Оксана осторожно открыла калитку и выскользнула за ограду. Мама полола грядки под чутким руководством бабушки. Около часа её точно не хватятся, а за это время она успеет отыскать фею. Деревенские ребята говорили, волшебство не показывается городским, но разве такое может быть, что чудеса не для всех? Восьмилетняя Оксана отказывалась в это верить, тем более, у неё есть очень важное желание.
Быстро перебежав просёлочную дорогу, Оксана вступила на узкую тропинку, вьющуюся в тени акаций, растущих рядом с железнодорожным полотном. Бабушка строго-настрого запретила ей сюда ходить, пугая диковинными чудовищами, спрыгивающими с товарных составов. Оксана никогда бы не ослушалась, но мальчишки сказали, что фея появляется лишь в июне, в последнее воскресенье месяца, и очень боится взрослых. «Странная какая-то…– подумала она и насторожено огляделась. – Вроде никого, просто ветер ветви колышет, да шелестит листьями, а всё равно жутко… Эх, переполох будет, когда заметят, что меня нет. Но если я смогу вернуть папу, то никто не станет ругаться».
Предупреждающе загудел поезд. Оксана остановилась, автоматически считая проезжающие вагоны. Освоенный недавно счёт требовал постоянной практики. Дальше по широкой тропинке ей надо пересечь небольшой лес и дойти до озера. В жару бабушка часто водила внучку этой дорогой на городской пляж. До озера Оксана дошла быстро, затем зашагала вдоль берега в сторону заброшенного военного стрельбища, отыскивая старую ель, о которой говорили мальчишки. «Именно там, в большом дупле, живёт настоящая лесная фея, – подумала она с восхищением. – Конечно, чаще всего сказки придумывают взрослые, но я чувствую, она существует!».
Серые каменные глыбы, испещрённые трещинами, уходили ввысь, внизу остались ржавые железные круги-мишени и тёмная вода пруда, тихо шелестевшая о песок. В сердце девочки проскользнул страх. Она одна и, в случае чего, никто не придёт на помощь.
– Я должна вернуть папу, – решительно сказала Оксана и мысленно добавила: «Нам с мамой так его не хватает… Она постоянно плачет и мне кажется, что вместе с папой пропала и она… А я их так сильно люблю!».
Старая ель оказалась не у кромки воды, как говорили ребята, а на высокой скале. Дерево стояло, уцепившись узловатыми корнями за камни, и под резкими порывами ветра тяжело, поскрипывая, вздыхало.
«Зря спускалась, – нахмурилась Оксана. – Зачем ребята врали? Если не хотели рассказывать, то молчали бы, а не придумывали. Обидно. Считают меня глупой малявкой, которая побоится выйти в лес. Не говоря уж о том, что я – городская, значит, обязана блудить в трёх соснах». Она пренебрежительно фыркнула, а затем задумалась: «Возвращаться, поднимаясь по знакомой тропе – долго, лучше взберусь вон там. Уступов много, цепляться удобно. Справлюсь, не зря же меня папа мартышкой называл».
Оксана карабкалась вверх, руки и ноги устали от напряжения, но она не собиралась сдаваться. Из-за холода камня и брызг воды, её пальцы стали менее цепкими и норовили соскользнуть с намеченного пути. Но она должна добраться до волшебной ели и попросить. «Фея сейчас смотрит на меня и видит, что я достойна её чуда», – думала она, подбираясь всё ближе… Она даже не поняла, как так получилась, что она сорвалась. Не было страха, лишь удивление и чувство полёта. Вниз, быстрее, ещё быстрее. Порыв ветра огромной силы подхватывает её и мягко укладывает на землю.
– Тебе рано умирать, – раздаётся еле слышный шёпот и рядом с девочкой появляется красивая рыжеволосая девушка с чёрными крыльями.
Оксана осторожно садится на землю, ноги предательски дрожат. Она смотрит на странную незнакомку в чёрном комбинезоне и на растворяющиеся в воздухе крылья.
– Я только хотела попросить вернуть папу… – Из глаз девочки льются слезы, осознание того, что могло случиться приходит внезапно, заставляя сердце сжаться в испуге. – Ты – фея? А куда пропали твои чудесные крылья?
Незнакомка грустно улыбнулась и ответила:
– Крылья даны, чтобы летать, а я сейчас на земле… Никто не поможет тебе вернуть того, кто давно умер.
– Но ты ведь меня спасла, – удивилась Оксана.
– Спасла? – эхом повторила незнакомка, и на её лицо легла тень. – Нет, но я дала тебе время… – За её спиной воздух дрогнул, и стала появляться темнота, сгущаясь, она превращалась в крылья.
– Не улетай! – закричала Оксана. В её душе росла паника и какая-то чуждая пустота.
– Мне пора… И знай, мы обязательно встретимся, теперь ты одна из нас.
-//-
Людмила суетливо накрывала на стол, про себя перебирая нелицеприятные слова в адрес дочери: «Пригласила гостей, а сама к Галке с утра рванула, решив, что времени вагон и всё успеет. Как всегда, полная безответственность! Двадцать три года, а в голове ветер. Особенно тогда, когда это не касается работы. Хоть бы поскорее замуж её выдать. Случись что со мной, пропадёт ведь…». Людмила не боялась того, что дочь не заработает себе на жизнь. Оксана окончила университет с красным дипломом и устроилась на работу химиком-аналитиком в санитарно-эпидемиологическую службу. Но вот в личной жизни… Она тяжело вздохнула и вновь приблизилась к окну.
– Что же так долго? – расстроено прошептала Людмила, не увидев знакомой зелёной десятки. Зачем понеслась к Галке? Ну, не смогла приехать и не надо… Так нет же, видите ли, обязательно надо в день рождения с близкими людьми встретиться! Раз Оксанке что-то втемяшится в голову, то обязательно осуществит. В отца пошла.
Её голос дрогнул. Дмитрий умер пятнадцать лет назад, а она до сих пор безумно по нему скучала. Одна радость в жизни осталась – дочка. Умница и красавица. Оксана появилась в их жизни, когда далеко за плечами осталось молодость, а они перешагнули тридцатипятилетний рубеж. Она росла жизнерадостным, активным и настойчивым ребёнком. Рано начала говорить и нравоучать несмышлёных родителей… Дмитрий обожал дочку, и даже его взрывной характер и ослиное упрямство никогда не затрагивали их светло-русое чудо с голубыми глазами… Потом несчастный случай на заводе. Никто не виноват, а его не стало.
– Что это я, – пробормотала Людмила, отгоняя серую пелену тоски. – Сегодня праздник!
К четырём часам она с довольным видом обозревала гостиную. Стол с белоснежной скатертью ломился от угощений. Салаты четырех видов, которые они с дочкой утром строгали, домашние фирменные соленья, свежая клубника, аккуратные маленькие бутерброды и аппетитные, румяные пироги. Нарядные красные гвоздики распространяли еле уловимый аромат, создавая атмосферу праздника. Людмила всегда покупала именно эти цветы, связанные нитями памяти с ушедшей молодостью и минутами радости.
– Последний штрих и всё готово, – улыбнулась она и поставила рядом с букетом маленькую бархатную коробку, где лежала золотая подвеска с голубым топазом. – Думаю, ей понравится.
Людмила Петровна поправила еле заметные складки на скатерти, переставила блюда, а потом, не выдержав, схватила мобильный телефон. Она старалась лишний раз не звонить, понимая, что душит её своей заботой, но сейчас сердце противно ныло, да и через час уже гости будут, а её всё нет.
– Не слышит, видимо. Так часто бывает, – успокаивала она себя, отгоняя дурные мысли. – Эх, совсем нервы ни к чёрту стали. – Криво усмехнулась она и вспомнила слова дочери: «Мама, прекрати переживать по любому поводу. Пей валерьянку, отвлекайся, ты мне нужна живая и здоровая».
В кухне установился лёгкий запах настоя валерьяны, Людмила сидела на табуретке и с отчаянием шептала:
– Не помогает. Ничего не помогает. Оксаночка, где же ты? Только бы ничего не случилось!
Её память всколыхнулась и показала тот день, когда погиб Дима. Утром они смеялись и планировали отпуск на море, днём с Оксаной рисовали папе подарок, а вечером раздался телефонный звонок, разделивший жизнь на «до» и «после». Людмила без страха взяла бы на себя грех и последовала за мужем, если бы не дочка.
– Боженька, ну, пожалуйста, пусть она позвонит!
-//-
«Эх, надо было раньше выехать, а то скоро гости придут… Опять за меня мама отдувается», – Оксана вздохнула и надавила на педаль газа. «Десятка» послушно набрала скорость. Пейзажи за окном ускорили бег, поочерёдно сменяя друг друга, словно в покадровой съёмке. Пушистые ёлки, стройные с горделивой осанкой сосны, аккуратные, изящные берёзы. Хлопья снега завешивали белёсым покрывалом окружающий мир, делая его похожим на иллюстрацию к новогодней сказке. Оксана невольно отвлекалась от нудной ленты асфальта и любовалась открывающимися видами. До города оставалось совсем немного, машина бодро неслась по трассе, оставляя после себя маленький снежный буран.
Зазвонил мобильник, Оксана отругала себя за то, что вновь забыла нацепить гарнитуру, и полезла в сумку, стоящую на соседнем сидении. Она почти нашла вибрирующий и кричащий «самсунг», когда тот неожиданно замолчал. Оксана буркнула что-то нелицеприятное, подняла голову и увидела серую пушистую дворнягу с лопоухим щенком, перебегающих дорогу. Она резко выкрутила руль и нажала на тормоз… Остальное Оксана помнила смутно, словно обрывки чужих воспоминаний. Пронзительный визг шин, состояние полёта, сильный удар, звон бьющегося стекла – всё слилось воедино в последнем хороводе её жизни. Резкая, разрывающая на части боль ослепила её сознание, а затем уступила место приятной невесомости. Оксана почувствовала себя такой лёгкой, светящей от непонятной, неведомой эйфории. Она рванулась к небу, радуясь снегу, тучам, ветру и совсем не ощущая холода…Где-то рядом завыла собака. Протяжно и так тоскливо, что Оксана замерла, а потом камнем свалилась вниз. Картина, представшая перед её глазами, стоила любого кошмара. Груда искорежённого металла, нелепая, жалкая фигурка человека, зажатого в железных тисках и красные капли на снегу.
«Я умерла», – чётко осознала Оксана, витая рядом с местом аварии. Она ничего не чувствовала, лишь понимала, что её путь оборвался слишком рано и многое так и останется несделанным: выйти замуж, родить ребёнка, увидеть океан. Должно быть обидно… Вскоре приехали инспекторы ДПС, спасатели и врачи. Оксана наблюдала за тем, как её тело вытащили из искорёженной машины, погрузили на носилки и в скорую. Ей пришлось устроиться рядом, так как она абсолютно не представляла, что делать дальше. Белого светящегося коридора не было, никто не звал её приятным голосом в заслуженный рай. Её просто не стало, а миру на это было плевать.
Морг, куда доставили тело Оксаны, находился в подвальном помещении старой больницы на окраине города, представляющей собой небольшое невзрачное пятиэтажное здание. Залетать туда ей не захотелось, уж больно уныло и несчастно выглядели обшарпанные двери и лица людей, выглядывающих из окон. Оксана удобно устроилась в пушистой кроне большого тополя. Она сама не знала, почему считала, что стоит быть рядом со своим телом, возможно, по привычке.
Раздался то ли всхлип, то ли неуверенный крик. Оксана насторожилась. Ещё раз, но более громко. «Похоже на младенца», – подумала она и, заинтересовавшись, подлетела поближе. На втором этаже справа сквозь стекло Оксана увидела молодую женщину, держащую на руках малыша и смотрящую на него с трепетным восхищением. «Живые… А я мертва… У меня никогда этого не будет… Никогда и ничего, – подумала она и почувствовала жаркую волну боли. Следом замелькали картины из прожитой жизни, каждый нюанс, вплоть до одежды и первых игрушек. – Я опять всё чувствую и помню. Боже, как невыносимо… Лучше бы я окончательно умерла, а не так». Гамма самых разнообразных чувств разрывала её на части, она рванула прочь от больницы, желая улететь от всего на свете. Сильный ветер подхватил Оксану, игриво увлекая за собой, просачивался сквозь неё, щекоча и утешая. Он шелестел о свободе и покое, звал примкнуть и отправиться странствовать. Но отголоски городской жизни, шум суеты, обрывки разговоров не отпускали, заставляя остаться. Оксана принадлежала им.
-//-
Тишину квартиры нарушил телефонный звонок. Людмила от неожиданности вздрогнула и вскочив с дивана, где прилегла немного отдохнуть, побежала снимать трубку… За несколько секунд жизнь пронеслась перед её глазами и замер один момент: маленькая Оксанка тянет к ней пухлые ручки и шепчет «мама, я тебя люблю!».
– Нет! – закричала Людмила и, упав на пол, стала раскачиваться из стороны в сторону.
Как она в эту минуту призывала смерть, умоляла её забрать и проводить к дочке. Разве мать может пережить своё дитя?
Людмила не сознавала, что она делает и зачем, сколько уже лежит на диване и смотрит в потолок. Внутри неё воцарилась пустота. Запах цветов и еды вызывал тошноту и раздражение. Зачем жизнь, если её больше нет? Она была всем… Слёзы струились по лицу, разъедая кожу и не принося облегчения. Она потеряла счёт времени, день сменился ночью, ночь утром. Людмила не шевелилась и не плакала, просто существовала, отдавшись горю.