро бегают по утрам птицы на крыше. Я явственно чувствую, как один месяц сменяет другой. Вы никогда не замечали, что у каждого из них свой аромат? Я рада, что рядом со мной есть моя дочь. Моя любовь слепа, но я читаю мою девочку по дыханию. Так было с самого начала. Вам просто, видимо, не ради кого стараться. Найдите свой смысл жизни. И все наладится!..
Чай давно остыл, за окном шел проливной дождь, выбивая безумный ритм по крыше дома.
Кирилл долго еще сидел за столом, глядя в пустоту. А Лена пошла спать. Она знала, что этот мужчина не причинит ей зла. Чувства никогда не подводили ее…
Чудовищное совпадение, хитрая судьба или случайность свела этих в этом старом доме, сказать трудно. Лена, потерявшая зрение на пороге своего материнства, Кирилл, взращивающий обиду на своего отца и мстивший ему за это, нарушая закон...
У каждого из них свой путь, который нужно пройти до конца...
Утром, еще до того, как Лена спустилась на кухню, Кирилл наколол во дворе дров, закрыл досками разбитое окно, приготовил женщине завтрак и ушел.
Возможно, он изменит свою жизнь, пока еще не поздно. Пока его душа не ослепла от пустоты и отчаяния.
А Лена будет жить дальше, укрывшись мягким покрывалом темноты, потому что ее сердце зорко, потому что есть, ради кого...