"А между нами снег" 108 / 107 / 1
Серж встретился с отцом на следующей неделе. Олег Павлович так надеялся, что отец простит его, но этого не произошло. Когда-то, много лет назад разлад с отцом длился два года. Олег Павлович подумывал о том, что сейчас будет точно также. Его план рушился на глазах. Жить с рыжебородым он уже не мог. Он даже порог этого дома уже не хотел переступать. После последнего разговора с наглым постояльцем даже видеть его не мог. Всё это семейство вызывало отвращение.
— Олег Павлович, миленький, ну правда ведь не зря мы тут. Только посмотрите! У меня к вам серьёзный разговор. Поскольку вы оценили мой вклад в развитие и состояние вашего же дома, прошу о денежном награждении за все года моего тут пребывания. С вашей стороны это копейки, для меня это хорошее подспорье.
Олег Павлович не ожидал такой наглости. Рыжебородый быстро сбегал на второй этаж и вернулся с огромной амбарной книгой. В ней мелким почерком было исписано много листов.
— Вот собственно и мои расходы. Всё расписано. Изучайте, жду вашего решения.
Рыжебородый вложил в руки Олегу Павловичу книгу, а сам встал рядом, и так близко наклонил голову, что они смотрели в книгу оба.
«Горшок чугунный 1 шт. для каши — 0,25
Другая кухонная посуда — 2,20
Пила и колун — 2,5
Кадка и бочка —1,5 (2,5)».
— Вот тут прошу заметить, — рыжебородый ткнул в кадку и бочку. Выторговал своим пением. Представляете?!
— Представляю, — пробормотал Олег Павлович, — я бы бесплатно отдал, чтобы ты заткнулся.
Рыжебородый выхватил книгу.
— Да какой же вы неблагодарный! Я и тут старался, и там, и Алёнушка, скажу вам по секрету, молока дитятке не додала, вам побольше в пирог положила. Вкуснее-то с молоком грудным. От того её пироги самые лучшие, что душа у неё открытая, всю себя отдаёт для других.
От слов о грудном молоке у Олега Павловича закружилась голова, затошнило. Он выбежал из кабинета. Кто-то из детей подслушивал под кабинетом, и открывшая неожиданно дверь ударила любопытного по лбу. Послышался сначала стон, а потом оглушительный ор.
Олег Павлович был уже на улице, он затыкал уши и пытался прийти в себя. Больше стряпню Алёнушки не ел. За отчёт по амбарной книге, само собой, не выплатил ничего.
Иван Григорьевич, выслушав от Олега о составе продуктов пирога, поначалу вытаращил глаза, а потом произнёс, поглаживая живот:
— Если вкусно, то и незачем мне знать из чего. Во Франции я и лягушек ел, живой до сих пор. А тут молоко. Тьфу, придумали же. Ну что за люди такие интересные, полвека прожить, чтобы встретить таких…
Олег Павлович посмотрел на отца Лили и произнёс:
— Ну тебе-то понятно, умом двинутые все такие… Ешьте, что душе угодно, а меня с этого поста снимите. Я, пожалуй, съеду. Будут новости, сообщу.
Но после разговора с сыном всё-таки пришлось вернуться. Нужно было брать себя в руки, как-то продолжать искать Лилю, как-то вызволять её из арабского плена.
Иногда Олег Павлович задавал себе вопрос: «А зачем я всё это делаю? Что мне с того, что она вернётся? Со мной вдруг не захочет быть, а я… А я только пыжусь и среди сумасшедших верчусь…»
Неожиданным был приезд Павла Трофимовича. Таким неожиданным, что Олег бросился к отцу в ноги и долго просил прощение. Павел Трофимович небрежно оттолкнул сына и попросил встречу с Иваном Григорьевичем. Сказал, что всё у него готово для посещения конюшен, которые выстроил сын Ивана Григорьевича Павел.
Олег был против этой поездки. Но всё уже было решено без него. На Ивана Григорьевича надели парик и наряд индийского торговца. Но Олегу всё равно казалось, что узнают Ивана Григорьевича и всё покатится кубарем.
Пока Павел Иванович Покровский прохлаждался в кабаках, Родион Орловский исправно следил за всем хозяйством Покровских. Олег Павлович предостерегал, умолял не соваться в Орловское гнездо, но никто его не послушал.
Продолжение тут
Все-все мои рассказы и повести тут