Художник Loketski о своём возвращении и скрытом послании петербуржцам
Уличный творец с открытым сердцем и закрытым лицом. Он не гонится за славой, но хорошо узнаваем. В его работах читается скрытый смысл, а для него важнее самовыражение. Источником вдохновения для Loketski может стать любой объект городской среды, будь то стена, камень, заколоченная дверь или строительный мусор. Художник рассказал «Скамейке» о том, как Даниил Хармс вдохновил его перенести свое творчество на улицы и почему стрит-арт не нужно согласовывать с властями.
В одном из ваших интервью вы говорили, что готовы побеседовать о чем угодно, кроме вопросов, касающихся вашей личности. А вообще вы охотно общаетесь со СМИ?
У меня нет в этом плане никаких ограничений. Если меня просят, и если у меня есть возможность — то да, общаюсь. В разной форме: где-то полноценное интервью, где-то комментарии.
Для вас важно, чтобы люди не ассоциировали ваше творчество с вами — это единственная причина, по которой вы сохраняете анонимность? Что изменится, если зритель будет знать вас в лицо?
Людей всегда больше интересует герой, нежели то, что он делает. Какие-то его черты, личность, характер. Мне очень часто задают личные вопросы, но я понимаю, что, зная какие-то факты обо мне, люди будут совершенно по-другому смотреть на то, что я делаю. Есть и другие причины — это возможные штрафы за то, что я где-то что-то нарушил своим рисованием.
Еще я бы не хотел, чтобы люди, с которыми я общаюсь в обычной жизни, знали меня как автора этих работ, не хочу, чтобы они обсуждали это между собой. Кроме того, если я буду себя демонстрировать, то буду вынужден следить за тем, как я выгляжу, заморачиваться насчет своего внешнего вида. Не хочу тратить на это свои силы и время.
Вы принципиально не подписываете большинство своих работ?
Люди видят мои работы в Интернете, соцсетях и там же видят, кто их автор. Поэтому мне не нужна моя подпись. Но до Интернета, конечно, без нее было бы не обойтись. Сейчас, если я ее оставляю, то это рассчитано на тех, кто сталкивается с моим творчеством непосредственно на улице.
Конечно, было бы здорово, если бы мне всегда удавалось добавить к объекту свою подпись так, чтобы она не нарушала его композиции. Но иногда она выглядит чуждо и неуместно, так что я ее редко оставляю.
Вы говорили о памятнике «Шар желаний», который расположен на углу Чайковского и Ленина, как об отправной точке вашего творчества. Почему все началось именно с него?
В этом районе я проводил свое детство, эти дворы мне близки, с ними связано много воспоминаний. И я помню, когда там появился этот шар. Я люблю творчество Хармса, и мне было обидно, что у него нет официального памятника, кроме нелегального мурала, который нарисовал Паша Кас на доме, где жил Хармс. Так что своей работой я хотел отдать дань памяти писателю.
Шар у Хармса — один из сквозных образов. Цитата «Постепенно человек теряет свою форму и становится шаром. И став шаром, человек утрачивает все свои желания», как мне кажется, очень хорошо подошла. Неделю где-то провисела эта табличка, потом ее все-таки содрали.
Что вдохновляет вас больше — городская среда или творчество других художников?
Я хорошо знаком с творчеством современных художников, и иногда оно рифмуется с моими собственными мыслями. Я могу это все как-то скомпилировать и создать нечто новое на улице. Но объекты, которые я вижу на улицах — разный строительный хлам — это главный источник вдохновения, потому что это готовая форма. Остается лишь придать ей смысл. Это максимально эргономично, на мой взгляд, потому что мне не нужно создавать этот объект, тратить энергию, время, силы, деньги… Я просто нахожу вещь, оформляю на свой вкус и даю ей название. Это достаточно легко и быстро особенно для человека, у которого есть основная работа, личная жизнь и постоянный дефицит свободного времени.
Вы заранее планируете то, что хотите сделать, или это происходит спонтанно — видите объект, поверхность и сразу понимаете, что хотите что-то на них изобразить?
Я записываю идеи, которые приходят мне на ум. Они не всегда привязаны к конкретным событиям в жизни страны, но бывает так, что что-то происходит, и я понимаю — сейчас самое время пойти и сделать ту или иную работу, потому что потом она будет неактуальна. То есть, идея, как правило, рождается раньше, потом для нее находится подходящий объект.
Вы против того, чтобы согласовывать стрит-арт с местными властями. Ваша работа «Скрижали» как раз об этом. Суть уличного искусства для вас в том, что оно мимолетно, так как работа может быть закрашена коммунальщиками в любой момент. Тем не менее, к одной из своих работ вы приставили человека для ее охраны. Почему?
Потому что этот рисунок быстро закрасили, а люди, которые живут в этом районе, писали мне, жаловались, что не успели сфотографироваться с ним. Я прислушался, нарисовал все заново и на один день нанял человека, чтобы он стоял и охранял эту работу. Впрочем, через пару дней ее закрасили снова.
Как вы относитесь к так называемому «баффу» — «творчеству» коммунальных служб, которые закрашивают граффити? Ведь это тоже по-своему живописно — разноцветные заплатки на городских стенах. Баффу даже посвятили страницу в инстаграм.
Спокойно отношусь.
Дело в том, что в 2018 году на фестивале стрит-арта «Карт-бланш» в Екатеринбурге произошла такая история: один из художников начал закрашивать работы других ребят. Он мотивировал свой поступок тем, что «бафф» — тоже своего рода стрит-арт, и ни один уличный художник от него не застрахован.
Да, я об этой истории слышал. Если он называет себя художником или пытается как-то оказаться в одной среде с другими художниками, но при этом выступает как аннигилятор искусства, то он, по-моему, обманывает себя и других. Я не вижу в уничтожении произведений искусства факта искусства, если это делает другой человек, не автор.
Иногда сам художник уничтожает свое творение, но это принципиально иное. Тот же Бенкси сам разрезал одну из своих работ прямо во время аукциона. Но если это делает человек со стороны — я не могу признать это искусством. Уличные художники демонстрируют свое творчество совершенно бесплатно, отвлекаются от основной работы, приносящей доход, чтобы сделать что-то на свои средства, желая порадовать окружающих.
Ладно просто коммунальщики, какие-то обозленные жители района, администрация закрашивает стритарт. Мы к этому привыкли. Но когда человек, называющий себя художником, прикрываясь резиновым понятием современного искусства, сознательно портит работы других, не создавая ничего своего, — это просто свинство. Может, через какое-то время уничтожение чужих работ тоже признают искусством, но сейчас этому человеку просто наваляют. Я бы точно навалял.
Не все ваши творения исчезают, что-то сохраняется и продается на аукционах. Это не противоречит вашему представлению о стрит-арте?
Если создаю небольшой объект, который хорошо впишется в интерьер, и кто-то захочет получить его как частичку моего творчества для себя, а я взамен получу средства к существованию — это нормально и вполне логично. Как художник пишет холсты, продает их, так и я иногда делаю объекты и выставляю их на аукцион.
Какую из своих работ вы выделяете среди других?
Во-первых, «Скрижали» — cчитаю ее своей программной работой, так как она максимально лакончино и точно определяет само понятие стрит-арта.
Во-вторых, работа под названием «Сеть», где я совместил изображения патриарха Кирилла и полковника Сандерса из KFC. Мне кажется, получился очень сильный образ.
Еще одна работа — это Стивен Хокинг на заколоченных дверях Пулковской обсерватории. Она была спонтанной, от идеи до воплощения прошла всего одна ночь. Я сделал трафарет, поехал, бродил там среди научных сотрудников, шатающихся по территории обсерватории. Нашел эти двери и понял, что рисовать нужно здесь и сейчас.
Часть ваших работ была выполнена в Парнасе. Как жители района отзываются о том, что вы делаете?
Поначалу реакции были очень разные, было много недовольных. Сейчас негатива практически нет совсем, наоборот — я чувствую полную поддержку и одобрение.
В Шушарах вас попросили сделать что-то, что привлекло бы внимание властей к проблемам района — отсутствие инфраструктуры, неудобное расположение станции метро. Позже там появился новый объект — «Колумбарий надежд». Какова история его создания?
Колумбарий сделал не я. У меня тогда не было времени на это. Активисты Шушар очень надеялись на мою помощь и поддержку, присылали фотографии стен, просили их расписать. Я им говорю: «Ребята, мне стена не нужна. Я мыслю не плоскостью, мне нужен какой-то интересный объект, у которого форма была бы оригинальная». И вот они мне присылают фото этих П-образных плит, лежащих друг на друге. Выглядит как настоящий колумбарий! Написал им об этом. Они: «Точно, класс, спасибо!» И исчезли. Через некоторое время появляется эта работа совершенно в моем стиле, прекрасно сделанная, в базовых цветах — белый черный, красный, гвоздики лежат… Я и сам не сделал бы лучше!
Бывает ли так, что стрит-арт становится причиной положительных изменений в жизни района или общества в целом?
Моя работа с KFC появилась на момент сбора подписей против постройки храма. Подписей собрали много, и я уверен, что моя работа, которая оказалась в СМИ и соцсетях, дала необходимый фон и стала своеобразным «флагом» этого протестного движения. И эта стройка не началась, сейчас она заморожена. Возможно, к ней вернутся, но, если это произойдет, мы снова будем бороться. Может быть, они давно бы все построили, если бы не было нашего однозначного и яркого «нет».
Сам по себе стрит-арт, к сожалению, не так эффективен. Да, жители района его видят, но этого мало. Он начинает работать, когда попадает в соцсети и СМИ. Широкая публичная огласка заставляет чиновников шевелиться, прислушиваться к мнению людей. Если раньше они втихую что-то решали, то после резонанса в СМИ идут на диалог. И это уже очень много значит.
А как вы делали вашего знаменитого «Цезаря»? Ведь нужно было не только раскрасить, но и привезти, разместить скульптуру так, чтобы вас не заметили.
По поводу привезти и разместить — это гипс, он легкий. Купил я Цезаря в магазине для художников, дома покрасил, потом вышел на улицу, покрасил постамент, перенес эту голову на постамент. Приклеил, засиликонил, сфотографировал, снял видео. Все довольно просто. Это делается либо ночью, либо ближе к утру, когда все уже вернулись из гостей, но еще не вышли гулять с собаками.
В ваших работах очень часто встречаются темы, связанные с проблемами благоустройства. Действительно, для многих новых районов не только Петербурга, но и других городов это больная тема. Существует мнение, что в будущем такие районы рискуют превратиться в настоящее гетто — благополучные и состоятельные жители переедут в более комфортное жилье, останутся люди с низким достатком, маргиналы. Вы согласны с этим?
Не знаю, так ли это. Не могу так далеко смотреть в будущее, но могу предположить. У нас есть такой вид недвижимости, доступный, минимальный по вложениям — комнаты в коммуналках. Можно ли сказать, что там один только маргиналитет живет? В том же центре, например? Там совершенно разные люди.
Например, есть у нас семь комнат. В двух — студенты, еще в двух — узбек-дворник, азербайджанец с рынка, потом старушка местная, менеджер по продажам, начинающий художник. Маргиналитет? Нет. Да, достаток, у них, по-видимому одинаково скромный, и каждый из них может себе позволить только такое жилье.
Но ведь эти коммуналки существуют давно, они не превратились в гетто и не считаются абсолютно неблагополучными. То же самое и с новыми районами окраин — здесь живут и будут жить очень разные люди, которых объединяет только уровень достатка.
В своем Инстаграме вы говорили, что любимые места в Петербурге — это Парнас и «Севкабель Порт». Где еще вам нравится бывать?
Я люблю весь исторический центр Петербурга. Особенно Васильевский остров и Петроградскую сторону — это душа нашего города.
У вас есть работа для сети магазинов «Спасибо» — вы оформили контейнер для приема одежды. Не так часто в ваших работах встречается месседж, связанный с экологическими инициативами. Планируете делать что-то еще на эту тему? Эта проблема сейчас активно обсуждается, особенно в связи с глобальным потеплением.
Готовых идей нет, и я не могу сказать, что тема экологии для меня сейчас наиболее актуальна. Я эту проблему осознаю, я понимаю, что она существует, и стараюсь делать, что могу.
Например, я всегда убираю вокруг своих объектов. Первое, что я делаю — это собираю там мусор, иногда по нескольку раз. Потом могу передумать что-то делать, объект снова мусором зарастает. Я возвращаюсь к нему и убираю снова. Каждый из нас должен в первую очередь начинать с себя.
Я люблю чистоту, и я за то, чтобы наша планета дышала чистыми легкими.
Ваше творчество для вас — это в первую очередь способ самовыражения или инструмент для привлечения внимания к какой-либо актуальной проблеме?
Конечно же, в первую очередь для меня это самовыражение. Как человек творческий, я могу реализовывать себя в различных видах искусства, но стрит-арт мне ближе всего.
А еще я просто человек, гражданин своей страны, переживаю по поводу всего происходящего так же, как и многие другие люди. И когда делаю работу на какую-то острую тему, вижу живой отклик, понимаю, что я не один. То есть, я хочу в первую очередь привлечь внимание властей, но когда вижу реакцию людей, понимаю, что я не один такой. Это нас сплачивает.
Таких острых тем сейчас очень много. Многие даже перестают читать новости, чтобы лишний раз не расстраиваться и не нервничать. Вы стараетесь каким-то образом обстрагиваться от негатива, который видите в СМИ?
Как раз новости я читаю, чтобы быть в курсе событий. Что помогает мне отвлекаться — даже не знаю. Наверное, со временем весь этот негатив просто перестает прилипать, становишься менее чувствителен к нему.
Среди ваших работ есть те, которые так или иначе связаны с РПЦ или православием в целом. Например, в 2019 году к Пасхе вы создали поздравительный стрит-арт в виде кулича и яиц. А вообще, вы верующий человек?
Нет. Я не верю в Бога, но при этом, как ни парадоксально, я вырос в семье людей верующих. Мне не чужды православные праздники — та же Пасха, например. Печь куличи, красить яйца — это для меня приятная семейная традиция.
Наверное, это в принципе общероссийское явление: не все, кто празднует — верующие, и я, видимо, один из таких. Но это не мешает мне с большим уважением относиться вообще ко всем религиям.
И я никогда не ставлю себе задачу кого-то оскорбить. Мои критические работы направлены на деятельность РПЦ, но никак не на самих верующих.
С точки зрения художника, считаете ли вы, что художественное образование обязательно для тех, кто хочет профессионально заниматься творчеством — создавать свои работы, организовывать выставки? Ведь сейчас появляется все больше самоучек, которые стараются найти себя в творческой профессии, и некоторым это неплохо удается.
Люди, которые не имеют художественного образования, но имеют очень сильный творческий потенциал, который действительно хотят и могут реализовать, они так или иначе будут стараться воплощать свои идеи в создании новых объектов, художественных произведений. А дальше уже какие-то институции, публика поставят этого художника на то место, которое ему подобает. Либо его запишут в учебники, либо не заметят.
А что же тогда в первую очередь делает художника популярным — его творчество или все-таки связи и публика?
Популярность художника зависит от него самого. От того, что он делает, и как он себя подает. Я вам приведу в пример Никаса Сафронова. Это как раз тот художник, которого популярным сделали связи. За счет этих связей он живет, и его картины покупают. Но при этом его в художественной среде никто как серьезного художника не воспринимает.
И обратный пример — Покрас Лампас. Он одновременно сочетает в себе и очень высокое мастерство, и личную харизму. Покрас сознательно создает себя как героя массовой культуры, и он мегапопулярен. Кто сделал его таким? Только он сам. Благодаря умениям, труду и обаянию. У него есть связи, но это связи другого плана — связь с публикой. Так что в первую очередь популярным художника делает его творчество. Но то, как он себя преподносит и взаимодействует со своим зрителем, тоже очень важно.
Фотографии взяты со страницы Instagram Loketski
Материал на нашем сайте: «Жизнь в корне изменилась. А я — нет»
Автор: Глеб Колондо
Городской блог о Петербурге и петербуржцах Скамейка
#стрит-арт #уличные художники #loketski #искусство